Ирина Алпатова - Барби играет в куклы

• Название: Барби играет в куклы
• Автор: Ирина Алпатова
• Жанр: Современные любовные романы

---

— Люшь, а он тебе что-нибудь такое говорил? Делился, да?

— Ну про работу — да, немного. Но не про коров, — Люшка тут же отгородилась от возможной вспышки моего гнева длинной узкой ладонью, — про коров это я так, сама придумала.

— А мне вот ничего не говорил, ни пол слова.

У меня было такое чувство, будто я не досчиталась серебряной ложки в буфете после ухода любимых друзей. Ну ладно, не ложки — у меня таких никогда не было, включая буфет, а скажем, одной из моих любимых кукол. И это Лёвчик, которого я считала чуть ли не братом…

Люшка, видимо, догадалась если не про ложки, то про брата, и превратилась в себя обычную — Люшку на каждый день. Она картинно закатила нарисованные глаза и с надрывом вздохнула.

— А чё тебе говорить, зачем? Тебе нужны эти его "пгоблемы"? Ты же у нас маленькая наивная куколка, твое дело быть милой и глупенькой, зачем тебя грузить? — Люшка поразительно точно повторила Лёвчиковы интонации, вот уж по кому театр плачет. Я взглянула на её подвижное, точно резиновое, лицо и, не выдержав, фыркнула.

— Ну ладно, зови сюда плохого мальчика, я его сейчас маленько воспитну, — вдруг заявила подруга.

Вот так всегда. То она говорит одно, то другое, а я уже послушно семеню к двери, на ходу представляя сцену: Люшка сидит за директорским столом, а я — что-то вроде школьной секретарши Кати. Катя, между прочим, тоже не худенькая, а постоянно носит какие-то клетчатые юбочки в складку, и все как раз такой длины, чтобы были хорошо видны её икс-образные ноги с толстыми коленками, которые при каждом шаге трутся друг о друга. Да, хоть ноги у меня не такие.

Подсудимый, против моих ожиданий, выглядел очень даже сносно и охотно пошёл за мной. Ну вот, бедный барашек и не подозревал, что я вела его на судилище. Люшка встретила нашего друга царственным кивком и рентгеновским взглядом. Но и Лёвчик не растерялся — он кротко глянул через очки на судью и, почти ткнувшись ей носом в губы, спросил:

— Ланкомовская? И почём?

Люшка уже совсем было собралась со всеми подробностями ответить на его вопрос но, глянув на меня, вспомнила о своей миссии и повелела:

— Сядь!

Левчик послушно сел.

— Ну и сколько ты вчера выпил?

Мне подумалось, что серьезный разговор нужно начинать как-то не так. В тоне, каким Люшка задала вопрос, было больше любопытства, чем строгости. И вообще, свой некоторый в этом деле опыт она явно измеряла в литрах, и степень Лёвочкиной вины, судя по всему, в них же. Короче, предполагаемая воспитательная акция грозила принять не совсем нужный оборот. Но Лёвчик неожиданно перешел в контрнаступление:

— А что такого? — с невинным видом спросил он. — У меня папа напивался тги газа в год: на май, на октябгскую геволюцию и на гождество. И что? Ничего. Любой мужчина имеет пгаво!

Вот тут я прямо таки с гордостью посмотрела на Люшку. Что, получила? Мне очень даже понравился Лёвочкин довод, тот что про мужчин, я едва удержалась, чтобы ему не поддакнуть.

— И чё ты праздновал конкретно — революцию или Рождество? — не отставала непробиваемая Люшка.

— Это тебя не касается, это личное дело, — твёрдо ответил Лёвчик, — и сколько газ тебе повтогять: или глаза или гот — одно из двух. Ты же не клоун.

Тут уж судебный процесс окончательно забуксовал так, по сути, и не начавшись. Эти двое сцепились по своему обычному отработанному сценарию, а я тихо отправилась на кухню разогревать борщ. Скоро они наорутся, и кто-нибудь обязательно спросит: "А пожрать есть"? По пути я заглянула в ванную — а что если бы я рискнула накраситься, что бы я выбрала — глаза или рот? Левчик говорит, что надо делать акцент на наиболее эффектной детали. Мне и минуты хватило на принятие решения — придется оставить все как есть. Эффектная деталь у меня отсутствует совершенно.

Как я и предполагала, спустя полчаса на кухне произошло общее и полное примирение, тем более что вместе с борщом Люшка съела и ланкомовскую помаду. Да, подумала я, так ей гораздо лучше — рот не та деталь, которую Люшке стоит выделять, он и сам выделяется. Левчик про начало нашей дружеской встречи, как выяснилось, не забыл и поставил точку над "и":

— Не бегите в голову, девочки. Пить я не собигаюсь. Это пошло.

Вот тут я почти совсем успокоилась, потому что знала нашего друга как ярого борца с пошлостью. Еще у меня мелькнула мысль, что мне хотелось бы послушать про Левчикова деда, того самого, который обожал женщин и мою пастушку. Интересно, какие праздники отмечал он и как? Может, пил шампанское из женской туфельки… Тут я совершенно некстати вспомнила про башмачок из моего шкафа и, не удержавшись, хрюкнула. Парочка с удивлением на меня посмотрела, но ничего спрашивать не стала, мало ли чему радуется неразумное дитя.

Потом я проводила гостей, почти без ревности послушав, как они договариваются об очередном совместном походе. Ну и пусть. У меня тоже теперь есть своя личная тайна. Я нашла работу! Вот собиралась им рассказать, а теперь не стану. Пройдёт какое-нибудь время, и я между делом небрежно так упомяну, что тоже не сижу, сложа руки.

Дня два назад я проходила мимо соседнего салона красоты, точнее хотела, как обычно, побыстрей прошмыгнуть мимо, чтобы никто, не дай бог не подумал, что я собираюсь туда зайти. А в этот момент женщина в ярком халатике выпорхнула на улицу и повесила на стеклянной двери белую бумажку и при этом еще и посторонилась, пропуская внутрь древнюю шуструю старушку. Значит, старушке в салон можно — вон как уверенно чешет — а мне почему-то стыдно? Уж бумажку-то прочесть я имею право! И я рискнула ткнуться в неё носом.

Да, вот это, наверное, и называется провиденьем — на листочке черным по белому было написано, что в салон требуется уборщица. Ребята, так вот она я! Обливаясь потом, я потопталась у дверей, решаясь на беспримерный подвиг — войти и сказать это вслух. Дверь показалась мне просто чугунной, но все-таки поддалась. Господи, как хорошо внутри пахло! Вот только куда же мне идти, ведь после уличного света я ничего не вижу! — Что вы хотели? — спросил женский голос, и я поняла — вот оно, сейчас или никогда.

— Я по объявлению, насчёт работы, — прошелестела я, стараясь не смотреть по сторонам, потому что когда мне не надо, я даже без очков могла увидеть что-нибудь лишнее, чью-нибудь усмешку, например. Девушка за столиком была неправдоподобно красивой и жутко уверенной в себе. Еще бы.

— Светлана Ванна, тут вас спрашивают насчёт работы!

Господи, ну зачем же так безобразно орать! Такая маленькая, худенькая, а глотка, как у грузчика из соседнего магазина или почти как у меня. В общем, на зов этой иерихонской трубы откуда-то вышла дама, вроде совсем не старая, скорее совсем молодая и кивнула мне, приглашая следовать за ней. Только не потерять ее из виду! Только не отстать и не заблудиться! Я потрусила следом, уже почти жалея о своем скоропалительном решении. Мне подумалось, что вот прямо сию секунду мне дадут в руки тряпку, а я почти ничего не вижу от волнения, и у меня от всех этих запахов идёт кругом голова…

Через десять минут я вышла на улицу почти что членом коллектива. Я заверила всемогущую Светлану в том, что я аккуратная, вежливая, исполнительная, что у меня нет вредных привычек. Насчет последнего я немного засомневалась, потому что не совсем представляла, что имеется в виду, а если верить Полковнику, так у меня этого дела хоть отбавляй. Но я кивала как китайский болванчик, соглашаясь со всеми пунктами, и только шептала: да, да, хорошо… Я очень боялась, что если строгая Светлана услышит мой голос во всей красе, то уж точно заподозрит у меня какую-нибудь вредную привычку. Итак, со следующего понедельника я могла заступать. Мне так и сказали: заступишь в понедельник… У меня даже под ложечкой засосало. Ничего-ничего, хватит сидеть целыми днями в одиночестве.

На самом деле, думая про одиночество, я имела в виду не совсем это, или даже совсем другое. Я никогда не была в одиночестве, вернее с тех самых пор как у меня появились куклы, а потом еще и Георг.

Короче, мне и в голову не приходило жаловаться и обращаться с мольбами в самые высшие, ну ясно какие, инстанции о перемене своей участи. А уж что-то требовать у судьбы я тем более не собиралась. Но в очередной раз где-то там, наверху, меня не поняли, или поняли, но не совсем правильно и началось. Вот прямо в самые ближайшие дни.

Я занималась уборкой, потому что если уж начинать новую жизнь, то обязательно с чистого листа, а поскольку я не очень понимала, что подразумевать под этим листом в моем конкретном случае, то решила, что пусть это будет чистая квартира. Я старалась изо всех сил. Куклам, смотревшим на моё непомерное рвение не без удивления, я объяснила, что это генеральная репетиция, причем без очков — новые, в довольно модной оправе — мне ещё не сделали. А я, братцы, должна двигаться тихо и плавно, без шума и пыли. И ведь получилось, ну или почти. Овечки могли мною гордиться.