Роберт Кармер - Я - сыр

• Название: Я - сыр
• Автор: Роберт Кармер
• Жанр: Проза

---

Голос: "Он ушел - его здесь нет."

Другой голос: "Я видел, он бежал. Он ранен."

Еще один голос: "Они найдут его - своего не упустят."

Отец. Они говорили об отце. Он ушел. Это крутилось в мыслях.

Шаги. Они громко эхом повторялись в асвальте, впитываясь ухом, расплющенным под тяжестью головы Адама. Щека отекла, она была ободрана. Он лежал лицом к матери. Она была мертва. Голова была заломана под неестественным углом. Он не хотел больше смотреть на нее. Он лежал онемевший, в вакууме, исключающем возможность прохождения звука и попадания его в ухо. Он пытался оторвать голову от тротуара, но у него ничего не получалось. Он хотел закрыть глаза, но они не закрывались. Он больше не мог ее видеть. Он. Не. Хотел. Смотреть. На. Мать. Она. Была. Мертва.

Он ощутил необходимость движения - встать, оторвать себя от тротуара, отвернуться. Он собрал всю свою волю, все свои силы. Асвальт царапал его щеку словно наждачная бумага, когда он делал попытки пошевелиться. Наконец ему удалось медлено повернуть голову и начать двигать глазами...

Т: Что ты видел?

Его. Его - идущего к нему, к матери. Он был во весь рост. Адам смотрел на него снизу, с тротуара. Его рот двигался, когда он приближался. Он все шел и шел...

Т: Говори, это важно.

Он приблизился вплотную, нависая, заслоняя свет. Около головы Адама стояли ноги гиганта или даже поднятые на ходули. До ушей Адама доходили слова, исходящие из его рта: "Он никуда не денется." Но его отец ушел. Ноги сделали пару шагов и остановились около матери, и рот произнес: "Она ликвидирована." Слушая эти слова и не желая их слышать он видел того, кто стоял около матери. Ноги подошли к нему снова и переступили через него.

Т: Кого ты видел?

Грея. Его голос рявкнул: "Быстро двигайтесь. Мальчик - проверьте его. Его еще можно использовать. Быстро..."

Руки ощупывали его тело, но это не вызывало боли. И внезапно сладостная и приятная истома начала засасывать и обволакивать все его тело, унося его куда-то вдаль. И он поддался ей. Лицо налилось тяжестью, горячий компресс лег на глаза. Они вибрировали, словно выдох его матери прошлой ночью в мотеле. Он проваливался в бездну мягко, легко и нежно...

Т: Кто? Кто?

(пауза 5 секунд)

Т: Не исчезать.

(пауза 5 секунд)

Т: Не замыкаться.

(пауза 5 секунд)

Т: Ты очнулся? Очнись!

(пауза 5 секунд)

Т: Подними руку, если ты очнулся.

(пауза 30 секунд)

Т: Пора остановить запись: он в себя не приходит.

END TAPE OZK015

--------------------------------

Я огибаю поворот, и передо мной расстилается Ротербург.

Я, отдохнувший и на легке, кручу педали этим прохладным утром.

Ротербург заброшен и пуст, вокруг ни души, словно его однажды вымели, если это можно так себе представить.

Гоню без остоновки. Руки и ноги работают прекрасно, слаженно, и мне начинает казаться, что человек просто создан природой для езды на велосипеде. Велосипед - это мое второе я. Я для него был рожден.

На моем пути стоит телефонная будка, но я даже не смотрю на нее и не могу себе объяснить, почему ее наличие так мне неприятно и портит настроение. Но оно уже испорчено. Телефон напоминает мне об одиночестве, зияющем как пропасть, как пучина, как черная дыра. Мрак этой дыры тревожит меня. Он готов поглотить меня всего целиком, и я стараюсь об этом не думать. Лекарства всегда помогают уйти от такого рода мыслей как можно дальше.

За следующим поворотом я уже вижу госпиталь. Железные ворота сверкают на солнце. Они недавно выкрашены в безобразный оранжевый цвет, но др.Дьюпонт говорит, что это только грунтовка, на которую вскоре ляжет черная краска. Я направляюсь к ним, и я рад своему возвращению. Ноги немеют, а пальцы зябнут. Я въезжаю в ворота, и меня ожидает др.Дьюпонт. Он всегда ожидает меня. Он рослый и седоволосый человек, у него строгие черные усы и еще у него мягкий и вежливый голос.

- Хорошо, ты здесь. - говорит он, и он рад меня видеть. Я слезаю с байка, расправляюсь, чтобы показать себя во всей своей красе.

Я оборачиваюсь и смотрю через ворота. Как-нибудь я укачу отсюда на своем байке.

- Я не принял лекарств, доктор. - говорю я ему. Холодно, и мое тело начинает пробирать дрожь. Он кладет мне на плечи свои руки.

- Все хорошо. - шепчет он.

Я качу байк по узкой дорожке, что ведет в госпиталь. Др.Дьюпонт идет рядом. Здание госпиталя возвышается на небольшом холме, что перед нами белое здание с черными ставнями на окнах и с колонами на фасаде. Такие особняки обычно встречаются на юге.

- Добро пожаловать, всадник. - зовет меня кто-то. Оборачиваюсь и вижу мр.Харвестера, пожилого человека. У него низкий и хриплый голос. Он улыбается мне, и я ему в ответ. Он косит газоны и делает еще какую-то работу, и всегда хочет с кем-нибудь куда-нибудь съездить - читает книги, разглядывает карты и листает туристические журналы. Но он никогда, никуда и ни с кем не ездит. Красные вены на его лице напоминают карту, что обычно у него в руках.

Мы с доктором проходим мимо, и я внезапно устаю. Всего уже через верх.

- Эй, ну что узнал - спина путешественника? - говорит пастух. Он сидит на веранде со своими дружками - Дабби и Левисом. Они хитрые и верткие парни. Я отворачиваюсь от них. Они всегда придумывают какие-нибудь пакости. Я как-то ехал на байке мимо грядок - др.Дьюпонт разрешает мне это, если я катаюсь не покидая территории госпиталя - Пастух и двое его дружков погнались за мной и столкнули меня с тропинки, и я полетел в канаву. Пастух таращится на меня своими маленькими глазками, когда я прохожу мимо. На его лице самодовольная улыбка. Я не смотрю на него. Эта улыбка мне хорошо знакома. Он постоянно пытается забрать у меня мой портфель. Мы проходим мимо него, и я крепко сжимаю его ручку.

Просторный холл как всегда наполнен запахом сирени. Др.Дьюпонт делает все, чтобы все здесь напоминало дом. "Это не институт - это дом, который принадлежит больным." - говорит он.

Мы входим в холл, и я слышу рычание. Я устал, словно я давно не спал, а когда я слышу рычание собаки, то на меня начинает давить еще и усталость от страха.

"Сейчас, сейчас." - говорит др.Дьюпонт. - "все правильно." - кричит он кому-то в другую комноту: "Сильвер, уйди отсюда - говорю я тебе, убери его с дороги."

Сильвер - это злая и свирепая немецкая овчарка. Он с садистским удовольствием подбегает к людям и сбивает их с ног. Он гоняется за мной, когда я проезжаю мимо на велосипеде.

Мы проходим мимо офиса в конце холла, где сидит Лук. Он работает диспетчером, но иногда Лук помогает в столовой на раздаче еды. Он часто дает мне добавку, что поднимает мне настроение. Я киваю ему, когда мы проходим мимо, и он тоже кивает мне. Его рот всегда занят зубочистками.

Мы с др.Дьюпонтом поднимаемся по ступенькам, и Артур Хайнз свесившись через перила наблюдает за нашим подъемом по винтовой лестнице. Артур Хайнз большой и жирный, и он всегда потеет. Он ничего не говорит, а всего лишь наблюдает за нами и выглядит тоскливо. Он всегда чешется. Артур Хайнз всегда стоит на втором этаже, за решеткой, и его глаза всегда за всеми следят. Я стараюсь не встречаться с ним взглядом.

Мы уже наверху и движемся в направлении моей комноты. Хоть мне здесь и не нравится, я все равно ощущаю себя частью всего, что меня здесь окружает. Я знаю, что Джуниор Варней что-нибудь крадет и, конечно же, все время пытается стащить мой байк. Я знаю о жутких ночных часах и о комноте, где мне задают вопросы. Но я устал, и я рад, что моя комнота меня ждет.

И вот мы в маленькой и комфортной комноте, с голубыми обоями и с золотыми птицами на них. Др.Дьюпонт подходит к моему столу и достает оттуда лекарства. Я проглатываю две пилюли и запиваю их водой.

Я сижу в кресле и смотрю в окно. Вид из окна окаймлен морозной кромкой.

- Мой отец. - говорю я глядя в окно. Оно без форточки, в отличии от окон в другой комноте, в которой я сижу и отвечаю на вопросы. Я надеюсь, что я больше никуда от сюда не уйду.

- Мой отец умер? - спрашиваю я.

- Пожалуйста, - говорит др.Дьюпонт. - Расслабься. Надо дать лекарствам немного поработать, как у нас говорят. - Его голос успокаивает, он напоминает клубничный сироп и не имеет ничего общего с тем голосом, что в другой комноте. Я не хочу о ней думать. Но я продолжаю думать об отце.

- Мой отец умер, не так ли? - спрашиваю я. Я знаю, что мать мертва. Мне это известно. Не знаю откуда, но я это знаю. Но про отца не известно ничего. Не удивлюсь, если вдруг окажется, что он где-то есть, что он жив, ждет и пытается меня найти. Не удивлюсь, если он где-то ранен и ждет моей помощи.

- Все мы умираем. - говорит доктор, его голос вежлив и мягок. - Каждый из нас должен когда-нибудь умереть. - Его голос особенно таков, когда он блаженно разваливается в кресле.

- Мой бедный отец. Он умер или нет? Удалось ли ему уйти?

На лице доктора печаль. Она всегда проступает у него на лице, когда он говорит о моем отце, и я снова осознаю, что он мертв.

Доктор забирает портфель из моей руки, и я начинаю петь: