Моше Бела - Мир Жаботинского

• Название: Мир Жаботинского
• Автор: Моше Бела
• Издательство: Восточная литература
• Жанр: Публицистика
• Год: 1992

Десятки лет прошли с тех пор, как Жаботинский высказал мысли, приведенные в этой книге. С тех пор, как он покинул мир, нашу планету потрясли революции и перевороты, войны и восстания, и все это свершилось с такой силой и такой стремительностью, что никакой смертный не мог их предвидеть. В Восточной и Центральной Европе была уничтожена мощная еврейская община; возникло государство Израиль, героически выстоявшее в борьбе за свое существование, победившее во всех войнах против него, освободившее Иерусалим и землю предков. Мир изменился до неузнаваемости. Но каждый, кто возьмет в руки эту книгу, не сможет не увидеть, что почти все злободневные проблемы нашего времени, служащие предметом дискуссий общественности, занимали и Жаботинского, трактовались им в его трудах и доводились до ведома читателя со всей присущей ему чуткостью, пониманием и убежденностью. Многие его мысли настолько актуальны, что кажется, что они написаны в наше время.

---

Огромное кладбище — от Черного до Балтийского моря — увы, это стало реальностью для миллионов евреев, не захотевших услышать предостережений и призывов Жаботинского...

Нацистский режим постепенно лишает евреев тех государственных должностей, которые были получены ими до аннексии (большинство из них весьма незначительные), и передает эти должности полякам. Еврейские управления, возможно, будут высланы в Люблин или в какую-нибудь другую дыру — здесь важно не место, а статистика, ибо два миллиона ртов скоро будут «вытеснены» из польского хозяйства и три или четыре тысячи еврейских должностей перейдут к полякам.

Если война продлится год или два, вполне возможно, что эти два миллиона пригодятся, и в таком случае не останется больше ни одной проблемы. Но если союзники победят и Польша станет демократической страной с узаконенным равноправием, то два миллиона вернутся из «Люблина» и прочего захолустья и им потребуется от 300 до 400 тысяч рабочих мест, отданных полякам год или два назад. Польша — бедная страна, и после такой войны она будет еще беднее. Представьте-ка подобное в Америке (в соответствующем соотношении): если бы в США прибыли десять-двенадцать миллионов новых иммигрантов в» течение года и потребовали (по праву!) два с половиной миллиона городских рабочих мест для прокормления всех этих ртов.

Было бы странно, если бы человек с Вашим интеллектом не понимал беспомощности демократического законодательства и равноправия в данной ситуации. Прошло время первобытных либералов, которые верили, что с голодом можно бороться посредством введения всеобщего равноправия; люди Вашего круга судили о жизни с просветительской точки зрения, и это требовало от них большей отдачи. Плохо будет, если евреи не поймут, что, когда Польша удостоится восстановления и демократии, потребуется несравненно больше, чтобы обеспечить существование всех изгнанных евреев. И если соединятся евреи, изгнанные и бегущие из других стран, находящихся под властью гестапо,— будет не два, а около трех миллионов; а если война распространится на Румынию и Венгрию — то все пять миллионов.

Все это не связано с «сионизмом» или «ревизионизмом» (кроме работы, которую мы всегда проводили для предотвращения беды, вроде этой); я могу представить, что каждый ассимилянт знает о возможности в данном случае всеобщей ассимиляции, и остается только одно лекарство: разовый исход.

Письмо на англ. яз. редактору «Форвертс» («Вперед», идиш), 10.4.1940.

Духовная эвакуация

«Исходя из сферы духовного влияния неевреев».

Конечно, основное значение термина «эвакуация» у Жаботинского — это необходимость физического спасения миллионов евреев Восточной и Центральной Европы. Но Жаботинский не мог остаться равнодушным и к другому проявлению безразличия евреев к собственной судьбе — теперь уже в Западной Европе, в местах, которые считались традиционно «спокойными» у евреев.

Здесь среди евреев повсеместно торжествовала примиренческая идеология, утверждавшая, что полному «слиянию» евреев с неевреями мешают лишь дедовские суеверия, время которых безвозвратно прошло. Чтобы сокрушить эту идеологию, Жаботинский дал урок истории сионизма, напомнив о временах борьбы сионистов с пророками ассимиляции:

В начале девяностых годов прошлого века hebrajski писатель Ахад-Гаам написал статью «Рабство в свободе», где указал на то, что равноправие, которым пользуются (или тогда пользовались) евреи западных стран, далеко не освободило их от специфической трагедии диаспоры: что они сами эту трагедию чувствуют, сами ее боятся, и сами как бы ощущают себя «рабами». Несколько позже этот же взгляд углубил и популяризировал Макс Нордау в своих речах на первых трех сионистских конгрессах. Он разработал понятие «Judennot» («еврейское горе»). Оно заключается не в том, будто каждого еврея непременно всюду бьют и угнетают. Несомненно есть страны, где еврею живется сносно или даже хорошо. Но если даже там сравнить внутреннее самочувствие у еврея с самочувствием у его соседа того же класса и круга,— то всегда окажется, что у еврея есть какой-то «surplus» горечи, или боли, или обиды, или страха, или просто malaise. Этот вечный излишек и есть Judennot. Иногда он вырастает до размеров массовой катастрофы; иногда он едва заметен снаружи — но он всегда есть, и в нем и заключается проклятие диаспоры; и ничем тут не поможет ни равноправие, ни вариации в температуре общественного антисемитизма.

Очень интересно подошел к этому вопросу менее известный Б. Ворохов — большой талант, к сожалению, рано умерший. По его теории, борьба за равноправие или борьба против активного антисемитизма и необходима, и далеко не безнадежна, тут можно и нужно добиться больших конкретных результатов; но все это только «нормализация галута» (Jalut, ozy Jolus to po hebrajsku «изгнание»; буду употреблять это слово и слово «диаспора» как синонимы). Бесправие, погромы, общественный остракизм евреев — это все ничуть не обязательные черты галута, это только обострения, припадки, аномалии; их можно и нужно устранить — все равно как человек с хроническим бронхитом не обязательно должен схватить воспаление легких. «Нормальный» галут — это и есть диаспора с равноправием, без погромов и без травли: но самая нормальная диаспора не может заменить своего национального chezsei.

Еврейское государство, рукопись, 1936.

Постоянно беспокоясь о судьбах еврейской бедноты, еврейских «униженных и оскорбленных», Жаботинский не мог не беспокоиться и о еврейской интеллектуальной элите — писателях, поэтах, музыкантах, ученых, политиках. Они достигли больших высот в своих областях, прославили страны своего проживания. Но сами эти страны не забыли им их происхождения. Эти люди заплатили полной мерой за свой «смертный грех» — еврейство. Однако даже те, с кого не «взыскали по счету», по мнению Жаботинского, были ущемлены. Какой бы ни была богатой их духовная жизнь, она не могла быть полноценной все из-за того же галутно-еврейского комплекса. Когда еврей Леон Блюм стал премьер-министром Франции (через каких-нибудь 6 лет после этого он угодит в нацистский концлагерь) и был немедленно подвергнут нападкам как «слева», так и «справа»,— мишенью для «критических стрел» было его происхождение. Жаботинский выступил с идеей о необходимости «духовной эвакуации»:

У слова «исход» может быть несколько значений. В применении к одним странам смысл этого слова предельно прост, «географичен»: это массовая эмиграция. Сегодняшняя Франция не из этого ряда. Но существует еще и понятие «духовного исхода»: выхода за рамки нееврейского духовного влияния —-литературы, театра, политики. И совершать такой исход следует, разумеется, по собственной инициативе, не дожидаясь «особого приглашения» в виде пинка.

Идея не нова. С момента, когда разыгралась война с ассимиляторами, мы взывали к еврейской интеллигенции: воротитесь от чужих пастбищ к родным виноградникам! Мы всегда настаивали на том, что гораздо лучше и почетнее скромная трапеза у себя дома, чем самое роскошное кресло «почетного прихлебателя» на чужом пиру. Но главный довод был позитивным: мы должны создать нашу культуру — вот достойная нас задача! Впрочем, и негативный довод звучал не менее веско: что же будет в «конце концов», если все еврейские таланты разбегутся по чужим кормушкам? Трагедия немецкого еврейства — вот развернутый ответ на вопрос: каково воздаяние еврейскому народу и отдельному еврею за его ум, талант, мастерство, гениальность, принесенные в дар чужому народу? За 10 лет до прихода Гитлера к власти француз, англичанин — да и сам немец! — знакомился с современной немецкой литературой по еврейским именам: Шницер, Васерман, Верфель, Цвейг, Фейхтвангер и т. д.— я могу припомнить лишь два исключения (того же уровня) — братьев Манн. Ну, может быть, не будучи специалистом в немецкой литературе, я и ошибаюсь. Может быть, эти исключения — гении нееврейского происхождения — и достигнут 50 процентов. Неважно. Важно, что арийцы усмотрели опасность. И то же самое в журналистике, юриспруденции и т. д. И разве виноват Васерман, что он хорошо писал? Конечно, не виноват, и Леон Блюм не виноват.

Никто не виноват, как не виновата была Сусанна в том, что была красива, ан поди ж ты, неевреи обижаются, а евреи расплачиваются.

Конечно же, проблема Леона Блюма еще и в том, что он ко всему и социалист. Но это не главное, не в этом корень зла. Эпизод с Блюмом — лишь отрывок из современной трагедии «Похождения еврейского народа в райском саду Вавилона». Естественным продолжением должен стать «Духовный исход по собственному желанию». Ибо дальше — «То же, но по желанию других».

«Что же в конце?», «ха-Ярден», 17.7.1936.

Поле нашего творчества внутри еврейства. Мы служим еврейскому народу и не желаем другого служения. Здесь мы не слепы, здесь не ведем народ в безвестную темноту, на добрую волю союзников, которых не знаем, за которых не вправе ручаться. Здесь мы даем народу цель и говорим: у тебя нет союзников — или сам за себя, или нет спасения. Никто на свете не поддержит твоей борьбы за твою свободу. Верь только в себя, сосчитай свои силы, измерь свою волю, и тогда — или иди за нами, или да свершится над тобой судьба побежденных.