Фриц Вёсс - Вечно жить захотели, собаки?

• Название: Вечно жить захотели, собаки?
• Автор: Фриц Вёсс
• Издательство: Новое время
• Жанр: О войне
• Год: 1993
• ISBN: 5-86606-058-2

Фриц Весс (псевдоним) родился в 1920 г. в Вене. В 1938 г. добровольно поступил на службу в вермахт, был курсантом в звании фанен-юнкера, став лейтенантом, принимал участие в оккупации Франции. Как командир батареи он участвовал в наступлении на Ленинград, в сражениях под Тихвином был ранен. Вернувшись после госпиталя снова на фронт, он попал не только в пекло Сталинграда, но и в плен.

В 1950 г. вернулся в Вену, поступил на юридический факультет и получил степень доктора наук. С 1960 г. Весе является директором университета агрикультуры в Вене. В 1960 г. появилась его книга о пребывании в русском плену «Рыба тухнет с головы», а в 1964 г. роман «Немцы на фронте». Но еще раньше, в 1958 г., вышел в свет предлагаемый нашему читателю роман «Вечно жить захотели, собаки?», занимающий особое место в литературе о Сталинграде. Немецко-язычный тираж книги составил более полумиллиона экземпляров. Сенсационным успехом пользовалась и экранизация этого романа.

---

Виссе насчитал семь Т-34. До сих пор он не видел, чтобы Т-34 атаковали в темноте.

Первое, что он может произнести:

— А я думал, что ты не можешь бежать!

— Я, господин капитан, тоже думал, что это последняя твоя гонка, старик Кремер!

Они вот уже больше часа лежат в бетонной трубе, а суматоха наверху все не прекращается.

— Я больше не выдержу этого холода! При тридцати пяти градусах в этой проклятой трубе никто не выдержит.

Капитан со стоном стискивает зубы.

— Ты прав, Кремер, это невозможно выдержать!

Всюду под прикрытием насыпи и забравшись в бункер, сидят изгнанники, которые смогли спастись от уничтожения. Они дожидаются ночи, чтобы скрыться. Там, где их останавливает противник, они не поднимают рук. Прежде чем танки давят их, они стреляют по ним из карабинов.

— Понятно, Гумрак пал, но вы привезли продовольствие? — все остальное майора не интересует.

— Наш фронт отодвинулся дальше, на запад Сталинградский, еще дальше на запад овраг Таловой, а на восток Карповка, Ельчанка. Городище тоже удержать невозможно. В город уже проникли танки противника. Мы получили приказ соорудить следующую линию обороны и настроить оборону на запад против надвигающегося оттуда противника. Мы вместе с вашим боевым отрядом и обеими пушками, прислонившись к Татарскому валу, должны взять на себя правый фланг противника!

— Мой участок длиной почти четыре километра, господин майор! Для обороны у меня в отряде осталось всего девять человек, которые могут передвигаться, и один снаряд для полевой гаубицы на валу!

— Боеприпасы уже запросили! — майор смотрит на часы. Он рассержен. — Сегодня уже поздно! Завтра утром вы прочешете лазареты и пройдете бункер на Татарском валу. Там набралось много сброда из мародеров. Прочешите там. В лазарете тоже полно лентяев! Ваша задача состоит в том, чтобы из сбежавших, больных и легкораненых пополнить свой отряд. Самое позднее завтра после обеда я ожидаю доклада, что вы на своем участке приготовились к отражению атак противника! В восемнадцать часов на боевом пункте минометной батареи состоится совещание, на которое должны явиться все офицеры, а также унтер-офицеры. Возьмите для прочесывания несколько энергичных людей!

— Разве это не задача полевой жандармерии, господин майор?

— У меня ее нет, господин Виссе! Еще вопросы есть?

— Только с учетом будущего продовольствия людей, отставших от частей, можно побудить к боевым действиям. Как с этим, господин майор? Я только что получил на себя паек — ровно двадцать пять граммов хлеба.

— Этот паек вам обеспечен для отряда до пятидесяти человек еще на несколько дней!

Примерно в двадцати шагах рядом с палаткой лазарета, словно поленницы дров, друг на друга, крест-накрест, аккуратно сложены пять куч замерзших трупов.

— Похоже, добрый десяток кубометров наберется! — оценивающе говорит Куновски.

Обер-врач со своим санитарным персоналом, уже готовый к выступлению, указывает на вход в палатку.

— Вы сматываетесь? — спрашивает Виссе.

— У нас приказ о выступлении в центр Сталинграда. Там должны получить удобный санаторий. Здесь у нас для людей ни крошки хлеба больше не осталось, и ни кусочка бинта. Господин священник! — он представляет ему Виссе. — Заявил о своей готовности провести переговоры с русскими и передать людей. Десять — пятнадцать человек можно было бы еще спасти. Может быть, у противника есть необходимые для этого средства для лечения, и прежде всего продукты. Может быть, некоторые даже потащатся вместе с вами, если бы вы дали им что-нибудь пожрать! Что здесь в избытке, так это вши! Мы в день уничтожали по два ведра, но их становится все больше и больше. До миллионов!

— Мне идти с вами, господин капитан? — спрашивает Кремер и откидывает одеяло перед входом так резко, что на него сверху падает град вшей.

Куновски идет с ним. Держат платки перед ртом. Вонь — кровь, гной, грязь, моча и гниющее мясо — настолько сильна, что у обоих перехватывает дыхание, и им становится дурно. Священник похож на ходячий скелет. На лице видны только глаза и выдающийся вперед нос. Бескровные, посиневшие губы постоянно двигаются, шипя, пришепетывая, пока он, прихрамывая и опираясь на палку, идет от кровати к кровати. Он молится, крестит умирающих.

— Помогите мне, пожалуйста, господин капитан, у некоторых еще осталось оружие, не хотят с ним расставаться!

Умирающие держат под одеялами карабины, автоматы, обнимают руками ручные гранаты.

— Ну-ка, давайте сюда эти штуки, ребята! Радуйтесь, что от него избавитесь!

— Вали отсюда, собака! Хотите передать нас в руки Иванам! Но пусть только сунутся, мы уж их тут встретим! Только попробуйте отобрать у нас оружие, и мы вас пристрелим! Чего вы тут ищете?

— Ребят, которые умеют с пушками обращаться так же, как и вы! — прямо говорит Куновски.

— А что дадите? — спрашивает один с автоматом.

— Кусок хлеба и еще кое-что. Не слишком-то много, но с голоду не умрешь!

— Я пойду с вами! Я тоже! И я! — И действительно несколько человек поднимаются.

— Я очень неплохо стреляю, и, как видите, у меня только одна нога! Дайте мне пожрать и пострелять, заверните меня в плащ-палатку, засуньте меня в блиндаж и — черт возьми! — у меня ни один Иван не пройдет, пока я могу еще согнуть указательный палец.

— Господин капитан, вы из Вены? И я!

— А я из Зальцбурга!

— А я из Санкт-Пёльтена, господин капитан! — просят солдаты.

— Но ребята, — сопротивляется Куновски, — возьмите себя в руки! Ведь вы не можете сражаться!

— Хотел бы я посмотреть на тебя, как бы ты взял себя в руки, если бы ты умирал с голоду и разлагался заживо! — кричит венец вслед Виссе. — Если ты австриец, бросишь в беде настоящего баварца, то ты просто подлый кусок собачьего дерьма — подлец!

Люди ругаются, плачут, просят, умоляют. Виссе смотрит на Куновски. «Ведь это смертники», — говорит его взгляд.

Некоторые надеются на спасение, уход и пищу, как только подойдет противник.

— Отберите у них оружие!

— Это против Женевской конвенции! У нас на палатке красный крест!

— Русские всех нас пристрелят!

А есть и терпеливые, которые молча страдают и тихо ждут смерти. Молодой лейтенант с кривой мальчишеской улыбкой.

— Безногий вам наверняка не понадобится, иначе я бы тоже вызвался пойти с вами! — он ищет руку Виссе, хватается за нее. — Вы нас не забудете? — по его улыбающемуся лицу катятся слезы.

Шум боя приближается. Люди становятся все беспокойнее. Офицеры требуют пистолеты, чтобы застрелиться. Они пытаются сдать свои бумажники, которые нужно переслать родственникам.

— Мы не можем. Почта больше не ходит! — Но если вам удастся вернуться домой!

Имена, адреса записываются на грязных клочках бумаги. Какой-то обер-лейтенант хватает Виссе за рукав, пытается подняться. Виссе склоняется над ним, и обер-лейтенант с простреленной головой и тяжелыми осколочными ранениями шепчет Виссе на ухо: «Я женился во время последнего отпуска. Если позволите, прошу Вас, господин капитан, если о нас сообщат, что мы пропали без вести, прошу Вас, пойдите к моей жене свидетелем, что я погиб, чтобы она не потратила свою молодость в ожидании. Она прекрасная, чудесная женщина! Священник меня соборовал! Но я еще немного протяну».

У него светлые волосы, и сейчас еще его голубые глаза блестят. У него чистая форма, майорские погоны офицера генерального штаба, он завернут в два одеяла. Даже щетина выглядит так, что не портит его лица с благородными чертами. Еще в первую встречу с ним на капитана произвела очень большое впечатление его благородная внешность. Старая, чистая раса, которую еще можно встретить только в Нижней Саксонии. Он из 71-й пехотной дивизии, с которым Виссе проводил распределение 1-й румынской кавалерийской дивизии.

Он торопливо затягивается, размышляет. Ему больно, на лбу выступают капли пота. Похоже, у него страшные боли, но он даже не кривит лица, и ни один крик боли не вырывается из его губ. Говорят лишь его глаза, и они благодарят, что к нему пришли навестить.

Снаружи слышен пулеметный и автоматный огонь. Цепи взрывов, похоже, взорвались боеприпасы и они взлетели в воздух. Он прислушивается.

— Прекратите. Мне конец! Пусть Бог хранит Германию и поможет ей. Немцы должны молиться и жить так, чтобы это было угодно Богу — тогда будет жить и Германия! Желаю вам вернуться домой. Мое единственное желание, чтобы как можно больше нас увидело родину. Когда вернетесь, вспоминайте о нас иногда!

Над лазаретом взрываются гранаты.

— Русские, русские идут! — кричит один в лихорадке и его не могут успокоить даже священник и Куновски.

Стоны, крики. Один офицер застрелился, остальные кричат и требуют оружие. Солдаты направляют карабины на вход. Священник умоляет: