Горан Петрович - Осада церкви Святого Спаса

• Название: Осада церкви Святого Спаса
• Автор: Горан Петрович
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-704-2

Роман «Осада церкви Святого Спаса» сербского писателя Горана Петровича основан на реальных исторических фактах, хотя сам писатель не претендует на роль историографа и умело стирает грань между реальными и вымышленными событиями. Приблизительно в 1291 году объединенное войско болгар и куманов вторгается в Сербию и полностью разрушает монастырь Жича. Петрович изящно и кропотливо плетет ткань повествования. Из незначительных мелочей, потрясающих метафор возникают незабываемые персонажи, явь и сон плотно переплетаются между собой.

---

– Сушеное вороново сердце! Каждому, кому нужна удача в игре! Одно сердце – один золотой! Сушеное вороново сердце!

– Хитоны!

– Предсказываю судьбу! Гадаю по печенке, по лопатке, по пятке, по пшеничным зернам! Узнай, что ждет тебя завтра! Если ошибусь – отдаю деньги назад!

– Ты, я вижу, простак, не слушай его! Это же обычный бродяга! От Гераклеи и до самого Милета нет города, откуда бы его ни изгоняли по крайней мере два раза! Он не знает даже, чем ты будешь ужинать! Если тебе нужно настоящее предсказание, то, ей-богу, считай, тебе повезло, что ты меня встретил! Ко мне, хоть из Эпира, хоть из соседних сел, народ идет, чтобы лично я истолковал им гороскопы, громовники и трепетники!

– Хозяйка, красавица, не стыдись, подними взгляд! Клянусь святым Андреем Первозванным, похлебка в этом котле, хоть три дня простоит, не прокиснет!

– Из серебра кованые крепкие ноги, сильные руки и острые глаза! Если, не дай бог, твои тебе плохо служат, не трать деньги на медикусов, купи пластинку с изображением, приложи к больному месту и пожертвуй чудотворной иконе!

– Страусиные яйца! Если связать их и подвесить на балку, твой жалкий шепот будет звучать как приказание владыки! Где ты еще такое видал?! Всего за один гиперпирон самая бедная лачуга зазвучит как настоящий дворец!

– Птица породы фаэтон! Ее песни сами императрицы носят на шее нанизанные как бусы!

– Сам посмотри! Пара бекасов-куликов!

– Дрозд! Черный дрозд! Самая полезная птица! Обещаю, с утра пораньше всех клещей в саду уничтожит! Сможешь без страха ходить босиком по молодой траве!

– Настоящий ибис! Честью клянусь, перьев ему не красил!

– Тихие истории, рассказываю рассказы, тихие истории, рассказываю рассказы…

– Подойди, попробуй! Почти не ношенный, совсем новый титул протоспатиара!

– Корица!

– Смирна!

– Алоэ!

– Эбеновое дерево!

– Приятель, отвали-ка! Нюхать пришел?! Смотрите, какой умный, решил бесплатно нанюхаться сандала?! Пошел вон, слышишь, пока я тебе нос не расквасил!

– Мука из бобов! Для омоложения кожи лица! Старух превращает в девушек!

– Молитва против беглого раба!

– Против бессонницы!

– От неуверенности в себе!

– За выигрыш судебного дела!

– Против зубной боли!

– Чтоб не потонуть, переправляясь через реку!

– Против задержки мочи!

– Не стесняйся, только шепни, что тебя мучит!

– Торгую временем! Покупаю любое, даже самое короткое настоящее! За прошлое даю будущее, будущее меняю за некогдашнее!

– Солнечный день с Самоса!

– Самая прекрасная неделя из Ахай!

– Три осенних месяца с Лемноса!

– Тот год, когда Константинополь был в зените своей славы!

– Сабах хайросум! Торговаться? Если ты христианин, отдам задаром будущие столетия, связанные вместе, их привезли прямо с базара из Иконийского султаната!

– Вести с царских дорог!

– Ослиные копыта! Возьми для мужа против облысения!

– Старец, сколько стоит твоя работа? – спросил Сава, как только ему удалось пробиться через все эти выкрики.

– Мне нужно только одно обещание, – ответил слепой старик, который, казалось, только и ждал Саву с этим вопросом. – Твердое слово твое и всего твоего рода. Обманешь, долг будет большим, таким большим, что если душами следующих поколений будешь расплачиваться, на сто поясов отсюда, это будет не больше соломинки по сравнению со стогом!

– Что?! Несчастный! Как ты разговариваешь! Воистину, ты слеп, раз не знаешь, что перед тобой архиепископ сербский! – накинулись на него хиландарские черноризцы.

– Не возводи хулы! Каждое слово Савино крепче камня! Пустых слов нет у него!

– Хм, – пожал плечами старик. – И правда, земного зрения у меня нет, однако и те, у кого оно есть, пользуются им нечасто. Тем не менее я знаю, что даже самое короткое слово длится дольше человеческого века, а коль есть что-то настолько длинное, значит, оно может и запутаться, и порваться.

– Итак? Чего же ты требуешь? – снова спросил Сава.

– Я хочу, чтобы ты, как придешь в свои покои, хорошенько вытрусил эту ткань, которую я соткал сегодня ночью из звуков. А когда сделаешь это, пусть никто – ни ты, ни весь твой род, как до, так и после тебя – никогда не открывает два окна одновременно…

– Потому что будет страшный сквозняк! – пошутил один из монахов, достаточно молодой, чтобы вступить в спор относительно предмета насмешек.

– Потому что поднимется такой сильный ветер, что сдует не менее двух горизонтов!

– Такой, что нам всем придется зажмурить глазки!

– Такой, что, может, он в конце концов сровняет горы с землей, и нам не придется ломать ноги по крутизне! – загалдели и остальные братья – ведь трудно удержаться от зубоскальства, хочется хотя бы попробовать.

Сава, однако, утихомирил монахов. Смехом легко подпоясывают себя артисты, певцы, а в осенние дни и виноградари. Рясе же не приличествует такое поверхностное украшение. Рясе достаточно и грубой веревки.

– Крепко подвязанной, чтобы ваши тела постоянно помнили о сдержанности, страданиях Христовых и обязанностях, вытекающих из веры отцов, – выговорил он двоим, самым шумливым.

Взяв у слепого старика пояс, Сава пообещал ему все, о чем тот просил, и направился в свои никейские покои, пробираясь сквозь выкрики толпы, которая сейчас на площади, забавы ради, глазела на то, как наказывают какого-то вора, укравшего лунный свет.

– Малый, постереги тут мои прибаутки, охота хоть одним глазком поглядеть! Вернусь, расплачусь с тобой стишками!

– Эй, дружище, палач-то уже здесь?

– Здесь.

– И колода готова?

– Готова.

– А топор?

– И топор. Ну что ты ко мне пристал?! Хочешь, чтоб я тебе все задаром пересказывал?! Если ты такой любопытный, давай две трески, и я уступлю тебе место в первом ряду!

– Молчишь?! А то все спрашивал, спрашивал, то одно, то другое! Все уши прожужжал! Теперь жмотишься?! Неужели пропустишь такое представление?!

– Ну, ладно, скряга, я согласен и за одну рыбку, только смотри, чтобы тебе кровью хламиду не забрызгало!

– Надо же, вот бедняга! У кого же ты крал лунный свет?!

– А этот-то откуда взялся?!

– Ну-ка, подвинься!

– Эй ты, головастый, тебе говорят, пригнись!

– Ты чего, ты чего?! На слабого руку поднимешь?! Какой боевой! Я и не думал тебя оскорблять, просто сказал, что ты своей тыквой мне все загораживаешь!

– Спорим, что ступня, которую ему отрубят, потом еще по всей площади плясать будет!

– Ну, что я говорил?! Смотри, как скачет!

– Прямо как под музыку цимбал и барабана с тарелками!

Вступив в мертвую тишину кельи, его преосвященство высоко поднял ткань. Потом сильно встряхнул ее. В тот же миг вся ткань распустилась.

Келью наполнили звуки прошедшей ночи. Сава снова услышал крик совы, скрип луны, шум ветра, вой волка и сказанные в его сне слова родителя:

– Дитя мое, попроси у вселенского патриарха и византийского императора погрузить на мулов под пурпурными седлами четыре окна. От всего остального хочешь отказывайся, хочешь не отказывайся, но четыре окна проси, потому что без них ты ничего не узришь, потому что без их горизонтов церковь Святого Спаса останется слепой.

VБыл полдень, час печального расставания

Вскоре, когда пришло известие, что состояние на дорогах удовлетворительно – ширина соответствует предписанной, то есть шести шагам, нет ни разбойников, ни завязанных узлом перепутий, для вселенского патриарха Мануила Сарантина Харитопулоса и византийского императора Феодора Ласкариса настал печальный час прощания с архиепископом сербским Савой. После множества слов, которыми они выразили свою любовь, патриарх и василевс сказали Саве, что готовы одарить его своим благословением, советами, жезлом, одеянием, простагмой на разработку рудников лунного света, а еще, в качестве особой чести, четырьмя мулами под пурпурными вьючными седлами. И еще спросили, какими другими дорогими его сердцу дарами навьючить этих мулов. На все это Сава поклонился и ответил:

– Сердцу моему было бы в радость, если прошу не слишком многого, чтобы честнейший патриарх и премудрый царь одарили меня четырьмя никейскими окнами.

– Какой странный гость…

– Какой странный гость…

– Вот ведь какой странный гость… – зашелестело среди придворных, передававших это мнение друг другу в соответствии с «Книгой о церемониале».

Тот, чьей должностью было принимать просьбы, как и предусмотрено правилами, вытаращил глаза и, шагнув к начальнику императорской канцелярии, начал многословно с ним перешептываться.

Начальник императорской канцелярии нерешительно почесал середину темени, из-за обилия всевозможных просьб и требований волосы в этом месте были у него довольно редкими.

Вдвоем они торопливо направились к логофету.

Логофет не был бы логофетом, если бы проявил поспешность и дал выход чувствам раньше, чем сделает это император. Выслушав их с холодным лицом, он послал за хранителем государственных запасов.