Андрей Рубанов - Живая земля

• Название: Живая земля
• Автор: Андрей Рубанов
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-066509-9, 978-5-271-27563-0

Прозаик Андрей Рубанов – лауреат «АБС-премии» (международная премия им. Аркадия и Бориса Стругацких), участник лонг-листа «Большая книга», четырехкратный номинант «Нацбеста», один из самых неординарных писателей России и литературный провокатор, переплавляющий свой разнообразный жизненный опыт в умопомрачительные истории. Каждый его роман – событие.

«Живая земля» – продолжение нашумевшего романа «Хлорофилия». Это книга о том, как Москва заросла травой высотой с телебашню; о том, как люди искоренили траву и решили жить по-новому; о том, как столицу России перенесли в Сибирь; о том, как можно изменить мир при помощи стакана воды и что любовь бережет тех, кто умеет любить.

---

– Я не собирался шутить, – сказал Денис. – Мало ли что с тобой происходит? Вдруг ты уже не гомо флорус, а гомо сапиенс? Между прочим, я тебя встретил не где-нибудь, а в магазине импортных деликатесов. И могу предположить, что ты захотел чего-нибудь пожрать. А раз ты начал жрать – значит, и спать тоже начал. Логично, да? Никаких шуток, Модест, все очень серьезно.

– Ладно, – пробормотал зеленый человек. – Проехали. Ты где всю осень пропадал?

– Работал, – объяснил Денис. – В сентябре картошку убирал, в октябре остался в колхозе, элеватор строил. В ноябре – на сломе, три недели…

– На сломе вроде червонцами не платят, – сказал Модест. – Кто на сломе работает, тот в «Торгсин» не ходит.

Денис усмехнулся.

– А на сломе сейчас и рублями не платят. Только купонами. Образовательными. Три дня работаешь – две недели ходишь на лекции. Я вот набрал купонов на целый семестр и ушел сразу. Теперь могу второй курс закончить.

– Хорошо придумано, – оценил Модест. – Значит, на сломе теперь одна молодежь?

– Ничего подобного. Разные люди. Сейчас все учатся, Модест. Моей матери шестьдесят лет, она днем в школе преподает, а вечером сама учится, на ветеринара. Мало ли зачем пригодится?

– А вот в меня, – грустно сказал Модест, – наука не влезает… Но я не понял: что ты здесь делаешь? В этой помойке для разложенцев? В лотерею, что ли, выиграл? – Не твое дело.

– Понятно, – спокойно произнес Модест и проделал свой обычный звук – щелкнул сухим языком внутри сухого полуоткрытого рта.

– Слушай, – спросил Денис, – а тебе, кстати, как зимой? В смысле, ну…

– Нормально, – враждебно ответил Модест. – Я же не обычный зеленый. А вечнозеленый. Мне что зима, что лето – один хер.

– А сюда зачем пришел?

– Машину разгружал. Полтонны фруктов и тонну всякого бухла. Виски, коньяк. Хочешь, кстати, коньяку? Мне одну бутылку подарили, за труды. Не французского, конечно. Нашего. Но тоже ничего. И еще денег дали. Пойдем в «Чайник», я тебя завтраком угощу и сто грамм налью…

– Сегодня воскресенье, – ответил Денис, благодарно сжав огромное плечо приятеля. – «Чайник» только в восемь откроется. Спасибо, Модест. Но сегодня я лучше сам тебя угощу.

– Значит, все-таки бабла срубил.

– Ничего я не срубил. Так… кое-что заработал.

Модест презрительно дернул зеленой щекой.

– Дурак ты, Герц. Врать не умеешь. Полез, небось, на башню, со своим этим… Студеникиным. Что у тебя с ним общего? Он же типичный разложенец.

– Он мне друг.

– Он тебе друг, а ты ему кто? Мальчик-помогайчик? Дурак ты, Дениска. Нашел чем заняться. Шестерить на всяких гадов, которые на сотых уровнях шифруются. Браться за рюкзак – это последнее дело.

– Я никуда не лазил и ни на кого не шестерил.

Модест развел руками.

– Ладно. Не лазил. Кстати, не хочешь поработать? До открытия «Чайника»? Возле нашей школы труба дренажная забилась, чистить надо… Там одному трудно. Я все сам сделаю, а ты наверху постоишь… За час управимся.

– Не хочу, – честно сказал Денис. – Извини. Давай завтра.

– До завтра еще целый день, – пробормотал Модест. – Как хочешь. Мое дело – предложить.

– Граждане, – развязно воскликнул продавец. – Чего-нибудь берем? Или погреться зашли?

– А я по жизни согретый, – грубо возразил Модест. – Если что, и тебя могу согреть.

Продавец, видимо, работал тут недавно и не знал, кто такой Модест.

Денису тоже захотелось ответить хаму что-нибудь резкое, а еще больше захотелось красиво рвануть из кармана серьезную пачку серьезного бабла и красиво отовариться на серьезную сумму, чтобы придурок за кассовым аппаратом понял: перед ним не просто парнишка в телогреечке, а человек при деньгах. И еще – заставить придурка каждую покупку отдельно упаковать в красивую бумажку. И потом чаевые дать. Продавцы в «Торгсине» такие же разложенцы, как покупатели, они наверняка берут чаевые. И произносят при этом что-нибудь особенное, из старорежимного рабского словаря. «Премного благодарен» или «рад служить-с»… Но Денис подавил как первое желание, так и – с некоторым трудом – второе.

– Вот эту штуку купи, – посоветовал Модест. – Называется «спаржа». Очень полезная.

– А ты пробовал?

– Конечно.

Денис подумал – спросить или нет – и решил спросить.

– А тебе как… ну… насчет… растительной пищи?

Модест пожал необъятными плечами:

– Нормально. Ничего особенного. Я ж не растение. У нас такого нет, как у вас. Человек человека жрать не может, а гомо флорус любое растение жрет без проблем. Только мне не надо.

– А зачем тогда спаржу ел?

– Не ел, а пробовал. Из любопытства.

– Давай, Модест, я тебе тогда воды хорошей куплю. Вон, смотри, «Байкал-премиум-суперлюкс», она вся на экспорт идет…

– Иди ты в лифт, – добродушно ответил зеленый человек. – Что ты понимаешь в питьевой воде? Зимой я только талую пью. А летом – дождевую, деструктурированную. Набираю, замораживаю в холодильнике, потом кладу лед в ведерко чистое, лед тает, структура меняется – это самая лучшая вода. А «Байкал» твой – фуфло, иностранцев богатых разводить. Этот «Байкал» в красивые бутылки за углом из крана разливают. Настоящий «Байкал» весь идет под Купол. В Новую Москву.

Денис посмотрел вдоль витрин, мерцающих идеально чистым бронированным стеклом, и ощутил тоску.

– Модест, – позвал он. – А ты почему не уехал под Купол? Ходишь тут, один-единственный зеленый мужик на весь город… Ящики разгружаешь, трубы прочищаешь… А под Куполом такие, как ты, – в полном шоколаде…

– Еще чего, – сказал Модест и снова щелкнул сухим языком. – В полном шоколаде? Там все наши – как подопытные кролики, по лабораториям сидят. Обеспечивают умникам докторские диссертации. Мне же сестра каждую неделю звонит. Жалуется. – Модест вздохнул. – Представь, девчонке семнадцать, а она еще шире меня. Каждый день по триста приседаний, со штангой в пятьсот килограммов, чтоб рост затормозить… Я-то мужик, мне нормально, а она – баба, ей что делать? Мышцы как у чемпиона… Ни замуж выйти, ни родить…

– Брось, – сказал Денис. – Вон, эта, как ее… Лера Грин. Зеленее некуда. Звезда экрана, миллионерша. Третьего «Буслая» видел? Она там снималась.

Модест покачал головой:

– Чтоб на этом деле миллионершей стать, много ума не надо. Сиськи-то растут! У Леры Грин пятнадцатый размер. А у моей сестры – двенадцатый. Только не каждая зеленая баба умеет зелеными буферами трясти, пусть и за червонцы. К сестре тоже подкатывают. Каждый день. То шоу какое-нибудь, то в порнухе сниматься, то миллиардеры ей по пятьдесят тысяч за ночь предлагают… Разложенцы хуевы. А она художник, понял? Рисует! Трехмерная графика, акварель, масло. Ее работы в Чикаго висят, в Мехико и в Дели. Циничный ты, Денис. Все вы, гомо сапиенсы, циничные. Вроде добрые, и чувства у вас, и совесть, и душа, и эмоции, и прочие штуки, а как доходит до червонцев – тут все сразу резко меняется. Где совесть, где душа? Нет ничего…

– Извини, – сказал Денис. – Я не хотел.

Модест хлопнул его по плечу. Едва не сломав ключицу.

– Не переживай, Герц. На любого обижусь – а на друга никогда. Идешь трубу чистить?

– Нет.

– Как хочешь. А я пойду. Через час встретимся в «Чайнике». А в этой тухлой лавке, – Модест гулко щелкнул ногтем по небьющемуся стеклу и едва его не разбил, – ничего не покупай. Тут половина – подделки. Если хочешь фруктов свежих, в центр иди. На Охотный Ряд или на Остоженку.

– Спасибо, – сказал Денис. – Семьдесят километров. В гробу я видел такие фрукты. И такой Охотный Ряд.

Сказал, а потом вспомнил: теперь в центр необязательно пешком ходить. Можно и на такси съездить.

И в «Чайник» можно не ходить. Вот Глеб – он вообще там не бывает. Глеб ходит обедать в «Евроблины», а ужинать – в «Литиум». Вдвоем с Таней. Ах, дурак я, ничего не понял про Таню. Зачем девушке Тане был нужен Денис Герц, бедный студент, если его друг Глеб Студеникин имеет в кармане червонцы? Ничего я про червонцы не знал, пока сам не заимел. Оказывается, вот оно как, если с червонцами. Иду куда хочу и чувствую себя превосходно.

Город просыпался, как всегда просыпается воскресная Москва, – понемногу, через похмельные стоны и зевки, с выбиванием изнутри примерзших за ночь дверей, с крахмальным скрипом валенок, со скрежетом лопат по ледяной корке тротуаров, с красными носами, длинно втягивающими морозный воздух, с деликатным побрехиванием собак, с первыми ударами золотых лучей по куполам храмов.

«Литиум» тоже функционировал круглосуточно. Как «Торгсин». Как «Товарищество русских букмекеров», «Автоимпорт», «Евромода», «Табаки-сигары», «Евроблины», «Русский чайно-конфетный домик».

Пожилой гардеробщик смерил гостя бесстрастным взглядом. Сейчас скажет: «Чего тебе парень, иди отсюда, здесь все только за червонцы», – подумал Денис и стал заранее сочинять ответ, в меру жесткий, короткий и солидный. Но седой дядя – видимо, после бессонной ночи – плохо соображал и пробормотал только: