Е. Григ - Да, я там работал: Записки офицера КГБ

• Название: Да, я там работал: Записки офицера КГБ
• Автор: Е. Григ
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5-224-02112-Х

Работать «в поле» … На жаргоне сотрудников секретных служб это означает — заниматься оперативной работой. Автор, в прошлом рядовой контрразведчик КГБ, проработал «в поле» 33 с половиной года — в мобильных группах наружного наблюдения, в знаменитом «Доме 2» на площади Дзержинского (Лубянке), «под крышей» гражданских ведомств. В Москве и Нью-Йорке, в Грозном и Хельсинки, в Питере, Вашингтоне и много где еще он наблюдал за интересовавшими КГБ людьми, участвовал в разнообразных оперативных мероприятиях, а также размышлял о том, что происходило на протяжении этих 33 лет с ним, с КГБ и со всей страной.

---

Доктор музыковедения Аксельрод — еще и автор десятков исследований об аквариумных рыбах, и некоторые из них названы, представьте себе, его именем…

А среди постоянных подписчиков «Паганинианы» — пять тысяч ведущих музыкантов и музыковедов, дирижеров и хореографов, а также увлекающихся музыкой королей, шахов, принцев и пр.

Между делом Герберт коллекционирует камерные музыкальные инструменты. Кто-то из общих знакомых американцев рассказывал, что держать всю коллекцию в одном месте ему запрещено правительством США: в случае утраты это будет бедствие национального масштаба…

Герберт и его красавица жена Эвелин были участниками и спонсорами десятков музыкальных фестивалей, в том числе и конкурсов Чайковского в Москве. Все сколько-нибудь известные советские музыканты если не друзья, то знакомые семьи Аксельродов. Он помогал, например, Ростроповичу и Вишневской в первые годы их жизни в США, о чем я добросовестно писал в своих отчетах — знал, что начальство их читает наискось.

До какого-то времени казалось, что рассказы Герберта о его собственной популярности несколько, мягко говоря, преувеличены, но однажды я убедился, что мой американский друг просто скромничал. Как-то раз Герберт, будучи в Москве, сказал, что собирается съездить на Птичий рынок, где я, москвич, ни разу не бывал. Я предложил Герберту и Эвелин отвезти их, было воскресенье. Герберт показывал дорогу от гостиницы «Украина» до Птичьего рынка, что уже удивило меня немало — иностранцы, особенно американцы, чьи города размечены чуть ли не по линейке, плохо ориентируются в Москве.

Но на рынке я был по-настоящему потрясен. Герберт знал в лицо и был знаком с десятками торговцев аквариумными рыбами, а они знали его… Мало того, дважды подбегали какие-то шустрые мальцы и просили «доктора» надписать им его книги… Я был просто ошеломлен, а Герберт и ухом не вел — он передвигался по рынку, как какой-нибудь вуалехвост по аквариуму. Одновременно наслаждался произведенным эффектом и собственной известностью. Он восхищался изобретательностью наших аквариумистов и чистотой пород выводимых ими рыбок, говорил о том, что экспорт аквариумных рыб из СССР дал бы ежегодный доход порядка 14 миллионов долларов… Ему виднее… Он к тому же изобретатель десятков, а может быть, и сотен аквариумных устройств, приспособлений для фотографирования рыб и животных, его предприятия изготавливают для них всевозможные корма, а также пластмассовые заменители косточек для собак, поводки и т. д. и т. п. А еще доктор Аксельрод — заядлый рыбак и то в Нью-Джерси, то во Флориде «вынимает» из морских пучин рыбку метра в полтора-два длиной.

Будучи в течение нескольких лет довольно известен как импрессарио, он привозил в США наших музыкантов, организуя для них гастроли. Тут, правда, его терпения хватило ненадолго — Госконцерт способен быстро отпугнуть самого терпеливого партнера.

В середине 80-х Герберт тяжело заболел, надежд на выздоровление было немного. Однако воля к жизни, выдержка, искусство врачей и, конечно, деньги одержали победу над почти неизлечимой болезнью.

У Герберта работает человек сто, и дело расширяется, даже когда по всей Америке спад производства. Путешествия, деловые поездки, переговоры и встречи с друзьями, благотворительность — времени хватает на все.

В какое-то время Герберт увлекся Горбачевым и издал книгу «Горбачев и трагедия в Чернобыле», которую американская критика разругала как «красную пропаганду». В книге, и правда, кроме десятков официальных фотографий отца перестройки и полностью приведенных партийных документов ничего не было — действительно пропаганда. Америка устояла, не поддалась на нее…

Мы десятки раз встречались в Москве, во Франкфурте, в Нептун-сити, и всегда он полон идей, замыслов, проектов. Он бегом проносится по своим владениям в «ТФХ», гордясь то новым упаковочным цехом, то огромным аквариумом, вмонтированным в стену типографии, то компьютерным оборудованием издательского отдела.

Однажды я встречал Герберта в Шереметьеве поздно вечером, и, укладывая в багажник машины чемоданы, он попросил завезти утром в ВААП тяжеленный сверток — это подарок для Агентства, пояснил он. Я поинтересовался, что бы это могло быть, и Герберт разрешил развернуть сверток, но только доставив его в ВААП.

Утром я втащил небольшой, но очень тяжелый куль на четвертый этаж Агентства, долго его распаковывал, а распаковав, затрясся в приступе почти истерического смеха. Это был тщательно отлитый из бронзы бюст Брежнева…

Поставив бюст на свой стол, я скромно склонил голову над бумагами и в течение часа (ваапманы приходили на работу не торопясь) наслаждался произведенным эффектом.

Долгов, для кабинета которого предназначалась статуя вождя, поиграл бровями, спрятал улыбку куда-то под воротник, но бюст в кабинете оставил.

«ТФХ» издало серию книг о советских и зарубежных музыкантах и композиторах, написанных советскими авторами. Были, кроме того, изданы книги по всем балетам в постановке Григоровича, с которым Герберт очень дружен.

Однажды, сидя в Агентстве, я поднял телефонную трубку и услышал голос заведующей ассортиментным кабинетом, куда поступали все книги, присылаемые из-за рубежа:

— Евгений Григорьевич, тут пришла одна книга из Америки, она посвящена вам, я не знаю, что с ней делать…

— Это как — мне?

— Да вам, вам, тут написано…

Цепенея от недобрых предчувствий (наверняка провокация спецслужб противника…), я поплелся вниз. В ассортиментном кабинете мне вручили небольшую красивую книгу с фирменным знаком «ТФХ» (от сердца сразу отлегло) под названием «Руководство для начинающего аквариумиста». На титульном листе здоровенными буквами было пропечатано — «Посвящаю моему дорогому другу Евгению Григу. Д-р Герберт Ричардс» (это псевдоним Аксельрода).

Я все равно не избавился от опасений — теперь уже подозревая Герберта в каком-то розыгрыше. Долго рассматривал фотографии рыбок — не похож ли на какую-нибудь? Нет, сходства не обнаружил. Добросовестно прочитал книгу, хотя в аквариумисты не собирался. Ничего подозрительного — никаких намеков на КГБ, в сотрудничестве с которым Герберт меня периодически в шутку (или не в шутку?) шумно подозревал.

Я не утерпел и позвонил в Нептун-сити. Герберт путешествовал, и я разговаривал с его секретарем, очаровательной Пэтти Энглин. Подтвердив получение книжки, я начал мямлить что-то невнятное, и Пэтти, наконец, вспомнила: «Ах да, я поздравляю вас, доктор посвятил эту книгу вам… Он иногда так делает, любит сделать приятное друзьям…»

Многие из работавших в ВААПе благодарны Агентству за то, что оно дало возможность увидеть мир, встретить прекрасных друзей.

****

Конфликт между Долговым и Вощининым завершился отъездом Николая Михайловича в Женеву для занятия там какой-то значительной должности в ЮНЕСКО. Прощались невесело — я упрекнул Вощинина в том, что он не берет с собой в Швейцарию хоть одного-двух вааповских подвижников, которых он, кстати, очень ценил. Вощинин только плечами пожал, и разговор не получил продолжения. Я давно заметил, что люди с третьего этажа, перебираясь с места на место, меняя кабинеты и учреждения, никогда не брали с собой даже самых толковых работников. Шагали себе вперед и вверх, переступая через друзей и товарищей.

А события и новости валились на голову, как крупный град. Наши властители призадумались, например, над вечной проблемой пьянства в СССР и решили с маху, одним ударом и в короткое время покончить с этим действительно безобразным явлением: видимо, в этот период и зародилось понимание генетического вырождения населения нашей страны. Они беспокоились не зря.

Один из наших «медиков» из «Дома» украдкой дал мне почитать выдержки из какого-то медицинского документа, который он притащил из Академии наук для ознакомления с ним Большого Руководства. Не знаю, что сказало по поводу этого документа начальство, но, прочитав его, я долго не мог прийти в себя. Много позже, лет через пять-шесть, я читал куски из этого документа в каком-то журнале, в виде статьи или интервью.

Речь шла о жутком процессе дебилизации нашего общества, вещи была названы своими именами.

В течение XX века население подверглось двум страшным воздействиям — физическому уничтожению в войнах и репрессиях миллионов граждан (подсчеты могут быть только приблизительными) и разгулу алкоголизма, унесшему (и продолжающему уносить) чуть ли не такое же количество наших соотечественников. В документе говорилось, что, по подсчетам Менделеева, к 2000 году в России должно было бы жить около 600 миллионов человек; на самом деле в СССР нас было около 300 миллионов — вдвое меньше. Особенно подчеркивалось, что алкоголизм поразил все слои общества — рабочий класс, крестьянство, интеллигенцию. А самое главное, и это наверняка делало документ секретным, там описывались примеры алкоголизма в высших кругах нашего руководства — от Сталина до Брежнева, перечислялись фамилии, описывались загулы наших вождей внутри страны и за рубежом. При этом делался вывод, что дебилизация, являющаяся непременным спутником алкоголизма, вместе с ним проникла и «наверх». Отсюда и дебильность принимаемых там решений…