Петер Карваш - Три апокрифа

• Название: Три апокрифа
• Автор: Петер Карваш
• Жанр: Проза

---

- Погоди! - вдруг с необычайной живостью воскликнул Рэндольф Камберленд. Но как же, собственно, это произошло?! Я что-то не понимаю! Ее арестовали в Шотландии? Где ее судили? При каком дворе, на основании какого права?

- Схватили ее в Англии, а судили по праву Короны.

- Но объясни мне ради Бога, как она сюда попала?

- Бежала из Шотландии.

- Как?! Ведь она была там королевой! Шотландская королева бежала из Шотландии - в Англию? Но почему?..

- Потому что против нее взбунтовались тамошние лорды, заточили ее в замке Лохливен и разбили ее войско при Лонгсайде. Она укрылась здесь, поскольку надеялась, что королева не обидит королеву. Ведь в конце концов они были близкой родней.

Рэндольф слегка взвизгнул - даже кучер на козлах удивленно оглянулся.

- Словом, эта Стюарт была не только потаскушка каких мало, но еще и порядочная дуреха! Как она могла надеяться, что женщина способна протянуть руку помощи женщине, особенно если она родственница и может, пока жива, претендовать на ее корону?! Значит, эта Стюарт была та еще штучка! Сперва из постели в постель, да еще с убийцами своих прежних любовников, потом позволяет выкрасть у себя компрометирующую корреспонденцию и, наконец, едет и сама предает себя на смерть! И как только можно быть таким адским чудовищем и одновременно такой простофилей?..

"Как можно быть такой грешной и одновременно такой чистой, ностальгически размышлял сэр Кристофер, - способной отдаться мечте и беспомощно недальновидной, такой безгранично верящей в святость любви и готовой ради любви погубить себя?.." - Но он промолчал.

И вдруг взглянул на Рэндольфа и на все его поколение другими глазами и свое отчаяние из-за того, что Мария Стюарт ушла в небытие, неожиданно увидел в новом свете: разве не внесли во все это свою лепту люди, которые говорят, как он, и молчат, как он?! Что, если и о нем, о великом Кристофере Кимберли, когда-нибудь будут так же умалчивать и так же говорить? Что, если через два-три столетия никто не будет знать, кем и чем он был?!

- Послушай, дядюшка, - не унимался будущий юрист, - а почему, собственно, все с таким невиданным единодушием ополчились на нее?

Лорд заколебался.

- Потому что она хотела обратить в католичество всю Англию.

Да. Наконец-то он нашел верный ответ, ответ, который удовлетворит Рэндольфа.

И правда, молодой человек поглядел на старика глазами, ставшими от удивления круглыми, как колеса дрожек, в которых они ехали.

- Она была католичка?!

Лорд кивнул.

- Отчего же ты этого сразу не сказал? - обрадованно воскликнул наследник графства Камберленда. - Теперь все ясно! Все совершенно ясно!

"Да, - горько подумал сэр Кристофер. - Все ясно. Насчет этой потаскушки. Этой еретички. Предательницы, участницы заговора против королевы. Насчет этой девки, куртизанки, шлюхи. И к тому же еще неслыханной дурехи".

Тут лорда Кимберли охватило горячее чувство, быть может, это было страстное желание, воплотившееся в молитву: "Пусть лучше о ней забудут! Пусть выкинут ее из истории этого вздорного архипелага! Лучше бы она никогда не появлялась на свет! И если обо мне будут говорить как о скряге, невежде, завистнике, взяточнике, изменнике - лучше бы и я никогда не существовал! Пускай потомки ничего обо мне не знают!"

Дрожки остановились.

- Выходим, - хрипло произнес старик. - Надеюсь, леди Агнес позаботилась, чтобы нам приготовили хороший обед.

"Что делать, - взволнованно думал сэр Кристофер, - что делать, чтобы грядущие поколения знали правду? Или - но чтобы наверняка - не знали ничего, ничего, ничего?!.."

Два письма

Флоренция, 13 февраля лета 1517 от Рождества Христова

L. J. Ch

Его Высокопреосвященству

Паскуале, кардиналу Гварини,

Великому пенитенциарию Sct . Romae Ecсlesiae ,

председателю Конгрегации Sacrorum Rituum.

Pro negotiis ecclesiasticis extraordnariis

Roma.

Curia, Palazzo della Canсellaria del Santo Spirito

Ваше Высокопреосвященство,

дорогой двоюродный брат Паскуале,

возможно, Тебя удивит, что после стольких лет молчания Ты получаешь от меня письмо, но есть несколько доводов, кои вели моей рукой, и все они отнюдь не ничтожны. Прежде всего, разумеется, хочу поздравить Тебя с назначением на новый высокий пост, я убежден, что Ты будешь исполнять свои обязанности добросовестно, со всей неизменно присущей Тебе строгостью и тщанием, а также действенно и успешно, на благо Св. Церкви и Себе. Ибо Ты можешь опереться на свой большой авторитет, на всю Твою безупречную жизнь, посвященную служению нашему Спасителю Иисусу Христу и на расположение Его Наместника на земле Юлия II , издавна проявляемое к Твоей особе.

Далее я обращаюсь к Тебе как к высочайшему, всеми признанному знатоку в делах совести, греха, индульгенций и в особенности наказаний, заслуженно обрушивающихся на головы преступников и провинившихся. Сверх того, к написанию этих строк меня подвигло желание заверить Тебя, что слухи о моем равнодушии к отправлению религиозных обрядов и церковных праздников, на которые Ты намекаешь, основываются на клевете, распространяемой моими многочисленными недоброжелателями и завистниками.

Наконец - но отнюдь не в последнюю очередь, - я испытываю настоятельную потребность обратиться к Тебе по делу, пусть в конечном счете светскому, но явно противоречащему интересам Святого Престола: то, о чем я хочу поведать, нарушает святые заветы и наносит несмываемое оскорбление авторитету Церкви; впрочем, предполагаю, что молва об этом уже достигла ушей Твоих, а возможно, и ушей Святого отца. И потому я хочу уточнить сии слухи и представить их в надлежащем свете.

Вероятно, Ты уже слышал имя Микеланджело Буонарроти - ведь в свое время он должен был изготовить гробницу для нынешнего воспреемника св. Петра и не случайно от этого заказа, в высшей степени почетного и достойного зависти, вдруг уклонился, чем вызвал повсеместное и вполне обоснованное несогласие и возмущение. Упомянутый синьор Буонарроти - молодой, болезненно честолюбивый художник, хватающийся за все, что подвернется, и любыми путями добивающийся заказов, - он ваяет статуи, пишет фрески, создает архитектурные проекты, строит дома и, конечно же, пописывает стишки.

Охотно допускаю, что, судя по всему, он не лишен дарования, но главное его орудие - острые локти. Он берется то за одно, то за другое, мечтает о быстрой карьере, хочет быть первым среди лучших, не уважает старших коллег, без зазрения совести оговаривает их, пороча плоды их труда и жизни. Вероятно, Ты спросишь, мой дорогой кузен, почему я вообще уделяю ему столько внимания. Мой ответ прост: молодой честолюбец представляет собой большую опасность не только для нашего искусства, но и для Его Святейшества, и для всех вас - для истин, вами провозглашаемых, для вашего образа жизни и для того, к чему вы призываете нас, рядовых истинных и скромных верующих. Поэтому не сочти время, потраченное на чтение сих строк, напрасно потерянным, а мое сообщение - пустым вздором.

Начало пути этого молодого темпераментного авантюриста к вершинам искусства, несомненно, было многообещающим, но уже тогда я относился к нему сдержанно - если не с сомнениями, то с опасениями, как оказалось, вполне оправданными. Учителей он, конечно, выбрал отличных - известных, выдающихся художников Доменико Гирландайо и Джотто ди Бондоне. Но после первых же своих успехов ополчился против них, плюнул - прости за грубое слово - на их мудрые советы, на их пример, на верность природе, проявившуюся в великолепных портретах первого, в драматизме и правдивости второго, на их убедительное воплощение среды, в которой человек живет и творит, равно как и на чисто христианские чувства обоих.

Что же касается ваяния, то он стал учеником, если не слепым подражателем некоего Бартольдо Джованни, принадлежащего к числу подхалимов и приспешников флорентийского правителя Лоренцо ди Медичи, в насмешку прозванного народом Il Magnifico, Великолепный.

Так перед Микеланджело открылись врата прославленного сада Медичи, где он познакомился с выставленными там модными и третьеразрядными статуями, сделанными по заказам богатых, но необразованных членов княжеского рода, лишенных всякого понимания искусства и утонченного вкуса, однако Микеланджело был восхищен этими поделками. Кроме того, он получил доступ в печально известную Платоновскую академию, послушно действующую при дворе Лоренцо, и проникся безграничным, рабским преклонением перед всем античным и "классическим", так что в конце концов погряз в болоте антихристанского и языческого образа мыслей.

Помимо прочего, это способствовало тому, что он стал оговаривать все мои произведения, нападать на них публично и распространять мнение, будто я отстал, держусь за старые, давно уже мертвые традиции и не ищу в искусстве новых путей. Меня, как устаревшего художника, он просто сбросил со счетов, отправил на свалку. Сам можешь посудить, сколь мало обоснованно.

Вслед за тем упомянутый Микеланджело выступил против очищения Церкви, необходимость коего провозглашал и коего добивался Савонарола, а также проявил полную несостоятельность в связи с заказом Юлия II , нашего верховного пастыря и Твоего Святого патрона, на мраморную гробницу для Его Святешейства, которая была бы воистину прекрасна и достойна заслуг оного. В то же время он изготовил статую "Пьета", в коей, оскорбляя чувства верующих, изобразил Спасителя нашего убогим и больным, будто только что скончавшимся от какого-то наследственного недуга. Одновременно он задумывал изваять того нагого юношу, о коем сейчас никто толком не может сказать, Аполлон это или Давид, как и другие свои бесстыже голые фигуры мускулистых мужчин в часовне и гробнице рода Медичи.