Юрий Касянич - Лабиринт

• Название: Лабиринт
• Автор: Юрий Касянич
• Жанр: Научная Фантастика

---

*

Здание клиники помещалось в глубине огромного мертвого парка; Берт ужаснулся тому, что натворила жара за время его отсутствия; в его памяти отчетливо сохранилось это здание и большой парк, тогда в нем высились роскошные серебролистые эвкалипты, змеиными полосами сбрасывавшие кору со стволов, восклицательные черно-зеленые кипарисы, плотно прижимавшие ветви, как птицы прижимают перья; одна прогулка по такому парку заменяла несколько ингаляций при простуде; теперь же эвкалипты и кипарисы умерли - одни стояли, сверкая на солнце отполированной ветрами и песчаными бурями древесиной, похожие на огромные кости реликтовых животных, другие чернели, словно жертвы пожара; пустыня, безжизненная, выжженная мертвая пустыня! вдалеке, со всех сторон, по берегам пустыни располагались городские кварталы: дома, как холсты, выбелены солнцем, их сухие, словно присыпанные крахмалом стены, дрожали в поднимавшихся струйках перегретого воздуха; "глупец, кретин, предчувствие не обманывало меня, не следовало возвращаться из пещеры, нужно было прожить в келейном одиночестве остаток лет и оставить свой прах раскаленным потокам времени, когда оно свирепо хлынет из озера на город с жаждой последнего мщения..." отчужденное, впалощекое лицо санитарки, которая принесла ему крошечный стаканчик с голубоватым лекарством и тощую газетку, убедительно сказало Берту, что вопросы здесь - повисают в воздухе, как причудливо изогнувшийся дымок, и рассеиваются, не получив ответа; она уверенно, заученно двигалась по палате; негнущийся накрахмаленный халат не выдавал очертаний тела; она подошла к окну и с резким щелчком опустила жалюзи, исполосатив вымерший заоконный пейзаж, который уже заливало встающее раскаленное бело-красное, как металлургическая плавка, светило; Берт проснулся до ее прихода и с немощной радостью отметил, что находится там же, где и заснул; вчера в клинике ему ничто не показалось особенно подозрительным, если не считать замораживающего равнодушия медперсонала; и врачи, менявшие друг друга перед дисплеем, вводя в память вычислительной машины его ответы во время осмотра, и медсестра, механически проделавшая над ним все необходимые процедуры, анализы с такой степенью отрешенности, что Берту периодически казалось - он воспринимается ею, как очередной труп в морге, на который нужно составить последнюю в его истории справку перед отгрузкой в небытие,- казалось, все они действуют по четкой, однажды определенной программе и крайне опасаются отклониться от установленных параметров работы; их автоматическая деловитость была категорична и словно заранее отвергала наличие какого бы то ни было эмоционального фактора, и уже тогда Берт понял, что любые разговоры на данном этапе бессмысленны и даже вредны и опасны; необходимо сориентироваться - в этой бесстрастной, формализованной обстановке любое действие должно быть хорошо продумано и подготовлено; в приемном покое у него отобрали всю одежду и выдали темно-синюю пижаму и черный халат с круглыми белыми нашивками, обозначившими его принадлежность к больнице: ограничения свободы следовало ожидать; Берту удалось незаметно запихнуть в карман халата две плитки биомассы (он радовался, как школьник, что ему повезло обхитрить "специалистов"); а когда настала его первая ночь в городе, которая непроглядным маслянистым мраком, как остывающая смола, заполнила пространство, он, наощупь обследовав кровать, нашел укромное место, засунул биомассу под матрац в угол, где сходились две широкие планки и только тогда блаженно расслабился, вытянувшись под одеялом; вот и настало время, когда вся усталость, накопленная телом за дни и недели долгого блуждания в лабиринте, могла заявить о себе в полную силу и торжествующе налить мускулы свинцом; главное - постараться ни о чем не думать, отдых, отдых и еще раз - отдых, и нервы, и плоть должны прийти в уравновешенное состояние; острота внутренней реакции на события бурного вечера в "Логове" вызвала в Берте законные опасения - в таком распотрошенном состоянии очень трудно собирать волю в кулак и принимать решения, которые смогут что-то изменить, в таком состоянии интуиция бастует, дробя сознание; отдых! в нирвану тишины, в стадию медведя в берлоге; каникулы ума, к черту гаммы, экзерсисы и репетиции! спать и желательно - без сновидений, смотреть, но как зеркало, лишь отражая поверхностью и ничего не допуская внутрь! медсестра отошла от окна и бесшумно исчезла за бесшумно закрывшейся дверью, так и не пожелав ему доброго утра; лекарство ничем не пахло, Берт подержал стаканчик в руке и с сомнением отставил его обратно на крошечный столик, придвинутый к торцу кровати; так-так, а что же сообщает самая свежая в этом городе газета? тонкая жалкая бумага, четыре странички, крупный, совершенно не газетный, словно для полуграмотных, шрифт; "неужели они так оскудели?"; вот на первой странице жирными буквами заголовок - "Рекордная хватка" (репортаж из "Логова"): "Вчера в излюбленном горожанами, самом фешенебельном салоне города состоялась встреча с автором нового рекорда, занесенного в Книгу Абсурда. Шоу-дирекция и отдел упразднения, пригласив Лая Кроума, немало постарались, чтобы торжество удалось..."; далее следовала неумеренная порция славословий в адрес городских затейников, из чего неискушенный читатель должен был сделать вывод - не будь этой конторы упразднений, жизнь стала бы невыносимой и всем пришлось бы покончить с собой тем способом, какой каждому по средствам и по душе; потом, с натуралистическими подробностями, включая данные о потере Лаем Кроумом почти двух с половиной литров слюны, был описан сам процесс установления рекорда; оказывается, все это происходило при большом стечении зрителей; ажиотаж вокруг предстоящей попытки подогревался газетой, что нахальный автор ставил в заслугу лично себе; люди приходили на площадь, где висел Лай Кроум, семьями, как на воскресный пикник или на фестиваль песни; наиболее счастливыми автор называл тех, кто видел весь рекорд, от начала, когда полный сил и хищного блеска в глазах Лай закусил проволоку и отпустил руки, попытавшись улыбнуться в последний раз, и до конца, когда скрученное судорогами перенапряжения обессиленное тело Кроума с прощальным лязгом зубов о проволоку упало на траву, как тело висельника, которого сняли с гибельной ветки; одна из таких "счастливейших", стискивая автора статьи в своих объятиях, о чем этот нахал не преминул упомянуть, в экстазе поделилась сокровенной мечтой: "Я хотела бы, чтоб на месте Кроума висел мой сын!"; жуть! ну а дальше, конечно же, смакование подробностей наркотической оргии в "Логове"; ага, вот, в конце репортажа, в третьей колонке один абзац посвящен-таки мне, но с каким вступлением!"; "предвосхищая возможность распространения слухов и сплетен о том, что произошло на вечере Лая Кроума, я просто обязан сообщить уважаемым читателям нашей газеты, что пещерный житель Берт, неизвестным пока путем проникший на торжество и пытавшийся сорвать его, находится в настоящее время под пристальным вниманием ученых, которые сделают окончательный вывод о его состоянии; еще доподлинно неизвестно - тот ли он, за кого себя выдает, но администрация "Логова" считает, что он социально не опасен, поэтому любые страхи по этому поводу безосновательны; утверждение Берта о том, что он провел в пещере сто сорок семь лет, три месяца и восемнадцать дней, проверить нельзя, и я предвижу возникновение серьезных дискуссий в федерации, если Берт будет настаивать на занесении его рекорда в Книгу Абсурда; Книга Абсурда должна быть защищена от шарлатанских покушений"; и дальше снова - Лай Кроум...

*

Ну что ж, все правильно, это самое естественное решение - сделать вид, что ничего не случилось, лучше ничего не замечать, чтобы не нарушать установленный ход событий, а заодно между прочим капнуть про социальную "неопасность", чтобы невзначай установить дистанцию недоверия; однако по тональности, в которой был исполнен абзац, ощущается, что появление Берта кого-то серьезно встревожило; значит, не все еще верят в Книгу Абсурда, как в Библию? неужели есть шансы взорвать застывшую, как вулканическая лава, жизнь? мысль всегда обладала взрывной силой, и нельзя поверить, что никто не задумывается о происходящем вокруг; хотя социальная панорама, представшая в "Логове", обрисовала весьма удручающую картину кастрированной общественной воли; все же хочется надеяться - наверняка в укрытых от подозрительного глаза очагах черепов теплятся искры разума; их нужно отыскать, соединить, раздуть; и на это отведено катастрофически мало восходов и закатов, и еще неизвестно, как долго придется встречать и провожать их собачьим взглядом из наглухо затворенного окна; он подошел к стеклу и поглядел на изглоданный солнцем пейзаж: между мертвых стволов медленно, лениво текла змея, тускло посверкивая в горячих лучах; неприятная горечь обметала рот, ему стало невыносимо обидно, словно он безродный старик, брошенный сюда молодыми бездушными функционерами и обреченный на бездействие в четырех казенных стенах, обреченный на неторопливое, мучительное, угасающее доживание; захотелось возразить самому себе: но ведь это не так! ведь он еще полон энергии, конечно, уже не той, что в молодости, ведь он же одолел лабиринт, спешил, как тот гонец из легенды, добрался и оказалось, что его весть никому не нужна, и резиновая жизнь, подавшись вначале, спружинила и выпихнула его, не приняв; ни ему такая жизнь, ни он такой жизни - взаимно были не нужны; и все же, и все же... он обернулся и увидел - возле столика, вытянувшись, как солдат в почетном карауле, стоит медсестра и недовольно смотрит на невыпитое лекарство; очевидно, она бесшумно явилась сквозь бесшумные двери; прямо привидение какое-то! или у них обувь на воздушных подушках? - это обязательно нужно выпить? что это?- лекарство, - да, исчерпывающий ответ; гримаса недовольства растеклась, как грим под дождем, от сердитых уголков глаз к напряженному скупому рту; - я привык знать, чем меня лечат! и от чего; неужели мой организм находится в опасности? или есть сомнения в моей адекватности? - нирвана была безвозвратно погублена этой столбнячной надзирательницей (впрочем, нирвана ли?), и Берт избрал насмешливый тон, потому что понял - заставить ее говорить можно, только разозлив; - вам назначен курс щадящего лечения, - за мимолетной тенью, промелькнувшей по лицу, угадывалась неистовая буря возмущения, которая поднялась под наглаженным халатом; - ах, у вас еще бывает и беспощадное лечение? увлекательные штуки вы мне тут рассказываете! между прочим, от такой информации со мной может приключиться спровоцированный вами, да-да, милосердная моя, вами спровоцированный стресс,- уже откровенно издеваясь, продолжил Берт; он искренне любовался ее стремлением, ни на что не обращая внимания, добиться результата - лекарство должно быть выпито; - вы лжете! я вам ничего не рассказывала! - с визгливыми нотками, испуганно взорвалась медсестра; видимо, порядки в клинике были строги: тень белозубого витала и здесь; - а я непременно доложу вашему начальству, что вы вступили со мной в речевой контакт, вот так, - прищелкнув языком, засмеялся Берт и подумал, что со стороны он наверняка выглядит, как старый маразматик; "ничего, дошутишься, болван, вколет тебе ночью какую-нибудь гадость и лапки твои окоченеют, и все твои недошученные шутки червячки скушают..."; - вам не поверят! вы никто! пришелец! - склочно завизжала медсестра, не подумав о том, что у него нет возможности добраться до ее начальства; потом пик возбуждения прошел, она справилась с собой и снова сгенерировала основную идею: - вы должны принять лекарство.- и не подумаю,- с какой-то юношеской веселостью почти воскликнул он; подбежал к столику, схватил стаканчик и, подмигнув, произнес: - сейчас я вылью это зелье в горшок с этой зеленью, - на подоконнике жалко стояло некое чахлое растение, - и если к завтрашнему утру оно не загнется, может быть, я вам поверю, но это только - может быть, милочка,- последнее слово застало ее врасплох, она ошарашенно застыла на половине задуманного ею движения и с восковой неподвижностью проследила, как Берт медленно, по капле, вылил лекарство; - вы...- видимо, это было все, что допускала служебная этика; она и так уже распоясалась - назвала его "пришельцем"; у нее могут быть неприятности, в каждом месте в любой момент всегда найдется пара лишних и не всегда нужных глаз и ушей; она еще мгновение помедлила и пропала так же бесшумно, как вошла;