Александр Дыбин - Маятник веков

• Название: Маятник веков
• Автор: Александр Дыбин
• Жанр: Современная проза

---

Несколько раз возникли целые дискуссии с наиболее экспансивными оппонентами. Один раз - по поводу того, был ли двадцатый век самым черным веком для его страны. Александр, подумав, заявил, что по сравнению с восемнадцатым, девятнадцатым - пожалуй, да. А в сравнении с тринадцатым, четырнадцатым и так далее - вплоть до семнадцатого - может быть, и нет. -Но вдумайтесь: почти сто миллионов жертв - по миллиону в год - не многовато ли? Александр парировал тем, что трудно подсчитать жертвы периода средневековья из за отсутствия статистики, но постоянные татарские набеги, многочисленные войны, голод, эпидемии, восстания, жестокие законы, да и беззакония, и смуты погубили столько жизней, что, при тогдашнем небольшом населении, процент потерь может быть вполне сравним с катаклизмами двадцатого столетия. -Нет, - возразили ему, - столь целенаправленного истребления людей никогда не было ни до, ни после Вашего столетия. Когда - то в Европе чума унесла треть ее населения, но это было действие стихийных сил - как, например, и гибель Атлантиды. Для историка все же есть разница, от чего люди гибнут: если это происходит по вине людей, да не каких - то пришлых орд, а собственных правителей или других зловредных элементов из своей же нации, то амо-ральность этого процесса вопиет к потомкам, к Небесам, к самим пружинам Мироздания! Каким бы бурным ни был ваш технический прогресс, но страшного морального регресса невозможно оправдать ничем! -С этим просто аморально спорить, - с горечью ответил Александр, - но ужасы двадцатого столетия возникли не на пустом месте, а были подготовлены двумя тремя предшествующими веками: ведь именно тогда начали рушиться основы европейского традиционного мировоззрения, державшегося на христианстве: начался этот процесс вроде бы с гуманизма, а кончился в двадцатом веке ужасом, сравнимым разве только с людоедством! А все потому, что человек, как это и раньше бывало в истории, возомнил о себе и стал пренебрегать старыми установлениями, не считаясь с их разумностью: захотелось все вдруг обновить, вопреки вековому опыту, опираясь на свой ограниченный разум - вот и сели в лужу! -В лужу крови! - крикнул кто - то. - Весь ваш двадцатый век - даже не лужа, а море этой самой крови, да и грязи! Но тут председатель спохватился и пресек дискуссию, заметив, что нельзя так разговаривать с человеком из прошлого: легко с высоты своего времени критиковать несовершенство предыдущих поколений. После этого он извинился перед Александром за бестактность некоторых своих коллег. Другой, не менее ретивый, оппонент стал упрекать двадцатой век за то, что безответственные игры с атомной энергией положили начало таким экологическим трагедиям, которые не расхлебать ни нынешней эпохе, ни последующим: -У нас есть леса, но в них нельзя войти: деревья радиоактивны! На большей части почв ничего нельзя выращивать! Наш воздух смертоносен без очистки! Наша "мертвая" вода убьет любого, кто напьется из открытых водоемов! Вы ужаснетесь, если мы покажем Вам лисицу или белку нашего столетия - так их изуродовали страшные мутации! Мы вынуждены есть только искусственную пищу, жить в искусственной среде, чтобы спастись от радиации! И опять председатель прервал эту гневную филиппику, сказав вдобавок, что двадцатый век лишь робко начал то, что впоследствии росло и ширилось, и только лишь недавно удалось переломить эту тенденцию. Александру опять были принесены извинения. Наконец, председательствующий поблагодарил его и объявил мероприятие закрытым. Из зала послышались недовольные реплики от не успевших что - то выспросить, но тот пообещал собрать все вопросы и передать "гостю". После этого они с Наташей очутились в том же помещении, где познакомились. Наташа предложила подкрепиться. Он сказал, что почему - то не чувствует голода. -Ну, это не беда, - ответила она: - не забывайте, где Вы находитесь: как говорится, "дело техники"... Сейчас я закажу трапезу на свой вкус - надеюсь, Вам понравится... И стала что -то где - то нажимать. И сразу же как будто из самой стены появились небольшие упаковки самой разной формы, от которых исходил довольно аппетитный запах. Наташа предложила брать любую из них и отправлять прямо в рот. Он взял какой - то шарик и попробовал его развернуть, но ничего не получилось. А Наташа улыбнулась и сказала, что не надо разворачивать: все это полностью съедобно. Шарик, вправду, оказался очень даже неплохим на вкус. И, вообще, вся эта пища как бы таяла во рту. Вкус ее напоминал ему какое - либо из привычных ему кушаний, но далеко не полностью. Он съел довольно много, а его опекунша - значительно меньше. - У вас, наверно, пища тоже в дефиците, - заметил он полувопросительно. - Да нельзя сказать, что в дефиците, как Вы его понимаете... Мы можем изготовить ее столько, сколько нужно. Но питаемся значительно рациональней, чем в Вашу эпоху. Да к тому же можем длительное время ничего не есть без всякого вреда, когда обстоятельства этого требуют... И усталость не чувствуем довольно долго, если это нужно - Вы, наверно, убедились в этом на себе: так интенсивно работали с аудиторией чуть ли не целые сутки! - А впросак я часто попадал? - спросил он с некоторым волнением. - Да нет, как раз наоборот: наши ученые мужи воочию убедились, что далекие предки были ничуть не глупей их самих! По моим наблюдениям,. Вы вполне понравились аудитории! - А лично Вам, Наташенька? - спросил он нарочито - игриво, надеясь разом сократить дистанцию между собой и более чем симпатичной ему женщиной. - Лично мне - тем более! - ответила она без всяких околичностей. - Только не говорите, что "и я Вам - тоже": я это и так прекрасно чувствую! И даже слегка опасаюсь... - Чего? - вопросил Александр. - Ну, того, что у вас называлось "влюбиться"... - А у вас это как называется? - Когда как - по обстановке, - ее голос сделался воркующим: - Вы одно поймите, Саша: мы ведь никогда не сможем быть наедине! Вот и сейчас за нами наблюдает столько глаз... да и все наши слова где - то фиксируются! Впрочем, в личной жизни ничего такого нет! - поспешила она пояснить, - но мы ведь с Вами на работе! - Ну, что ж, Наташенька, спасибо за предупреждение: я, конечно, постараюсь не влюбляться в Вас, пока это будет в моих силах... Боюсь, правда, что надолго их не хватит! - Какой Вы все же молодец! - произнесла она довольным тоном - наш мужчина так не скажет! - А как скажет ваш мужчина? - Он не скажет, он стелепатирует: Вам, может быть, довольно трудно это осознать, но мы, как правило, общаемся без слов - благо освоили технику телепатии. И говорить - то постепенно разучились... то есть говорим, конечно, но не на том уровне, как в Ваше время... И язык наш - увы - деградирует... И на литературе нашей это тоже отражается не очень благотворно: Ваша эпоха в этом плане просто эталон! Вы ведь тоже литератор - и довольно неплохой: мне нравятся многие Ваши стихи! А некоторые из них даже вошли в антологии... - Вы серьезно? - Вполне! - Можно будет взглянуть? - Книги у нас, как это ни грустно, давно вышли из употребления: их можно увидеть разве что в музеях... Но кассету я Вам принесу. А пока - отдыхайте! И, тепло улыбнувшись, она удалилась. Глава 9. Александр уснул сразу - как, наверное, и было предусмотрено программой. И опять, проснувшись, он узрел Наташу - все такую же приветливую и доброжелательную. - Почему у меня в "моем" времени не было такой Наташи? - подумал он с невольной грустью. - Погощу я здесь, успею привязаться к ней, а что потом? Вздыхать буду, наверно, всю жизнь, тосковать... И тут он убедился, что "они" действительно владеют телепатией: - Не грустите, Александр, - произнесла Наташа голосом, исполненным сочувствия, Вас ждет большое утешение, а, может быть - и счастье! И Вы вскоре убедитесь в этом: вспомните последние слова попа! Александру вспомнилось, что поп грозил его женить, и он безудержно захохотал: Ой, Наташа, уморили! Да, на какой-нибудь купчихе из Замоскворечья! - Ой, не могу! - продолжал он нервно хохотать: - что называется - дозрел! Буду с ней потягивать наливочку да пироги с грибами трескать, да "учить" ее вожжами, ну и ежегодно - по наследничку! Наташа тоже засмеялась, но смотрела виновато и участливо, а, отсмеявшись, стала говорить вполне серьезно: - Нет, женитьбы на купчихе можете не опасаться: Вы ведь не какой - нибудь купчишка: Вы же сирота, родства не помнящий, звонарь приблудный! Женят Вас на бесприданнице, но это будет такая жена - просто золото!... Встретив его иронический взгляд, она прибавила: - Все основные события Вашей жизни "там" запрограммированы, и довольно жестко: так что все будет именно так, как я Вам говорю. Поверьте: Вы будете вполне счастливы! - Оказывается, счастье у вас можно запланировать! У нас тоже ревностно пытались это делать, но - увы! И потом - я там такой же гость, как и у вас....Наверно, это будет как - то не по - джентльменски: что же произойдет, когда эксперимент закончится? - Все должно быть хорошо, - ответила Наташа, - не волнуйтесь, Александр! - Но все - таки: хотелось бы понять... - Ну, видите ли...- Наташа несколько смутилась - по окончанию эксперимента Вы как бы умрете... - только не пугайтесь: это будет понарошку! На самом деле Ваша жизнь продолжится в двадцатом веке, даже в двадцать первом! И мы позаботимся, чтобы она была достаточно благополучной! - Но, Наташа! Жизнь и смерть - вещи слишком серьезные: в наше время лишь шпионы и преступники пользовались такими приемами! Нет, как хотите, а мне все это слабо нравится! - Ну, а как же "Живой труп" Толстого? Или же его Протасов тоже в Вашем представлении преступник? А этот... как его? - Ну, Лопухов у Чернышевского? - Но это все - таки литература! И потом, ведь Чернышевского отправили на каторгу именно за этот его роман! А Толстого в конце концов отлучили от Церкви! Да потом - все эти литературные "герои" думали, что делают благое дело, а какое "благо" принесу я той, которую прочат мне в жены? Вдовья участь на Руси была несладкой! - Ваша щепетильность делает Вам честь... Но здесь по части этики все будет безукоризненно: судьба этой женщины и ее мужа прослежена нами весьма скрупулезно! Вы просто как бы займете место того реального человека, который действительно женился на Вашей невесте, а вскорости умер. Вы же знаете - это тогда не было редкостью: при тогдашней медицине от любой простуды, от пустячной раны можно было умереть! - Ну, а самого - то человека этого куда вы денете? - А его мы отправим в Сибирь - с казаками, к которым он пристанет в своих скитаниях. Он ведь действительно бездомный сирота - не все ли ему равно, где и с кем мыкать горе? Да ему и неплохо там будет: даже проживет дольше. А вот жены, потомства у него не будет - таким образом, и аберраций не возникнет! Ну, успокоились насчет моральной стороны эксперимента? - Вы просто соблазняете меня, как тот библейский змий... Ну, а если я все - таки откажусь? Что ж, Саша, это Ваше право... Но не думаю, что Вы нас подведете: не такой Вы человек! Да и какие у Вас могут быть основания? Конечно, если эта невеста окажется Вам неприятной -тогда другое дело: в этом случае мы Вас поймем. Но это - извините - маловероятно. - А почему Вы в этом так уверены? - Ну...- Наташа покраснела и замялась - я - то Вам, похоже, нравлюсь? Александр кивнул и промычал нечто смущенное. - Ну так вот... та самая... ну, в общем, невеста... она будет очень на меня похожа, даже имя то же самое! Тут Александр погрузился в растерянное молчание, но на лице его изобразилась нескрываемая радость. А потом они оба как - то одновременно и застенчиво заулыбались. - Чудеса, - промямлил Александр, - даже не знаю, что сказать... - Я Вас понимаю: всякий бы на Вашем месте поначалу растерялся: это, может, непривычно, может даже и пикантно, но зато так интересно! Я Вам даже несколько завидую... И так буду рада за Вас, если все получится... ну, в общем, если Вы будете счастливы с... она опять смущенно замолчала. - Я скажу Вам даже больше: ведь она - это, в сущности, я... Ну, Вы, наверно, слышали о "переселении душ" - так называемом метемпсихозе... Это вовсе не фантазии: давно научно установлена реальность всего этого! Правда, это все довольно сложно: очень редко повторяется весь человек полностью: чаще всего воспроизводится или только внешний облик, или только внутреннее содержание. А здесь - идентичность почти стопроцентная! ... После этого долго молчали. Глава 10. А потом пришло время идти на инструктаж. На этот раз его привели не в зал, а в гораздо меньшее, но сравнительно просторное помещение, где находилось около десятка человек. Они заговорили с ним весьма доброжелательно, но в то же время и по - деловому. У него даже возникло ощущение, что он находится в каком - то разведцентре: почему - то им требовалось, чтобы он высмотрел, как укреплен Кремль, какие стены окружают Китай - город, Белый город, Черный город... Да вдобавок надо было сделать фотоснимки города и наиболее значительных строений. - Вы понимаете, что меня могут принять за колдуна и объявить связавшимся с Нечистой силой? Да отправить на костер? Его успокоили, что прибор будет замаскирован в ладанке, висящей у него на шее: надо будет слегка к ней притронуться, и снимок обеспечен. Еще один прибор запасной - упрячут в пряжку пояса. Он понял, что их интересует уровень тогдашней техники: приспособления для подъема тяжестей, устройство кремлевского водопровода, способы обработки металлов, изготовления сукон и выделки кож. Но ему также было рекомендовано побывать в книгохранилищах и постараться выяснить местоположение пресловутой Библиотеки Ивана Грозного и ее состав. При возможности - еще и сделать фотокопии наиболее интересных фолиантов. - Покажите, что Вы - грамотей, и Вас, скорее всего, пустят в книгохранилища! (Это последнее задание понравилось ему больше всего, и он обещал постараться.) В заключение его снабдили небольшим приборчиком, упрятанным в нательный крест, который должен был создавать вокруг него защитное поле на случай чьей - нибудь агрессии. Защита включалась по мысленному приказанию: нападающий должен был или споткнуться, или почувствовать робость и страх, или же испытать кратковременный паралич. Он спросил, можно ли пользоваться этим прибором в "своем" времени. - Почему бы и нет? - последовал ответ: - Вы ведь не займетесь рэкетом, не станете грабить сберкассы? Он шутливо ответил, что, если так просят - ну что ж, так и быть! Много интересного узнал он и о своем новом приятеле - Евгении Кирилловиче: - Мы сначала хотели "стереть" из его памяти Ваши рассказы, а Вас попросить не откровенничать в дальнейшем с кем бы то ни было. Но, "прощупав" его, убедились, что такой человек может быть нам полезен. Передайте ему, чтобы он хранил все это в тайне, и тогда можете быть с ним откровенным. Но ни энцефалограмм, ни прочих наблюдений он делать не должен: это может внести сумятицу в вашу науку. Потом Александр стал выспрашивать о непонятных ему обстоятельствах: например, почему его появления в прошлом "привязаны" к полнолунию. Ему сказали, что теперь будет все наоборот: он будет почти месяц "там" и только в полнолуния станет посещать "свое" и "их" время. С Луной это связано потому, что на ней, на Луне, расположены установки, без которых нельзя осуществлять манипуляции, необходимые для проведения эксперимента. Попутно он узнал, что даже в древности Луна была носительницей различных установок, чувствительно влиявших на земные процессы Только их хозяевами являлись другие цивилизации. - Инопланетяне? - полюбопытствовал Александр. - Если хотите - да. - А есть у вас с ними контакты? - Да, разумеется. Но в основном - не "личные": по "системе космической связи". - А "широкая общественность" имеет информацию об этом? - Да, имеет, но в разумных пределах. - А чем обусловлена засекреченность? - Тем же, чем и всегда - в том числе и у вас: излишняя осведомленность может повредить стабильности и нравам. Это теперь общепризнано и, как правило, не вызывает недовольства. Потом Александр спросил, кто же будет его заменять, когда он будет отсутствовать в своем двадцатом веке - в том числе и на работе? Ему сказали, что как раз и собирались приступить к этой части инструктажа. Далее ему поведали, что Евгений Кириллович в ближайшее время выхлопочет ему инвалидность, так что работать ему вообще не придется. Но материально он не пострадает: ему будут регулярно присылать достаточные суммы. - Как шпиону, - усмехнулся Александр. Его, видимо, поняли слишком буквально, и довольно долго объясняли, что от всех этих затей никто не пострадает, что игра ведется честная: любой такой эксперимент всегда предварительно анализируется в плане этики их "компетентными органами". Предусматривается также вполне надежная страховка на случаи каких либо непредвиденных ситуаций. Если же он все - таки испытывает какое - то недоверие, то пусть сообразит: любой, даже незначительный вред, внесенный в прошлое, обязательно обернется катастрофой в будущем: так что они прямо заинтересованы в обратном. Далее его предупредили, что для родных и знакомых его исчезновения будут объясняться длительными командировками: такая уж будет у него "новая" работа: он как бы перейдет в секретную организацию - "ведь секретность у вас в моде"... На его недоумение - а кто же был звонарем у попа, когда он пребывал "у себя дома", последовало крайне любопытное объяснение: попа - то ведь, как такового, давно нет! Ведь он, как и все его окружение, фактически давно не существует: как только Вы исчезли из этой эпохи, и сама она как бы исчезла: а когда Вы снова появились в ней - и все они опять возникли, да при этом в памяти у них "всплыл" нужный нам материал! Тут Александр похолодел: "ведь я для них тоже вроде как не существую... то есть сейчас, в данный момент, вроде бы и существую, но стоит отправиться в двадцатый или в семнадцатый век - и"... Ему не понадобилось высказывать все это: телепатия у них была на высоте! Ему долго и даже сочувственно объясняли, что "для себя"-то он существует всегда и во всей непреложной реальности, а "они" для него действительно фантомы, так - как их для него еще нет! К тому же в "Книге жизни", как это у вас называется, любой индивид остается навечно: в этом смысле и царица Нефертити - непреложная реальность! ( Потому то и возможны путешествия во времени!) Да и Вы живете не в последний раз: Вам предстоит жить и в наше время! И, живя в нашу эпоху, Вы будете знать о своих прежних жизнях - в том числе и о нынешней! Более того: в семнадцатом веке Вы как бы повторяете свою прежнюю жизнь! Александр был буквально сражен всем услышанным. - Да, пожалуй, хватит информации на этот раз! - подумал он с волнением. И тут же с ним стали прощаться, а Наташа взяла его под руку и повела... Но через несколько шагов он вдруг застыл на месте. Наташа удивленно посмотрела на него. - Слушайте, Наташа... если я все правильно понял... можно нескромный вопрос? Та нерешительно кивнула. - Кто будет моей женой, когда я буду жить в этом времени? - Ну, что ж: раз уж Вы сами об этом спрашиваете - значит, догадались, - сказала она, довольно мило покраснев. - Да, Саша, Вы весьма сообразительны... Надеюсь, Вы не против? - спросила она несколько кокетливо. - Но Вам придется подождать: сперва дожить до старости в нынешней жизни, а потом прожить еще не одну, а уже потом... - Но мы, надеюсь, будем счастливы? - В общем, да, вполне... Примерно так, как были счастливы тогда, в семнадцатом! Так что, как тогда говорили, "любовь да совет"! И пусть Вас не смущает, что я тогдашняя - то есть она - почти ребенок: тогда так было принято! Впрочем, что я Вам - историку - объясняю! Так что - до встречи в семнадцатом веке! Она засмеялась, потом почему - то вздохнула, и, быстро поцеловав его в щеку, решительно взяла за руку и в следующую минуту ввела в то самое, уже очень знакомое, помещение. Он был так тронут вспышкой ее нежности, что даже растерялся. И только когда понял, что она сейчас уйдет, спросил: - Наташенька, может быть, это странно звучит, но нельзя ли мне встретиться с самим собой - раз уж мое нынешнее воплощение живет и здравствует, да еще и является самым близким для Вас человеком? - Может быть, и можно, только не на этот раз: ведь Вам уже пора покинуть этот век! "Рога трубят" - счастливого пути! - А не обижусь я теперешний, если поцелую тебя...- он замялся - будучи древним "Гомо Советикусом"? - Ну кто ж ревнует к самому себе? Но не забудьте: мы под наблюдением! Тут ее милая щечка очутилась в сантиметре от его искривленных волнением губ, и в следующий момент они нежно приникли к ней. Но долгого лобзания не получилось: через несколько мгновений его милую как ветром сдуло. Ему показалось, что у него потемнело в глазах от волнения, но это, видно, просто начал меркнуть свет. Он понял, что началось перемещение во времени: исчезло ощущение веса, тело стало будто таять, растворяться, а на душу навалился непроглядный мрак. Но не было ни страха, ни каких-то неприятных ощущений. Сколько это длилось, он сказать не мог. Потом как - то сразу понял, что находится уже в своем двадцатом веке, на своем продавленном диване. Да к тому же резко зазвонил будильник. По привычке он вскочил и начал собираться на работу. Часть вторая. Глава 1. Ему целый день не работалось, да и сотрудники поглядывали на него как - то странно... Поглядев на себя в зеркало, он сразу догадался о причине: удивленно растерянная физиономия; бегающий взгляд; небрит, нечесан, да и одет весьма неряшливо... - И отвечаю, видно, невпопад, - подумал он, - но, наверно, так и надо: все должны решить, что у меня "крыша поехала", и... Он не ошибся: вскорости ему сказали, что он должен съездить в одно учреждение привезти какие - то бумаги... и машина уже ждет! Он сразу догадался, что это за машина, но вида не подал. В сопровождении двух дюжих молодцов он сел в машину, и она тут же тронулась. В молчании доехали до "учреждения", о назначении которого нетрудно было догадаться. Там ему задали несколько формальных вопросов и предложили побыть у них две - три недели, чтобы "отдохнуть... успокоиться... подлечить нервы..." и тому подобное. - А если я не соглашусь? - спросил он "для порядка". -Если Вы разумный человек, то наверняка согласитесь. Ну, а если нет - мы силой никого не держим. Но учтите: в этом случае Вы вскорости наверняка попадете в учреждение другого типа, где царят тюремные порядки и с больными мало церемонятся. -Я хочу сначала поговорить со своим участковым врачом - хотя бы по телефону! Он сообщил фамилию врача и номер поликлиники, и через несколько минут уже разговаривал с Евгением Кирилловичем. Сказав, где находится, он дал ему понять, что должен срочно поговорить с ним с глазу на глаз. Тот обещал приехать сразу же после приема, и, действительно, вскоре они уже беседовали наедине. Александр рассказал вкратце о новых своих приключениях и попросил помочь: избавить, если можно, от "психушки" и устроить инвалидность. Отсюда я Вас, разумеется, вызволю: поручусь за Вас, скажу, что нецелесообразно... А вот "группу" Вам устроить... Ради этого обычно здесь приходится покантоваться хоть бы с месяц... Ну, да ладно: я похлопочу - и, авось, обойдется "без жертв"! После этого он долго разговаривал с кем - то из "заведения" и, кажется, договорился: Александру объявили, что передают его на попечение для всех для них авторитетного Евгения Кирилловича, но чтобы он его не подводил: во всем его слушал и выполнял все его назначения - он, мол, теперь за Вас в ответе! Александр, разумеется, дал все необходимые заверения, и они вдвоем поехали к нему домой. А дома устроили дружеское чаепитие, во время которого основательно поговорили обо всем происходящем, причем собеседник не скрывал восторга, даже зависти перед его приключениями. Уходя, он оставил ему какие - то таблетки и попросил пока не выходить из дому: будет, мол, ежедневно его навещать и приносить все необходимое, ну, и больничный, разумеется, оформит. - Отдыхайте... набирайтесь сил... осмысливайте происшедшее с Вами... ни о чем не беспокойтесь.. завтра обязательно зайду! И, тепло попрощавшись, ушел. - Стало быть, у меня новый статус: я "псих"! - подумал Александр, но не испытал от этой мысли особого огорчения. - Может быть., я даже нормальней всех прочих: сама - то страна наша нынче не что иное, как огромный сумасшедший дом! Да и в прошлом - то шизятины было не меньше... Когда ж страна "сошла с ума"? В семнадцатом году? А, может, еще раньше? Но как бы там ни было, а факт, что у нескольких поколений мозги были "сдвинуты набекрень" свирепыми идиотизмами, происходящими вокруг! Неудивительно, что при таких условиях многих здравомыслящих считали или "психами", или врагами - чьими - то агентами! Да они, в конце концов, и становились полусумасшедшими, а то и вовсе сумасшедшими из за постоянной травли! И для меня, наверно, это даром не прошло: было бы даже странно, если бы идиотизмы этой жизни не искалечили и моей психики! Впрочем, ни в прошлом, ни в будущем меня вроде бы никто за ненормального не принимает... Ну, а что до современников... Так ведь они любому диссиденту клеили этот ярлык начни я совсем недавно высказывать те свои взгляды, которые нынче у всех на устах - где бы я очутился? К счастью, мне, как и многим другим, не хватало гражданского мужества... Теперь - то его у всех стало в избытке: пинать мертвое чудовище охотников хватает! Где они все были раньше? И ведь мало кто понимает, что теперь неудобно истошно костить этот прежний режим: лежачего не бьют! Лучше бы побольше думали, что делать дальше - то есть каждому на своем месте - чтобы страна окончательно не погибла! Но думать об этом у нас не привыкли: все почему то стараются думать за тех, кто у руля, или же о том, как ухватить лишний кусок! Звереют люди на глазах, перестают походить на людей, а нет людей - нет и державы: из монстра с крошечной головкой превращается в совсем уж безголовое чудовище! - Эх, "Гомо Советикус", "Гомо Советикус"! Суждено ли тебе когда-нибудь стать просто человеком? Как это у Киплинга? Он там, помнится, обращается к сыну, призывая того соблюдать основные нравственные заповеди, а в заключение провозглашает, что тогда: "Земля твое, мой мальчик, доcтоянье, И более того - ты Человек!" Вот тебе идеолог колониализма, расового превосходства! Может быть, в действительности существуют лишь две "расы": настоящих людей и двуногих зверей? И не по форме черепов и цвету глаз они различаются, а по наличию или отсутствию Совести? А у нас ведь само это слово давно не в ходу! А вот те народы, для которых это слово не совсем пустой звук, в глубине души, наверно, и считают нас неполноценной расой - недочеловеками какими - то! И, хоть вроде мы теперь как будто спохватились: и про Бога вспомнили - в церкви начали ходить да свечки ставить, да бубнить молитвы, а ведь "Бога в сердце" все же не имеем: клянчим у Всевышнего кусок побольше, щи погуще, лошадиного здоровья, да посмертного блаженства! Этого и первобытные дикари вымаливали у своих идолов! А многие ли просят Бога сделать их добрее, просветить их души светом Истины? Один из сотни? Или, может быть, из тысячи? Потому у нас, наверно, все и идет прахом: не помощник нам Бог в нашей грязной возне! От всех этих мыслей Александру стало неуютно и тоскливо: - ведь жили же люди иначе в .другие эпохи! Трудно жили, скудно и небезопасно, но все-таки чище, что ли... Нравы были проще, но и здоровее; люди были грубее, но сердечнее: какой - нибудь боярин мог огреть простолюдина плеткой, даже вовсе зашибить в сердцах, но понимал, что это - грех: и каялся, и помогал покалеченному - добровольно, а не по принуждению! Да и рубился на войне с врагом на совесть... Купцы, хоть к обманывали покупателей, но не скупились на богоугодные дела - не то что нынешние наши торгаши... Ремесленники дорожили честью мастера и стыдились халтурить. Крестьянин любил землю, на которой жил, пахал и сеял, и старался не портить ее, да и царь государь чувствовал себя ответственным пред Богом за всех своих поданных и старался способствовать их благоденствию. Ну, а взять хотя бы "моего" попа: не шибко грамотен и развит, а мораль на высоте: он сердцем чувствует, где благо, а где зло, и учит прихожан добру. И тут он вспомнил где - то слышанный рассказ, как какой - то миссионер стал допытываться не то у бушмена, не то у готтентота: что в его представлении благо и зло?, "Зло, - отвечал этот дикарь, - это когда зулусы угоняют, у меня коров". - Ну, а что такое благо? И дикарь, удивленно взглянув на "бестолкового" собеседника, объявил: - "конечно же, это когда я угоняю коров у зулусов!" В этом смысле мы стоим гораздо ближе к готтентотам и бушменам, чем русские люди семнадцатого века! - невесело подумал Александр. Ну, а эти далекие наши потомки? Трудно, конечно, судить о морали, об этике этих людей, но таких Наташ я почему то в наше время не встречал. При мысли о Наташе в сердце защемило: "хороша Маша, да не наша"... Впрочем, если правда то, о чем она со мной пооткровенничала... Хотя она и намекала на нечто пикантное: будто бы меня хотят женить почти что на ребенке... Ему вспомнилось из Пушкина: "Мой Ваня моложе был меня, мой свет, А было мне тринадцать лет..." - Нет, это будет как - то дико: что я буду делать с этакой "супругой"? В куклы с ней играть? А, впрочем, поглядим: не захочу - так не заставят же насильно! Глава 2 . Евгений Кириллович не подвел: пестовал его почти как нянька, а буквально через три недели они уже отправились на ВТЭК. Причем врач так хорошо проинструктировал "больного", что все сошло удивительно гладко: он ушел оттуда инвалидом второй группы. Как - то грустно, правда, было и неловко, но зато переполняло чувство избавления от постылого, унизительного хомута: ведь это же - свобода, это независимость, это возможность делать то, что хочешь, а не то что тебе велят какие - то там недоумки, считающие тебя ничтожеством лишь потому, что злобная ирония судьбы их над тобой поставила! Однако он знал, что скучать без работы ему не придется: на днях предстояло отправиться в прошлое. И уже не "туристом", как раньше, а с довольно серьезным заданием. Он оповестил немногочисленных родных и еще более немногочисленных знакомых, что сменил работу, и при этом дал понять, что она связана с секретностью и долгими командировками. А, впрочем, никого это особенно не взволновало, так как и родные, и знакомые им мало интересовались: ну, есть такой чудак - поговорить о ним иногда бывает интересно, но особой пользы от него ждать не приходится: малозначительный и странный человек - не при деньгах и не при должности, без связей, ничего достать не может, никакое дельце провернуть - тем более, ну и Бог с ним: пусть прозябает помаленьку! То ли дело - Евгений Кириллович: такой приятель стоил всех остальных вместе взятых! Александр только теперь, пожалуй, осознал, как он был безысходно одинок до встречи с этим человеком и какое это счастье, когда кто - то тебя понимает. Он чувствовал, что интересен этому врачу не только профессионально, но и чисто по-человечески. Это трогало до слез и наполняло сердце благодарностью к единственному другу. Они вроде никогда не выпивали вместе, даже почему - то до сих пор не перешли на "Ты", но это ничего не значило: ведь каждый ощущал, что их соединяет нечто сильное и теплое. Евгений Кириллович выразил пожелание присутствовать при трансформации во времени: - позвольте находиться рядом с Вами в течение ночи! Александр охотно согласился. В ночь на полнолуние Александр улегся около полуночи в постель, а Евгений Кириллович пристроился рядом на стуле. Они довольно оживленно беседовали о том о сем, волнуясь в глубине души и ожидая "чуда"... Но, однако, вскоре оба начали позевывать, и через некоторое время уже крепко спали. А когда за окном стало светлеть, в комнате находился уже только Евгений Кириллович. Глава 3. Странное ощущение вызывало прикосновение к древним пергаментным свиткам. И не таким уж грамотеем оказался на поверку Александр: по - гречески совсем не знал, ну, а латынь - так, с горем пополам... Даже древнерусский понимал не очень хорошо... Но, правда, русских текстов было не так много: в основном по гречески, а то и по - арабски, даже по - еврейски... Но читка текстов не была его задачей: надо было лишь определить названия и сделать нечто вроде каталога. Для этого его и нанял дьяк, ведавший кремлевскими архивами, библиотеками и прочими "крысиными угодьями", как часто выражались в этом веке. Когда его заставили, для испытания, прочесть вслух кусок какого - то греческого манускрипта, он похолодел: ведь не сумею, опозорюсь! Да еще плетей, наверно, всыплют "за нахальство"! Привел его к этому дьяку тот самый "кум попа": он был не последним человеком в каком-то приказе. Но деваться было некуда, и Александр почти что наугад, сбиваясь, заикаясь, стал произносить фразы на незнакомом ему языке, цепляясь за знакомые и полузнакомые буквы, которые находил в тексте. Лучше бы был математиком или физиком, - подумал он с досадой, - у них эти буквы в ходу! Но дьяк слушал вполне благосклонно, а потом попросил перевести. Александр, сам удивляясь своему нахальству, произнес первую пришедшую ему в голову тираду, и экзаменатор одобрительно кивнул. - Ну, что ж: годится - ты и вправду грамотей! Иди трудись да поусердней! А лениться будешь - так плетей отведаешь! А за прилежание у нас жалуют: и харчами, и суконцем, и вином заморским, и медком расейским, и деньгой серебряной. Слушая все это, Александр сперва не мог поверить: да всерьез ли это - не дадут ли оплеуху, не огреют ли кнутом? Но вскоре понял, что сошел за грамотея потому, что - все эти дьяки, подъячие и прочие приказные не шибко грамотны, и он, сам того не желая, провел их всех за нос! Тут дьяк махнул - рукой: - иди, мол, с Богом! - и Александр, отвесив поясной поклон, уже попятился к двери, но вдруг спросил: - дозволь узнать, благодетель милостивый: те книги греческой земли, что мне переписывать надлежит, не привезены ли при великом государе Иоанне Третьем греческой царевною - его супругою?. Дьяк уставился на него с явным удивлением и нескрываемым неудовольствием: - тебе - то что до этого, холопское отродье? Ты откедова про то прослышал? Не твое собачье дело - кто чего привез к нам на Москву! Ступай, пока спина не вздулась от плетей , да впредь гляди: поменьше вопрошай, собачий сын, больших людей - целее будешь! Александр торопливо кивнул и, проговорив виновато: - прости, благодетель, спасибо за науку... не вели казнить... торопливо вышел. Кум попа, выйдя с ним вместе, стал ему выговаривать: - экой несуразной! Кто ты против этого дьяка, чтобы он разговоры с тобой разговаривал!? Да и не знает он, наверно, про те книги, - добавил он, усмехнувшись. - А вот. я тебя сведу с одним монахом - ученейший муж! Вот его и спроси! И, действительно, вскорости свел... Монаха почему - то звали отец Авель, Сразу было видно, что он праведен, умен и проницателен. С Александром разговаривал охотно, но поглядывал на него с некоторым удивлением и любопытством. Его взгляд, казалось, говорил: - не прост ты, братец, ох - не прост! Большая в тебе тайна, человече! Но с бестактными вопросами не лез - все больше вопрошал о том, что собеседник думает о Боге, да о смысле жизни, мироздании и о судьбах Мира... Александр сперва старался скрыть, что много знает, но не удавалось, а потом и не хотелось: больно уж располагал к себе такой прекрасный собеседник - истинный интеллигент своей эпохи! О библиотеке Софьи Палеолог отец Авель знал, похваливал ее: - из-рядный кладезь мудрости, сам черпаю частенько из него - но оскудел, премного оскудел! И мыши да крысы погрызли, и огнь пожрал, и растащили многое... Да и свалено все буреломом, в одной куче с другими писаньями, не всегда и многомудрыми... А ты - то, Александр, откуда черпал всякую премудрость? - вопросил он несколько лукаво, но по - доброму. - Ведь много, много нахватал - я в этом понимаю толк... Уж не у иноземцев ли каких? - Да, это правда: ездил - плавал я с купцами, был в ганзейских городах, с немцами учеными хлеб - соль водил: самого Нострадамуса знал... При этом имени отец Авель укоризненно покачал головой: - краем уха слыхал про того чернокнижника.- Ну, и чего он наплел - то тебе?. - Наплел немало: все сказал, что будет аж до самого двухтысячного года от Рождества Христова. -Ну! И ты ему поверил? - Как сказать... А вдруг он и вправду провидец? - Что ж, может, и вправду... Только вот откуда этот дар - не от лукавого ли? Ведь Господу неугодно, чтобы человеки знали, что их ждет во мгле времен! Ведомо только, что когда - то будет конец света, а в последние времена придет Антихрист и затеется Армагеддон... - Не сказывал ли он, скоро ли? - быстро спросил собеседник - смущенно, почти воровато. - Нет, отче, этого не сказывал, но вроде говорил, что лет этак через триста страшные дела начнутся на Руси: царей не станет, Церковь Православная гонима будет, народ станет поклоняться лжепророкам, будут литься реки крови, правды меж людьми не станет, править будут на Руси разбойники, и длиться это будет долго : лет семьдесят с гаком... - Да, скорбно, скорбно, - тяжело вздохнул монах, - было видно, что он искренне печалится, - Но, однако, триста лет - такая даль... А ведь и сейчас на Руси много скорбного: бунташные, смутные времена! Скоро ли кончатся? - Вроде бы лет через семь... Но и после смуты долго будем бедовать: Иноземцы - католики будут нас воевать, но не одолеют! А лет через сто станет наша Россия великой державой: ее будут везде уважать и бояться! - Ну, что ж: уважать - это лепо! А бояться что ж мы, звери лютые какие? Нет! Когда тебя боятся - это плохо! - Так бояться будут кто? Еретики - католики, да лютеране всякие, да магометане поганые... - Оно конечно: мусульманская - то вера, может, и поганая, и много мы от них терпели, - проговорил отец Авель как бы в нерешительности, да и католики, и особливо лютеране - может, и еретики, а все люди, человеки. Не велел Спаситель наш истреблять людей - каковы б они ни были: на каждом человеке - образ Божий! Александр порядком растерялся: не ожидал услышать такое от человека семнадцатого столетия! Как видно, во все времена и во всякой стране были люди, не разделявшие предрассудков своего времени - настоящие Человеки, любившие все человечество и проливавшие свет Добра и Истины в кровавый мрак своих эпох! Наверно, такие и есть Соль Земли! Глава 4. Жить Александр продолжал у попа, которого, как оказалось, звали просто Филька. Прихожане так и говорили про него: поп Филька, хоть и видно было, что уважают. Просто - напросто простых людей, даже духовного звания, если это было "белое" духовенство, по имени - отчеству не величали, да и отчеств не было в ходу: было нечто вроде фамилий - скажем, Филька Петрухин - стало быть, Петрухин сын. В глаза же обращались к нему "батюшка" - в том числе и сама попадья. Александр, хоть и был подготовлен, но все же растерялся, когда, впервые проснувшись после трансформации, обнаружил, что он не один: на широкой и мягко застеленной лавке, свернувшись калачиком, сладко спала миловидная русоволосая девочка - именно девочка, лет тринадцати с виду. - Неужели уже обвенчали? - подумал он с замиранием сердца. Вот так номер: "без меня меня женили!" И что ж теперь делать? Ему было трудно полностью разглядеть лицо спящей, но сходство с Наташей он сразу заметил. Тут она зашевелилась, сладко потянулась и, не открывая глаз, уткнулась своим милым личиком ему в плечо. Он невольно погладил ее по головке, после чего она нежно прильнула к нему. А через несколько минут, открыв глаза и посмотрев немного удивленно, привлекла его к себе довольно энергично. Александру сделалось не по себе: он понял, чего от него ждут, и запаниковал: - неужели придется с ребенком... - нет! Ни за что! А, с другой стороны, что она - то подумает? Что разонравилась суженому? Или чем - то его прогневила? И как долго может длиться этот нонсенс? Да, уж воистину - вляпался! Пока в его голове лихорадочно проносились все эти смятенные мысли, ситуация становилась все безысходнее и безысходнее. Наконец, ему удалось, запинаясь, пробормотать: - извини, мол, хворый я сегодня... Она участливо потрогала его лоб, покачала головой и, накинув сарафан, выскользнула из каморки. На весь день его оставили в покое, как "болящего", и даже дали выпить какого - то лекарства - сладкого и духовитого медового отвара с травами. "Прохворав" с неделю, он сказал и супруге, и попу, что, исцеления ради, дал зарок к жене не приближаться. Жена, потупившись, приняла это смиренно, но поп стал журить: - Не дело удумал, Лександр! Почитай, медовый месяц миноваться не успел, а ты... Негоже эдак - то супругу забижать, негоже. Да и, примечаю, вроде не люба она тебе: и не поколотил ни разу! Уж коли до баб не охоч, так в монахи бы шел! А коль оженился - изволь не дурить: ведь сам Господь сказал: "Плодитесь, размножайтесь"! А зарок твой глупой я с тебя, как поп, снимаю. А не станешь жить с супружницей - такую эпитимью наложу, что не обрадуешься! . Александр, после такого пасторского внушения, решил, что "плетью обуха не перешибешь", и придется покориться, но формально: все равно ничего не получится. И, действительно, сперва не получалось, но вдруг как - то раз получилось... А потом - еще раз, и еще... Короче, его "семейная жизнь" помаленьку "наладилась"... Поначалу ему было здорово не по себе, а потом попривык... Глава 5. Чем больше Александр приглядывался к своей непрошенной жене - полуребенку, тем она больше его умиляла: тихая, покорная, она всегда "смотрела ему в рот", всегда беспрекословно и, как правило, охотно делала все, о чем бы он ее ни попросил. Стоило ему заговорить чуть громче, как она тотчас робела и сжималась, будто бы ждала физической расправы. Хотя Александр никогда ее пальцем не трогал, и это ее, по - видимому, удивляло - может даже, огорчало... - Жену надо учить, - говорили ему нередко и поп, и попадья, - не то разбалуется! Но тот испытывал омерзение при одной мысли о чем - то подобном, да и поводов к таким действиям явно не видел: не колотить же за случайно разбитую плошку или пересоленные щи! Хотя прекрасно знал и наблюдал не раз, что именно за это и колотят своих жен люди той эпохи... И бедные жены изрядно побаивались своих тяжелых на руку мужей, но, похоже, все - таки, как правило, любили... - Хорошо, что я не женщина двадцатого столетия, - думалось ему частенько, - уж та бы не стерпела, да дала бы сдачи! А потом ее или забили бы до смерти, или, в лучшем случае, надолго б заперли в домашнюю тюрьму! Впрочем, надо еще разобраться - кому из них хуже: этим забитым, бесправным, изруганным бабам или моим "вьючно - сумчатым" современницам? Образованным, цивилизованным, "самостоятельным", но частенько таким несчастливым, таким одиноким! У этих муж - кормилец, и опора, и наставник, а у наших? Будто чемодан без ручки: и тащить невмоготу, и бросить жалко! И кого осчастливило "равноправие" это дурацкое? И те, и другие "качают права", а вся жизнь идет прахом! Легкомысленные браки и дурацкие разводы, безотцовщина - а разве вырастишь мужчину без отца? Вот их теперь и нету! И не так уж, видно, страшны эти оплеухи да тычки, когда есть главное: ответственность, привязанность, заботливость... Про любовь здесь мало говорят стесняются, что ли - как, впрочем, и все, кто серьезно относится к этой "материи", в любые эпохи застенчиво прятали лучшие чувства свои, но любить, похоже, умеют: им, как видно, и в голову не приходит - как это можно не любить Господом данного мужа или данную Богом жену! Он с острым любопытством искал что - то общее между этой данной ему в жены девочкой и той прекрасной женщиной из будущего, о которой частенько вздыхал... Несмотря на огромную разницу в интеллекте, их объединяла восхитительная женственность: он чувствовал, что может и любить, и даже уважать эту дико-невежественную, до смешного неразвитую полудикарку, с которой и поговорить - то было не о чем! - Может быть, попробовать обучить ее грамоте? - пришла ему в голову шальная мысль. - Давай - ка, Наталья, научу тебя книжки, читать, - предложил он ей как - то как бы невзначай. Та испуганно взглянула исподлобья (голова ее почти всегда была "опущена долу"), и произнесла затравленно и тихо: - Как прикажешь, батюшка... Только - не вели казнить - на кой мне это... Ей, наверно, представилось, что муж станет вбивать ей в голову непостижимо загадочные знаки, коими усыпаны многомудрые книжицы, с помощью палки и плетки, как это всегда делалось в те времена. - Не дал мне, бабе глупой, Бог ума, чтоб ту премудрость одолеть! Да и мужики коситься станут - позавидуют, а то и прибьют ненароком! Уж пожалей меня, родименький, аль чем тебя прогневала? - Да, права она, пожалуй, - невесело подумал Александр. -Да и что она сможет читать? Библиотек нет, книги дороги - даже и зажиточным не по карману -да и по содержанию - то, в основном, церковные: псалтырь, молитвослов... Но ведь молитвы каждому и так известны наизусть! Попробовать без книг вложить ей что-то в голову? Так не поймет, или, того хуже, поймет по - своему: уродливо, нелепо! Да и что такого уж отрадного в приобретении познаний? Ведь сказано же мудрецами: "умножающий знание умножает печаль!" И то сказать: почти все эти люди с нашей точки зрения невежественны, но ремесло свое знают неплохо, да и поведению, вполне достойному для своей эпохи, как правило, обучены, и где добро, где зло, различают не хуже, чем мы в нашем веке если не лучше! Да и вера в Бога помогает, им идти стезей добра... А у нас-то "образованных" то есть большей частью с горем пополам усвоивших крохи из школьных программ да из вузовских лекций - какой может быть профессионализм? Да любой этот ремесленник, если только он не горький пьяница, не в пример искусней в своем деле наших "образованцев"! А нравы? Хоть и диковатые, но строгие. А у нас и слово "нравственность" давненько вышло из употребления, зато эгоизм, цинизм и лицемерие видишь на каждом шагу! Да потом еще кто - то удивляется, что все идет прахом, и ищут виновных: начальство плохое; социализм плох; капитализм не успели ввести - уже прокляли! А того не понимают, что любой "ИЗМ" будет плох, если сами люди плоховаты! И откуда ж начальству хорошему взяться, если из нашей подгнившей среды эти кадры и черпают! - Как подумать - просто неохота возвращаться "восвояси" - к этим лицемерам, лодырям, безбожникам и жуликам, а, чаще всего - просто слабакам да недотепам! Всем недовольным, никого не любящим, не уважающим и ни во что не верящим, да, вдобавок, привыкшим ждать "манны небесной" или же президента - волшебника, который мог бы накормить всех "пятью рыбами", как Иисус Христос! А чего дождутся? Да того, что станут пожирать друг друга - только и всего! Так что же? Может, попросить потомков, чтоб оставили если не у себя, то здесь? И Наталья моя через несколько лет станет ох какой женщиной! Вот, правда, детей нарожает, наверное, с дюжину: как прокормить? Ну, да выйду в приказные - жить будет, можно... Но нет - не смогу: без книг, да кино, да радио и телевидения... Без газет и журналов, театров и выставок! Без таких же, как сам, "образованных", с кем бы можно "язык почесать" о политике, сексе, науке и спорте... Без кокетливых женщин, одетых отнюдь не в салопы... Без возможности сесть в самолет да рвануть из зимы в лето... Без центрального отопления, ватерклозетов, электрических лампочек и холодильников... Без картошки, помидоров, кофе, чая, мороженого, шоколада, мармелада... Без таких привычных, хоть и многократно руганых, автобусов, троллейбусов, трамваев... Без асфальта, наконец! Его и вправду начинало подташнивать и от пареной репы, и от вечной пшеной каши, скупо сдобренной неаппетитным конопляным маслом, и от ежедневных кислых щей, в которых плавала одна капуста... Хоть какого бы куренка мне сварила, - попросил он как то свою юную супругу. - Что ты, батюшка, ведь пост теперь! - произнесла она испуганно. Он смущенно умолк: вспомнил, кстати, что постных - то дней целых двести в году! Да и "курей" - то своих у них нет - не говоря о прочей живности... А, зайдя в торговые ряды и приценившись, понял: хоть петух и стоит там всего алтын, а гусак - гривенник, да не густо этих медяков в кармане: жалованье - целковый в месяц, и тот надо выпрашивать: кланяться в ножки дьякам и подьячим... И, ежели не расположены они к тебе: подарка вовремя не сделал - ко Дню ангела его самого, и супруги, да и по иным случаям, да кланялся не всегда низко, да за зуботычины крысился - век будешь просить - не получишь! А начнешь "права качать" - так самое меньшее выгонят в шею со слу-жбы и в новую службу уже не возьмут! ... А в том далеком будущем? Ну кем я смогу быть, как не музейным экспонатом? Да и смогу ли привыкнуть к их пище из "шариков"? А, если как-то "врасту", в эту жизнь - так уже не отпустят назад: слишком много узнаю! А, впрочем, зачем мне "назад"? Чем мне дорого мое настоящее? Кто там меня любит, кому я там нужен? Я ведь, по сути, внутренний эмигрант в своей эпохе... Евгений Кириллович тоже переживет... Для детей своих я все равно не отец--просто гость! Никакой, по сути, пользы от меня моей эпохе нет: зря болтаюсь под ногами - да и только! Разве что смог бы теперь писать какие - нибудь опусы на историческую тему - раз уж повидал, воочию седую древность. Но, наверно, получится нонсенс: "ученые мужи" подымут крик, что я "исказил"... "переврал"... Ведь я буду писать не по книжкам, даже и не по архивным материалам, а по живым впечатлениям, которые наверняка не совпадут с их книжной информацией! И как я докажу, что это они заблуждаются? Нет такого средства: высмеют, затравят! В общем, была не была: попрошу приюта у потомков! Часть третья. Глава 1. Александру иногда уже казалось, что и семнадцатый век, да и его родной двадцатый ему только лишь приснились: он настолько привык сидеть и лежать без всякой видимой опоры, а при желании - и парить в пространстве с помощью поля, природу которого уже начинал понимать; поедать всевозможные плитки, конусы, кубики, шарики; видеть на стене отведенного ему помещения, как живых, всех тех кого ему хотелось видеть в данную минуту, и говорить с ними - если те, конечно, были расположены к контакту. Чаще всех бывала расположена Наташа: возникала чуть ли не при каждом вызове. Нередко появлялась и живьем. Он тоже много раз бывал в ее жилище, и затруднялся определить, с кем ему волнительней общаться: с ней самой или с самим собой - то есть с ее теперешним мужем... Ему было трудно до конца понять ту форму брака, которая была принята в этой эпохе: он подозревал, что это далеко не моногамия, да и вообще - не семья в традиционном смысле... Они ему дали понять, что он может сколько хочет находиться в их жилище - это, мол, никому не мешает. Если он или она куда - то отлучались, визуальная и вербальная связь все равно сохранялась... Вообще, контакты в этом мире не зависели от местопребывания, поэтому не было принято спрашивать - "куда идешь"... "когда придешь"... и тому подобное. Что касается чисто физических контактов, столь значимых для людей его эпохи, то они, казалось, были минимальны . Ему объяснили, что деторождение у "них" осуществляется при помощи некоего элитного генофонда, да еще и с применением генной инженерии, достигшей головокружительных успехов. Хотя теоретически любая пара может это делать по старинке... Но такие случаи редки: это считается дикостью и осуждается. Да и связано с серьезными материальными трудностями: общество в таких случаях лишает "сумасбродов" а, вернее, "сумасбродок" многих видов помощи, предоставляемой на воспитание детей. А, чтоб такие дети не страдали, условия их содержания контролируются соответствующими органами. И, если родители не в состоянии создать приемлемых условий, то ребенка могут и "забрать" - то есть поместить в воспитательное учреждение типа интерната. При этом с незадачливых родителей взыскивали на их содержание максимум средств, оставляя лишь самый минимум на прожитие. Александра не могли не покоробить такие порядки - тем более, что ведь и дети должны были страдать от разлуки с родителями. Но потом ему вспомнилось, в каких ужасных семьях зачастую росли дети в его время, а органы опеки смотрели на это сквозь пальцы, и как редко лишали родительских прав даже самых, отъявленных забулдыг и преступников. - Уж лучше, наверное, так... - подумалось ему. А, по зрелом размышлении, он понял, что численность населения у них жестко регулируется - ведь природные ресурсы стали истощаться уже в его эпоху - и поэтому каждый член общества должен быть максимально полезен. А "незапланированное" пополнение - часто социально малоценное - для них такая же обуза, как для его современников - "дети карнавала"... Не менее разумным показалось Александру и их "брачное законодательство": в принципе любая пара могла заключить брак, но не всякая женщина могла рассчитывать стать матерью на общепринятых условиях: для этого надо было иметь достаточно высокий уровень - и культурный, и физический, в последнюю очередь материальный. Так что женихи, желавшие вкусить счастье отцовства - хоть и, как правило, условного - обычно выясняли, будет ли это возможно с данной женщиной. Не так уж часто удавалось совместить все те семейные радости, которые были так доступны людям его эпохи. Нередко приходилось довольствоваться чем - то одним: любовью к женщине или любовью к детям. Впрочем, сама - то "любовь" понималась несколько иначе, чем когда - то: ей обычно не сопутствовала ревность, в самом чувстве было меньше эгоизма, примитивных вожделений, больше уважения, духовной общности, взаимопонимания... Никого не удивляли и не запрещались групповые браки - точно так же, как и однополые... Александр довольно скоро понял, что Наташа, да и муж ее, вряд ли стали бы противиться, если бы он пожелал стать "вторым супругом", но сам был не готов к такому варианту: слишком глубоко сидели в нем традиции его эпохи. И они, как видно, это понимали: не распространялись по этому поводу, хотя, при случае, и давали понять, что "двери открыты". Впрочем, для него и это было не такой уж малой радостью... Глава 2. Пришлось ему и походить на курсы для "великовозрастных балбесов" - то есть для людей, по каким - то причинам не получившим вовремя необходимого образования. Там он узнал уйму интересного: например, что человек не сам собой произошел от обезьяны, а что его вывели искусственным путем высокоцивилизованные инопланетяне. И не исключительно от обезьян: они задействовали генетический материал от многих других форм - в том числе даже свиньи! Да и своими собственными генами, изрядно одарили... Но затея эта не имела полного успеха: в какой - то момент "недоделанные" полусапиенсы вырвались из - под контроля да и разбежались... Потому - то в людях до недавнего времени и было столько дикого, звериного, недоброго и неразумного! Теперь - то, наконец, человечество, хотя и очень относительно, приблизилось к тому,чем оно и должно было быть с самого начала: сообществу действительно разумных, добродетельных, уравновешенных существ. Но радоваться рано: еще многим поколениям хватит работы в этом направлении. Крайне впечатляли и сведения о самих этих создателях человечества: это были существа настолько более духовные, что древние люди, имевшие с ними контакты, не могли воспринимать их иначе, как богов, и были по - своему правы: ведь даже по отношению к теперешним людям это как бы полубоги - в силу своего духовного превосходства и меньшей привязанности к физической субстанции. Но есть во Вселенной существа и более высокого порядка, каковых, при желании, можно и всерьез воспринимать как объекты религиозного поклонения - что многие и делают. Это существа уже чисто духовные, вовсе не обладающие физическим телом: они составляют как бы единую духовную сущность, определяющую судьбы Вселенной, и ее - эту самую сущность - и можно - даже нужно - именовать Богом с большой буквы. Человечество было создано именно по Его воле, как это обычно и делается на всех подходящих планетах в определенный момент. Правда - не всегда вполне удачно, о чем и свидетельствует участь человека. Но все эти неудачи - временны и преходящи: человек все равно - раньше или позже - выполнит свое предназначение: станет существом вполне духовным и успешным помощником Господа Бога в осуществлении Его промысла: увеличивать общую духовность Мироздания, пока Дух окончательно не победит Материю. А победа Духа над Материей и будет означать победу Добра над Злом, разумного начала над стихийным, Света над Тьмой! Этой цели и служила миссия Христа - самая значительная из подобных миссий. И христиане вполне справедливо считают Его Богом: это действительно было явление сверхземного и сверхприродного масштаба. И, хоть человечество и оказалось неготовым в полной мере воспринять Его учение, но польза от него была огромна: это до сих пор непревзойденный эталон и в области этики, и во многих других областях! Правда, христианские обряды теперь выглядят иначе, чем когда - то: они стали проще, но, благодаря телепатии, в то же время и глубже, можно сказать эффективней... Кроме того, экспедиции в прошлое позволили получить более ясное представление о самих истоках христианской религии, благодаря чему и Новый Завет снабдили немаловажными комментариями. В целом же религиозная жизнь потомков приобрела завидное равновесие между чувством и разумом, чего в его эпоху явно не наблюдалось... Глава 3. Александр, конечно, понимал, что техника у "них" на уровне, который превышает всякую фантазию. Но хотелось узнать главное: где берут энергию, как получают пищу... Вид этой пищи наводил. на мысль, что вся она искусственного происхождения. Но оказалось, что не совсем так: никому не возбраняется "крестьянствовать" - некоторые оригиналы делают это даже без какой - либо техники: с помощью лошади, плуга, а то и сохи... Но это ни для кого не является основным занятием - всегда лишь хобби - как в двадцатом веке некоторые плавали на парусниках. Обычно несколько человек договариваются о сроках своих отпусков, чтобы сменять друг друга в течение весны и лета на какой - нибудь патриархальной ферме. И таких любителей немало: инстинкт земледелия у большинства людей генетически обусловлен. Тем более, что продукты с таких ферм высоко ценятся. Но основная масса пищи все же производится искусственным путем, и технология ее получения такова, что можно придавать ей любые вкусовые качества и питательные свойства. К тому же это несравненно дешевле, чем пахать и сеять, тем более убирать урожай. И от погоды не зависит. Да и гуманнее: не надо убивать животных. В общем, были бы источники энергии, а остальное - "дело техники"! Энергия же добывалась, большей частью, "из воды" - путем того самого термоядерного синтеза, о котором так мечтали его современники. Но даже эти отдаленные потомки не достигли совершенства в столь непростом деле: здесь было еще много проблем, связанных с эффективностью и безопасностью. К тому же уже довольно широко переходили на совсем уж экзотические способы добычи энергии, суть которых он был неспособен понять: "их" физика не "лезла в голову" - как видно, стиль его мышления был слишком архаичен... Зато их философия не содержала непреодолимых трудностей: он добросовестно ознакомился с несколькими трудами по истории философии и убедился, что принципиально нового за эти несколько веков почти не появилось - разве что заметно изменилась форма изложения: видно, правы были те, кто утверждали, что "все умное сказали еще древние"... По крайней мере - в этой области. А вот оценки тех или иных. философов и философских школ были существенно иными, чем в его время: многие из тех, которые тогда счита-лись корифеями и чьи концепции меняли судьбы Мира, теперь ставились невысоко, а то и вовсе объявлялись шарлатанами или недоумками. Другие же, тогда малоизвестные или даже вовсе никому неведомые, равно как и преследуемые, теперь превозносились, как пророки! То же самое и с литераторами: многие "властители дум" его поколения были известны разве что специалистам по истории литературы данного периода! Зато некоторые - имена, малоизвестные при жизни даже узкому кругу и не издававшиеся, вошли в историю литературы яркими фигурами! А, впрочем, это мало удивляло: все большое видится на расстоянии... Впечатляла их манера рисовать: карандашей, кистей в их обиходе практически не было, а "творили" на дисплеях - в основном нечто абстрактное, но почти всегда приятное для глаза. Удачные варианты тут же увековечивались на каком - нибудь материале, который мог сохраняться практически вечно. Существовал и театр, но, в основном, не профессиональный, а любительский. В основном же все зрелища смотрелись индивидуально или небольшими группами знакомцев - как правило, в домашней обстановке или в "местах отдыха" - при помощи фантастически совершенных видеокассет, создававших полный эффект присутствия в зрительном зале. Вообще же люди редко собирались где - нибудь под одной крышей - в этом не было необходимости: электроника соединяла независимо от расстояний. Да, уютно было жить в такой сверхкомфортабельной среде... Но хотелось все - таки понять, какая степень социальной справедливости свойственна этому обществу. Ему удалось выяснить, что богатые и бедные, конечно, есть, но их не так уж много: бизнеса почти не существует, так - как в экономике преобладает плановое начало. Правда, оно оптимально учитывает реальные потребности людей, и поэтому не является тупо - принудительным фактором - как когда - то при социализме. Производство настолько роботизировано, что людей в нем занято немного. Да и быт, и торговля, и связь... Так что медицина и образование, ну и наука - наиболее человекоемкие сферы. А, чтобы задействовать всех трудоспособных, нагрузка на каждого работающего минимальна. Но все же, если техника работает нормально, многие люди остаются не у дел. И не так уж редки случаи, когда некоторые "несознательные граждане" специально портят технику, чтобы хоть немного поработать - ради, так сказать, самоутверждения. И в теперешних судах таких дел не меньше, чем в его время, скажем, дел о кражах... Но система наказаний теперь сильно отличается от привычных для нас лагерей и тюряг: не принудительный труд, а принудительное безделье является главным наказующим фактором. Да и содержание под стражей почти не применяется. Но люди вовсе не стали каким - то подобием анге-лов: разрушительные свойства человеческой натуры и теперь проявляются не так уж редко: человеку, как всегда, чего - то не хватает, а, поскольку материальных проблем у него теперь, как правило, нет, то он начинает "чудить", совершая непредсказуемые поступки. Количество таких случаев растет с угрожающей быстротой, и уже угрожает стабильности общества. На борьбу с такими явлениями тратится много сил и средств, но она далеко не всегда эффективна. Другая крупная проблема - до сих пор еще разный уровень развития различных стран (здесь, в Восточной Европе, он сейчас вполне достаточный, но так было далеко не всегда). Вообще же в некоторых уголках Земли и теперь царит нужда - из-за перенаселенности, да и в силу этнических особенностей населяющих их народов: хотя эти особенности и менее заметны, чем когда - то, но они далеко не исчезли: много сохраняется патриархального в культуре и религии, во всем укладе жизни. А к так называемым "развитым странам" там обычно испытывают и зависть, и презрение одновременно. И нередко, завладев современным оружием, ставят под угрозу безопасность всей планеты. Но, к счастью, теперь таких отстало - агрессивных стран намного меньше, чем в его эпоху, и их легче успокаивать путем субсидий и прочих видов "помощи". Да и оружия теперь производится сравнительно немного, и средства обороны резко превышают средства нападения - по крайней мере, в передовых странах. Так что безответственным авантюристам из отсталых стран не так уж часто удается причинять серьезные неприятности остальному человечеству. Большую угрозу представляет их отсталая технология, изрядно загря-зняющая всю планету. Вообще за последние века уровень радиации значительно возрос. Особенно высоким он был сто - двести лет назад, когда для получения энергии широко использовался ядерный распад вместо нынешнего синтеза. И еще кое - где сохранялось атомное оружие... За последние век - полтора он заметно понизился, но на многих территори-ях еще опасно появляться без скафандра. Политическая жизнь, насколько он мог ее наблюдать, отличалась боль-шей цивилизованностью и меньшей остротой, чем в его время. Во всех цивилизованных странах царила демократия, достигшая такой зрелости, что и выборы, и парламентские дебаты, как правило, происхо-дили спокойно, но в то же время скучновато. Поэтому, как бы для развлечения публики, продолжали существовать политические экстремисты, за которыми с немалым интересом наблюдали, но всерьез не принимали. Большинство же политиков, как и избирателей, придерживалось умеренно либеральных позиций. Да и большого интереса к этой сфере в обществе не наблюдалось... Крупная собственность была акционирована, и ажиотажа вокруг нее тоже не было заметно... Александр прекрасно помнил, что в его эпоху двигателем всякого развития являлась конкуренция. При социализме правда, ее пытались заменить почетом и наградами, но довольно безуспешно (потому - то, не в последнюю очередь, и сам социализм "сгнил заживо"). А как же с этим обстоит теперь? Он довольно упорно допытывался ответа на этот вопрос, но вскоре понял, что люди этой эпохи мало озабочены данной проблемой, из чего заключил, что и конкуренции - то, как таковой, здесь не то чтобы нет, но особой напряженностью она не отличается - скорее всего потому, что на производстве "человеческий фактор" сведен к минимуму: всюду роботы, а можно ли представить конкурирующих роботов? Но вроде и стагнации не наблюдается... Наверно, дело в том, что ограниченность природных ресурсов заставляет совершенствовать технологию и без всякой конкуренции... Да и людей здесь уважают за профессионализм - стимул тоже не из слабых... А все же проблем и здесь, как видно, не так мало... Он, действительно, уже начинал понимать, что и проблем, и трудностей, и просто неурядиц у потомков вряд ли меньше, чем у его незадачливых современников. Они просто другие, и не сразу их увидишь! (Тут Александр не без иронии представил, каким бы раем показалось "его" попу пребывание в двадцатом веке - если бы не помер со страху от картины мчащихся автомобилей и ревущих самолетов, да не проклял бы простоволосых женщин с голыми ногами и мужчин, извергающих дым изо рта - как заправские черти!) Глава 4. Надо как - то врастать в эту жизнь, - все чаще думал Александр. До сих пор он лишь пассивно созерцал ее да уклонялся, как умел, от утомительного внимания любопытных, непременно желавших побеседовать с "живым ископаемым". Причем частенько из него пытались сделать "козла отпущения" за все грехи его эпохи. Что же касается тех, кто решал его судьбу, то они были как будто довольны им: он представил им неплохой материал и о семнадцатом веке, и о собственной эпохе. Правда, его пожелание остаться жить "у них" было явно сверх программы, и ему не сразу разрешили: долго с ним беседовали, выясняя его побуждения, потом медлили с ответом... Наконец, ему было сказано при-мерно следующее: "Само Ваше пребывание у нас допустимо, но Ваше полное и моментальное исчезновение из своей эпохи нежелательно: это было бы для Ваших современников уж слишком большие чудом!" - Но ведь у нас не так уж редки случаи, когда люди исчезают без следа: на каждом милицейском стенде висят их фотографии! - Да, такое случается, но что же здесь хорошего? - заметили ему. - Это очень печальные случаи! Знавшие Вас люди станут думать, что с Вами случилась трагедия... .Вашей милиции придется Вас разыскивать... - Я не настаиваю на таком варианте, - сказал Александр, несколько смутившись, но можно ведь, наверно, продолжить этот маятниковый процесс... С той только разницей, что в тех эпохах я буду появляться мельком- только чтобы "отметиться"... - Теоретически это, конечно, возможно, но... Это ведь стоит немалых затрат!... Александр еще больше смутился: - ну, если так - что ж делать? Извините за навязчивость. -Ну, что Вы, что Вы... Во всяком случае, немедленной депортации можете не опасаться: погостите у нас, осмотритесь... И мы к Вам присмотримся... А тем временем решим: может быть, сочтем целесообразным продолжить эксперимент... А, возможно, через нашу агентуру удастся внушить вашим современникам какую - то дезинформацию о Вас... - У них, видимо, в каждой эпохе своя агентура, - подумалось Александру. Эту его мысль моментально уловили и сказали: - да, конечно. Но мы это делаем с чисто научными целями. -А в последующие после вас эпохи вы проникаете? -Только таким же путем, как Вы - в нашу. -И насколько глубоко ? - продолжал любопытствовать Александр. - Любопытство - не порок, - ответили ему, - но, поверьте, о последующих временах мы не знаем почти ничего определенного: их обитатели неукоснительно заботятся об этом. Побывавшие "там" обычно ничего не помнят - даже века ! Остаются лишь следы на уровне эмоций, которые чаще всего положительны. Но это вовсе не значит, что "там" все хорошо! Вам ведь у нас тоже нравится, а нам у себя - как когда... И Вы достаточно сообразительны, чтобы понять: если придется вернуть Вас "домой", то потребуется и стереть из Вашей памяти все "лишнее"... - Да, я понимаю, - сказал Александр не без грусти. - Ну вот, кажется, и договорились, - с явным облегчением произнес беседовавший с ним человек. (Александр затруднялся определить для себя его статус: по представлениям его эпохи, это был чиновник, но такое наименование не считалось особенно лестным у людей его эпохи.) "Официальное лицо" - да, пожалуй, но держалось это самое "лицо" вовсе не столь официально, как это было принято в его время: в разговоре ощущалось нечто чисто человеческое, не официальное... - Он, возможно, искренне озабочен моей судьбой, - подумал Александр с затеплившимся чувством благодарности к этому явно приятному для него человеку. Может статься, мы могли бы сделаться приятелями... Телепатия и тут не "подкачала": собеседник тепло улыбнулся и не менее тепло проговорил: - был бы рад считать Вас своим приятелем. Так что можно на "Ты" и по имени. Меня зовут Борис, а можно просто Боря... Глава 5. Боре было с виду где - то тридцать с небольшим, хотя на самом деле - чуть не вдвое больше: "они" медленно взрослели, столь же медленно старели, а жили обычно не меньше ста лет. Кое - кто доживал чуть ли не до двухсот... Но стремления прожить как можно дольше Александр у них не замечал: где - то после ста начинал пропадать интерес к жизни, люди переставали заботиться о своем здоровье и, как говорится, угасали. Сама смерть была, как правило, нетрудной - без боли и страха: уровень медицины позволял и жизнь делать долгой и безболезненной., и саму смерть лишал ее привычных неприятных атрибутов. Да и представления о "загробной жизни", в свое время будто бы "опровергнутые" недоразвитым естествознанием, давно были "реабилитированы" достигшей зрелости наукой, и "жизнь вечная" считалась чем - то само собой разумеющимся. Боря был человеком неглупым, общительным,.добрым. Он был хорошо образован - в частности, неплохо знал историю, и Александр его много расспрашивал о "промежуточных" эпохах. Тот ему поведал, что особо тяжких катастроф, наподобие мировых войн, было немного. Зато происходило бесчисленное множество не очень крупных, но довольно неприятных неурядиц "местного значения" - особенно во времена, более или менее близкие к эпохе Александра: в это время "Третий мир" был очень нестабилен, да еще и увеличился за счет обломков бывшего СССР. Что же до истории России, то она, как всегда, состояла из чередованья взлетов и падений - иногда с весьма высокой амплитудой: бесконечные ее метания от подражательства другим - как правило, весьма бездарного - к "национальной самобытности" - обычно понимаемой, как реставрация патриархального уклада, - а, время от времени, отчаянные попытки изобрести что - нибудь "эдакое", ни на что не похожее - долгое время мешали ей вступить на путь нормального развития и правильно задействовать свои огромные природные и интеллектуальные ресурсы. Социальные вопросы всегда были ее "ахиллесовой пятой": средневековость психологии, сохранявшаяся у большинства ее жителей слишком уж долго, наряду с примитивным эпигонством, издавна присущим значительной части ее "образованного" населения и столь характерным для всех вообще недоучек, пытавшихся просто так, "за здорово живешь", не напрягаясь, перенять внешние формы западной цивилизации, всегда порождали в этой стране неразбериху, вредные иллюзии, авантюризм и часто способствовали утрате собственной национальной духовности без приобретения какой - либо иной, что вело к морально - духовному одичанию. Все это приводило, как правило, и к хозяйственной разрухе, и к политическим тупикам, а, время от времени, и к серьезным потрясениям. Из - за всего этого долго не удавалось наладить цивилизованные формы жизни и хозяйствования. Понадобились немалые усилия всего цивилизованного мира, благодарного лучшим людям России за их огромный вклад в сокровищницу общечеловеческих духовных ценностей, чтобы привить ей, наконец, настоящую цивилизованность и помочь ей стать не только духовно, но и социально, и экономически передовой страной! Достигли немалых успехов в этом плане и многие страны "Третьего мира", так что теперь цивилизованные страны бесспорно преобладают - как по населению, так и по территории. Глава 6. Александр решил осторожно выспросить у нового приятеля, говорят ли у них о пресловутом "конце Света" и вообще, имеют ли такие предсказания какую - нибудь почву. Тот ему поведал нечто очень любопытное: оказывается, они научились выявлять тех перемещенных во времени лиц, которые попадают иногда в их эпоху из довольно далекого будущего. И получать от них кое - какую информацию. Правда, держат эту информацию, как правило, в секрете, но все же какая - то часть, бывает, и просачивается. Так вот: из обрывков этих сведений возникает впечатление, что в отдаленном будущем человечество ожидают серьезные испытания: то ли из - за истощения ресурсов, то ли из - за каких - то катаклизмов космического характера. Но, возможно, и по другим причинам - чисто человеческой природы: во-первых, у этих "гостей из будущего" наблюдается довольно серьезная деградация в плане морали, эмоций, воззрений. Правда, изредка попадаются личности поистине совершенные, которых и людьми в привычном смысле трудно называть! Но таковых - увы - совсем немного, так что возникает впечатление, что в тех отдаленных эпохах тон задают вовсе не они, а та масса, которая по каким-то причинам быстро деградирует и может, в перспективе, дойти до пещерного уровня! Во - вторых, гостей из очень далекого будущего никак не удается обнаружить: то ли они слишком уж успешно маскируются, то ли их вообще нет. Так что здесь можно предполагать и самое худшее... Кроме того, некоторые наши политологи, экономисты, социологи и прочие исследователи открыто прогнозируют значительные неприятности лет через сто: в основном все сводится к тому, что изобилие досуга, да и сексуальная свобода до добра не доведут, и человечество начнет довольно быстро деградировать: культура и цивилизованность уже надоели многим, и у молодежи, к сожалению, все чаще проявляются звериные инстинкты... Как видно, в человеческой природе действительно есть что - то такое, что не пересилить никакой цивилизации: так называемый прогресс загнал эти разрушительные начала глубоко вовнутрь, но они неистребимы и, время от времени, проявляются самым неожиданным образом. С этим пытались бороться всегда, а в последние века - даже с помощью генной инженерии, но убедились: как ни улучшай генофонд, да и прочие человеческие субстанции, но корень зла не столько в их несовершенстве, сколько в их физической природе: пока человек будет состоять больше чем наполовину из грубой материи, никакое ее совершенствование не изменит коренной ее природы. Для более совершенного человека требуется более совершенный "строительный материал" более тонкая материя. Только в этом случае значительно ослабнет - если не исчезнет - трагический антагонизм между "духом" и "телом", и человек сможет, наконец, стать достаточно гармоничным существом... Но именно этот - то "новый строительный материал" и негде взять, так - как в "нашем" Мире, или, как выражаются мистики, в "нашем слое Бытия" его попросту нет! А переход, переселение в другой "слой" невозможен без разрушения этого. Так что, вероятнее всего, это и должно свершиться в недалеком будущем. Не трудно понять, что с разрушение "этого" Мира исчезнет и привычное нам Время - равно как и Пространство: этим, вероятно, и объясняется отсутствие "гостей" из далекого будущего: его просто уже нет в "наших" координатах! Александр был просто заворожен всеми этими откровениями, но решил еще спросить про пресловутого "Антихриста": наблюдалось ли, мол, нечто подобное в недавней истории? И, если нет, то предвидится ли в будущем? Борис, очевидно, уже пожалел, что пустился во все эти откровения с человеком, хоть и лично ему симпатичным, но во многих отношениях далеким от его эпохи, с иным уровнем восприятия... Но, сказавши "А", поневоле придется - сказать пресловутое "Б"! - Видишь ли, дорогой Александр, - начал он несколько досадливо, - для своего безбожного столетия, ты слишком уж интересуешься религиозными вопросами... Ты, наверно, мог заметить, что мы, твои. далекие потомки, во многих отношениях религиозней вас, но по - иному: у нас религия - как бы часть культуры, а не нечто особое, самодовлеющее или ниспровергаемое, как это было у вас... Поэтому в нашей религиозности меньше догматики, преклонения перед "буквой", равно как религиозного экстаза - не говоря уже о фанатизме: этого мы не приемлем решительно. А это ваше представление о "вечных адских муках"... - тут он чуть не улыбнулся, но торопливо принял серьезное выражение, - во времена Данте это было, наверно, естественным, а в вашу эпоху уже мало кто в это верил... Ну, а теперь то - сам понимаешь! - Ну, а загробная - то жизнь - существует в какой - либо форме? - Разумеется! - А можно ее как - то конкретно представить? - Это трудно: слишком уж она отличается от привычных представлений. Но ведь еще в ваше время кое - что о ней стало известно: Моуди и прочие... Мы, конечно, знаем больше, но это касается только подробностей. Ну, а что касается представлений об Антихристе... Так ведь он всегда - или почти всегда присутствовал в истории - так же, впрочем, как и Сам Христос! Кто, по - твоему, был Гитлер? Или Сталин? Впрочем, если я начну перечислять всех тех, кого сейчас принято считать воплощением этого Антихристова (или попросту антигуманного) начала, это будет слишком долго, да и тебя может изрядно шокировать: сейчас многие оценки изменились... Мы ведь посещали все эпохи и все видели "живьем". - И Самого Христа?! - Ох, Александр, и любопытны же вы, порубежники! (Тут он торопливо объяснил, что так у них привыкли называть людей, живших на "стыке" второго - третьего тысячелетий.) - Ну, конечно же, мы постарались узнать как можно больше о Том, кого ваш Гегель назвал "Осью Мировой Истории"! И должен сказать, что ваши ревнители Веры дорого бы дали за добытый нами материал! Да! Многое, очень многое из Священного Писания блестяще подтвердилось! За исключением некоторых деталей не таких уж, впрочем, и значительных... (тут он опасливо взглянул на Александра) - я надеюсь, ты не фанатичный ортодокс в вопросах веры? - Нет, ни ортодоксом, ни фанатиком никогда не был, скорей наоборот: не мог безоглядно уверовать в "букву", всегда в чем - то сомневался - склад мышления такой: картезианский, что.ли... Даже в ересь ударялся: смел иметь свой, личный, взгляд на Иисуса и на Его миссию! На лице Бориса появился неподдельный интерес: - а... можно поподробней? Мы, знаете, тоже весьма любопытны.., тем более, что я с тобой довольно много откровенничал... - Да я не знаю, насколько это может быть для тебя интересно... -произнес Александр нерешительно. - К тому же это лишь моя гипотеза... Ну, если так уж интересно... И начал, несколько сбивчиво, излагать: - Это была личность грандиозного масштаба - явно пришедшая "оттуда". А миссия Его - в "земном", конечно, плане - заключалась, по - видимому, в приобщении всего человечества к монотеистической религии: наступил, как видно, такой исторический момент, когда язычество стало тормозом дальнейшего духовного развития. (Известно, что первая попытка ввести монотеизм была предпринята более чем за тысячу лет до этого в Египте, фараоном Эхнатоном. Но у него, однако, не нашлось преемников, и после его смерти все это заглохло... Но существует очень интересная гипотеза, что знаменитый Моисей как раз и был одним из жрецов этой новой религии и, потеряв возможность проповедовать ее в самом Египте, насадил ее среди евреев...) Но, как бы то ни было, а монотеизм в эпоху миссии Христа имелся только у евреев (иудеев), и задача этого великого Мессии состояла в том, чтобы превратить национальную религию еврейского народа в религию мировую. Но сначала ее надо было реформировать, так - как в том виде, в каком она была на тогдашний момент у евреев, она мало подходила для широкого распространения: великое множество обременительных запретов, мелочная регламентация всей жизни верующих, а также архаические принципы типа "око за око, зуб за зуб" делали эту религию малопривлекательной для прозелитов... Иисус и предпринял поистине героическую попытку реформировать иудаизм (достаточно припомнить Его отношение к субботам), но столкнулся с фанатическим сопротивлением и духовенства, да и большинства народа. Убедившись, таким образом, что попытки реформаторства бесперспективны, Он, ради осуществления Своей Великой Миссии, пошел на величайшую жертву: самой Своей крестной смертью и последующим Воскресением (как бы загадочно - даже неправдоподобно для некоторых "трезвомыслящих" - оно ни. выглядело, но трудно допустить, что это верование возникло на совсем уж "пустом месте"!) - тут Александр вопросительно и .с надеждой взглянул на собеседника, и тот понятливо кивнул, - этим Своим Великим Подвигом и не менее Великим Чудом Он завоевал такое великое множество последователей, что действительно создал Величайшую Мировую Религию! Александр перевел дух и снова пристально воззрился на Бориса, стараясь понять, какое впечатление возникло у того от всего услышанного. Некоторое, время оба молчали. Наконец Борис спросил: - А кому - нибудь из своих современников ты пробовал все это излагать? - Довольно редко, и с опаской... Ну, а реакция у верующих была обычно отрицательной, а вот у "ищущих веры" - значительно более приязненной... Ну, а ты - то сам что скажешь? Борис опять немного помолчал. - Ну, что я скажу? Впечатляет... Даже очень... Может быть, для правоверного христианина слишком смело: родись ты веком раньше, с тобой, может, поступили бы, как с Львом Толстым! Хоть ты и не идешь так далеко: тот, помнится, не верил ни в какое Воскресение Христа и считал Его таким же человеком, как и всякого другого! А вот у тебя - непонятно: Бог Он для тебя или, как бы сказать, сверхчеловек какой - то? - Да, ты прав, - ответил Александр задумчиво: - если бы я сам себе способен был ответить на такой вопрос, то и тебе бы, разумеется, ответил. Только вот не получается, - прибавил он со вздохом. Хотя именно такому Богу, именно в этой Его ипостаси мне всегда и хотелось молиться: так называемый Бог - Отец не вызывает у меня особо трепетной любви - скорей внушая страх, недоумение, сомнение: уж больно много на страницах Ветхого Завета всякого такого, что не очень убеждает в Его благости. Разные лукавые вопросы лезут в голову. Прав, наверно, был один мой старший современник, когда изрек: "С Верой нет вопросов, а без Веры - нет ответов"! - Вот это изречение! - с восторгом в голосе воскликнул собеседник. - Умны были твои современники! Да и сам ты, как у вас когда -то говорили, "молоток": ведь эта самая твоя "гипотеза" - пусть для кого - то она ересь, но это ведь позиция и, на мой взгляд, позиция достойная! Во всяком случае, для картезианца, каковым ты себя аттестуешь: ведь если уж держаться декартовского принципа: "Все подвергай сомнению", то иной позиции, наверное, и быть не может... - Да, для науки этот принцип вообще незаменим: на нем она взросла! - ответил Александр. - А вот для религии... - скорей наоборот: убийственен! Так что плохи мои дела в этом плане... Борис сочувственно и в то же время ободряюще похлопал его по плечу: - Ну полно, Саша! Ты ведь тянешься "туда" - так сказать, к Небесам, и это - главное! А что не очень получается - так это не твоя вина - скорей беда: в твою эпоху мало кто и думал о "каком -то Боге", а ты - то сколько передумал! Да и перечувствовал... И, думаю, тебе это зачтется! Александр благодарно взглянул на Бориса и молча пожал ему руку. Глава 7. Помолчали, и Александр уже собрался попрощаться, но Борис неожиданно произнес: - Послушай, а как тебе понравится такая вот короткая формулировка? И он лекторским тоном отчеканил: "ЖИЗНЬ ЕСТЬ НАСИЛИЕ ДУХА НАД МАТЕРИЕЙ !" Александр слегка опешил, а потом, помолчав, произнес: - А ведь здорово! Это что - общепринятая у вас точка зрения? - Да как тебе сказать? Во всяком случае, довольно популярная: многие из тех, кому не чуждо ощущение трагизма бытия, именно так и мыслят... Вот и я не чужд такого настроения, и по ходу нашего разговора это определение всплыло как бы само собой: мы ведь говорили о религии, а для нас это прежде всего вопрос о смысле жизни! - Да! ?мкая формулировка, ох какая емкая! - Задумчиво пробормотал Александр. - А если попробовать ее раскрыть? Стало быть, Дух - активное, творческое, разумное начало - внедряется в пассивную инертную Материю, насильно преобразуя ее мертвый покой или бессмысленно - хаотическое метание в некое разумное и целенаправленное устремление! А она, как всякий мертвый материал, сопротивляется чуждой и тягостной для нее Воле - неосознанно, пассивно, но упорно: инерция, "сопротивление материала" - физика, короче говоря! И "Духу" трудно, и ей - "Материи" - то есть низшим разрядам Духоматерии - не сладко! Но иначе, вероятно, невозможна никакая Жизнь - хоть в силу этого сопротивления Материи и неизбежна смерть - хотя сам - то Дух бессмертен! - Вот именно! Вот в этом - то и весь трагизм! - отозвался Борис не без пафоса: "земная жизнь" - это прямая связь миров: не будь ее - наверно бы, Сам Бог утратил бы контроль над значительною частью сотворенного: над "низшим", (или "падшим"), Миром! И ради этого идет борьба: извечная, неутихающая, подчас жестокая, та самая война, тот самый "вечный бой"! Ну, а "На войне - как на войне": страдания и гибель неизбежны! Правда, в наше время удалось существенно ослабить, пригасить трагизм борьбы, но... это стало порождать "застойные явления", как в вашу эпоху любил кое - кто выражаться... Так что мы теперь и в этом вынуждены соблюдать меру - по примеру древних! - Да! - Раздумчиво произнес Александр, - это, можно сказать, ваша своего рода теодицея! А вот как у вас считают: это самое "насилие Духа над Материей" процесс вечный: без начала и конца? - Ну, по этому поводу, насколько мне известно, единого мнения нет: вечность, бесконечность - это все такие категории... Уж не думаешь ли ты, что Господь Бог откровеннее с нами, чем с вами? (Последние слова Борис произнес хоть и с полуулыбкой, но как будто бы всерьез) - Ведь любая философия - это, в сущности, всего лишь чьи - то мнения - как бы убедительно они ни выглядели! Другое дело Откровение свыше, то есть Религия! А последнее настоящее Откровение было даровано Иисусом Христом. Так что и для нас оно в силе! После этого долго молчали. Но в молчании этом - почти благоговейном - как будто бы Некто нашептывая им обоим, что для Господа времени нет, и что оба они -люди разных эпох, как и бесчисленное множество их современников, как и все человечество во всех своих неисчислимых поколениях - это, в сущности, только Единый Адам, извечно предстоящий пред Извечным Господом! Эпилог. Кругом был мрак. Он не понимал, где находится и совершенно не чувствовал своего тела. Было ощущение, что он находится везде и в то же время нигде. Как видно, техника подкачала. Очередная трансформация началась привычно, как всегда, но почему-то он "завис": находился где-то вне пространства и времени. "Прямо как сам Бог", подумалось ему... И тут же мрак сменился светом. Да каким! Это был явно не тот свет, который видится на физическом плане: что-то непередаваемое, заполняющее всю душу без остатка, проникающее во все уголки сознания и подсознания! И само это сознание как будто бы расширилось самым фантастическим образом, словно обнимая всю Вселенную! Он ничего не слышал, никого не видел, но кто-то явно с ним беседовал: беззвучно, но в то же время и громоподобно! Он не мог понять, каким образом воспринимает, но воспринимал. И воспринимаемое потрясало: он мучительно пытался облечь это в общепринятые слова, но они оказывались бессильны передать и небольшую часть воспринятого! Тем не менее, на уровне человеческой речи это звучало бы примерно так: "Я Сущий. Я - Альфа и Омега. А ты - даже не инструмент в моих руках: ты - лишь материал, ты - глина, из которой я леплю, что захочу. Могу слепить нечто прекрасное, а могу - не менее прекрасное, но в глазах таких, как ты, невыносимо уродливое. У вас убогое понятие о красоте и совершенстве: всего лишь один эталон и того, и другого; а на самом - то деле их бесконечное множество! Таракан или паук не менее прекрасны, чем ваши Аполлоны и Венеры, потому что и они - Мои творения. А вы судите - рядите о том, что хорошо, что плохо, что справедливо что несправедливо, что есть благо - что есть зло, что есть счастье, что несчастье! Самонадеянные черви! Твари, обсуждающие своего Творца! Иовы неразумные! Я, видите ли, не всегда справедлив! И даже не всегда разумен! Какой то старый маразматик, самодур, тиран, жестокий, безответственный, капризный и властолюбивый! "Сына своего не пожалел - кого ж Он пожалеет?!" Эх! Ничтожные бессовестные твари! Как Мне надоело вас спасать! А ведь спасаю и буду спасать! Почти всех! Для этого и Сына Своего не пожалел! Но и тут возроптали неблагодарные! А те, которые усердно молятся и чтят Меня, Дьявола какого - то придумали! Чертей да бесов навоображали! Да сами вы черти и бесы! И отец ваш Дьявол! Как вам объяснить, что, если он и есть, то это тоже Я! Я ведь уже сказал: Я - все! Я Альфа и Омега! Я - единственно Сущий! Вне Меня нет ничего! Но для вас это должно быть тайной! А иначе, чего доброго, и в сатанизм ударитесь! Эх вы, простаки! Я, впрочем, сам простой: все у Меня настолько просто, что вы и представить не можете! Но вам до этой Простоты вовеки не подняться: вам чем сложнее, тем престижнее, тем умнее! А настоящий Ум - то в Простоте! В зияющей, бездонной, лучезарной Простоте! Впрочем, Сын Мой уже говорил вам: "Блаженны нищие духом!" Но вам до сих пор невдомек, что Он имел в виду на самом деле! Да и обо всех других Его и моих словах спорите тысячелетиями, а толку - чуть! Не спорить надо, а любить и верить! Только ведь не умеете: часто только мните, что умеете... Но что с вас взять? Ведь вы же только твари! Как вас не простить? А вы меня простите? Вы, высоколобые, почитающие свое мизерное знание за нечто значительное, дающее право судить окружающий Мир и Создателя этого Мира? Ведь сказал же Сын Мой: "Не судите - не судимы будете!" Опять не поняли. Вернее - недопоняли! Недотепы вы бедные! Хотя, если уж совсем начистоту, вам и полагается быть таковыми: вы - твари! Все мало - мальски ценное - не говорю уже совершенное - только здесь , у Меня! А у вас... Ну, да ладно: если вы не совсем без мозгов - сами знаете, кто вы такие! Вот хотя бы ты: всю жизнь роптал да обижался на весь свет... А, если подумать на Меня ведь обижался, на Меня роптал! Сподобил Я тебя в других эпохах побывать - ты даже не поблагодарил. Опять роптал: в семнадцатом столетии тебе не нравилось, в свою эпоху тоже не желал вернуться - все к далеким потомкам тянуло. А почему, собственно? Да из - за их сверхкомфортного существования, в первую очередь. А чем ты заслужил такой комфорт? Страдал, конечно... Знаю, что страдал! Так ведь не ты один! Почему вы все так однозначно уверены, что страдание - зло? Что вы вообще - то знаете и о зле, и о добре? Почему - то вы решили, что познали это, съев запретный плод. Но это же была иллюзия: ворованное впрок никому не идет! Вы только возгордились мнимым знанием - и все! А ведь наиболее мудрый из вас сказал: - "Я знаю только то, что ничего не знаю!" Вот где мудрость! Дал Я вам через Моисея Десять заповедей. Но ведь это так, "на бедность"! Вот Сын Мой преподнес вам Заповедь Любви - действительно настоящую Истину. Но вы ведь по ней не живете! Хоть и называете себя Христианами... Какие там вы христиане! Недаром люди других верований говорят вам: - "Вы убили Бога, а теперь ему же поклоняетесь!" И продолжаете убивать, вот уже две тысячи лет только это и делаете! Грешите да каетесь, и вешаете все свои грехи на Сына Моего! Да что вас распекать: знаю ведь, что бесполезно! Но поверь: Я каждого из вас жалею и люблю - не говоря уже о Сыне... Но попробуйте совместить жалость со справедливостью: ни у кого не получится! Пойми: это у вас, на Земле, не получится, а у меня на Небесах... впрочем, что Я буду Сам Себя превозносить? Сам когда - нибудь увидишь! Понимаю: хочешь поскорей немедленно, сейчас! Но извини: пока что не готов! Сколько тебе изначально отмерено - столько и должен прожить! А иначе даже тот малый порядок, что есть на Земле, улетучится! Вот в какую бы эпоху теперь тебя определить? У потомков ты пожил достаточно "не все коту масленица"... Ну, а из прошлого в какую бы эпоху ты хотел? Вижу, вижу, что растерян. Ладно, не спеши: подумай... Александр действительно испытывал смятение: в памяти мелькало все, что он, как историк, знал о прошлом, но все эпохи почему - то ему представлялись весьма неприглядными. И какая - то неодолимая сила тянула его дальше, дальше, в незапямятную древность, времена доисторические, чуть ли не в палеолит! Но, вообразив себя на минуту неандертальцем - свирепым, косматым, пещерным - он не успел ужаснуться, как его понесло еще дальше!... На высоком раскидистом дереве, усеянном вкусными плодами, мирно нежилась внушительных размеров обезьяна. Время от времени она лениво протягивала лапу и отправляла в пасть очередной сочный плод, потом долго и смачно его пережевывала. Она была вполне довольна жизнью. Стихотворения О скорбях отечества. О скорбях отечества. Есть Запад и Восток. Есть Юг и Север. Но есть престранный Северо - Восток: Сам черт такой ярлык ему наклеил, Что от напастей не спасет и Бог! В нас от Востока - фатализм и леность, От Севера - хандра и "рыбья кровь": Такой судьбы печальной неизменность Фатально нас ввергает вновь и вновь То в бездны озверенья и маразма, То в ложного величья тупики... От самомненья до самосарказма Дистанции у нас невелики! Не больше, может быть, глупцов, чем всюду, И здесь, у нас; но, волею судеб, Они всегда царят над прочим людом: Им - разносолы, прочим - черный хлеб! И подлецами, может, не обильней Других земель родимая земля... Но те, что поподлсй да подебильней, Веками здесь стояли у руля! Абсурд у нас - увы - закономерен: Все не на месте, все наоборот! Такой уж нам удел судьбой отмерен, Такой уж мы загадочный народ!