Ю. Головнина - На Памирах. Записки русской путешественницы.

• Название: На Памирах. Записки русской путешественницы.
• Автор: Ю. Головнина
• Издательство: Типо-литография Т-ва И. Н. Кушнерев и К
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1902

Юлия Головнина и Надежда Бартенева — одни из первых русских женщин-путешественниц. Они участвовали в экспедиции на Памир, организованной в 1898 г. сотрудником зоологического музея Московского университета Дмитрием Головниным для сбора коллекции горной фауны. Как настоящие амазонки, обе женщины имели оружие — револьверы системы «Маузер». Записки Ю.Д. Головниной рассказывают ярким и образным языком, в легкой и довольно ироничной манере, о путешествии по малоизвестной русскому читателю удивительной горной стране.

---

С тех пор Царица Алая, отстаивавшая независимость своих с ожесточенной энергией до последней возможности, покорившись, признала над собою владычество русских и осталась им верна до конца. Пользуясь еще и по сие время громадным влиянием среди киргизов, не только она сама, но и некоторые члены её семьи не раз оказывали нам неоценимые услуги. И вот после наступивших в 1887 году перемен один из сыновей её был казнен по подозрению, весьма слабо мотивированному, в участии в убийстве русского (впоследствии было почти доказано, что в день убийства он был за 150 верст от места преступления); другой сын был сослан в Сибирь; последний был, впрочем, по прошествии года возвращен вследствие ходатайства, как самой Датхи, так и нашей администрации, давшей о нем самый лучший отзыв. И тем не менее перед Андижанским нападением один из членов этой же семьи (внук Датхи) довел до сведения уездного начальника г. Ош о готовящихся беспорядках.

Глав IV

Город Ош. — Сборы, в путь. — Осмотр тюрьмы. — Наше вступление во кочевую жизнь. — Крепость Гульча. — Охота на кабанов.

17 июня. В 5 часов дня выехали мы из Андижана, рассчитавшись с любезным и чрезвычайно добросовестным хозяином гостиницы, и в наемных фаэтонах направились к г. Ош, отстоящему от Андижана в 48 верстах. Вся дорога идет слегка в гору и очень живописна. Проехав верст 5 по пыльной степи, окруженной холмами с выгоревшей, пожелтевшей травой, нашим глазам открылась красивая долина, густо заселенная, с массою зелени и обработанными нолями; кишлаки — торговые, раскинувшиеся на больших пространствах; видно много хлеба, который складывается в небольшие скирды на крышах жилищ.

Деревья по породам своим не разнообразны: тополь серебристый и пирамидальный, ветла, тутовое дерево, карагач; но за то карагачи и тополя достигают таких колоссальных размеров и такой красоты форм, о которых я не имела понятия. Остановившись на минуту чтобы напоить лошадей на. станции, отправились далее не крупною, ровною, но очень спорою рысцою; начинало темнеть, выплыла полная луна, освещение которой придало местности вид фантастической декорации. Наконец, мы въехали в азиатские окраины города Ош, среди которых возвышается гора «Сулейман-Тахта» («трон Соломона». По преданию, именно здесь, восседая на этой гор, Соломон чинил суд и расправу). Город, как азиатский, так и русский вытянулся длинною полосою вдоль берега реки Ак-Буры.

Рис. 16. Вид на долину р. Ак-Бура.

Направились мы прямо в Военное Собрание, где и рассчитывали найти приют на несколько дней, которые нам приходилось провести в этом городе для окончательной экипировки нашей экспедиции; туда же направились и опередившие нас вещи и багажа. Но нам пришлось бы потерпеть немалое разочарование: собрание чистилось и красилось к приезду генерал-губернатора, и разместиться в нем вшестером, да еще с большим количеством громоздкого багажа было неудобно; на почтовой станции обе имеющиеся комнаты для приезжающих оказались занятыми, ни гостиниц, ни даже постоялых дворов в городе не имеется. Положение наше становилось критическим: и часов вечера, пустынная улица заснувшего городка, на этой улице шесть бесприютных путников, окруженных бесчисленными ящиками всяких форматов, у этих путников, тела, просящие отдыха и, что еще хуже, желудки, настойчиво требующие пищи; сверху луна задумчиво и равнодушно заливает фантастическим светом эту не лишенную трагизма картину.

Несмотря на поздний час, с храбростью отчаяния, муж отправился к батальонному командиру, у которого на свое счастье, застал уездного начальника, подполковника В. И. Зайцева, благодаря заступничеству которого нас и водворили на первую ночь в самом здании Военного Собрания, а на следующий день раскинули в саду юрту для мужчин и палатку для нас с Н. П.

21 июня. Горячее время сборов и покупок для окончательной экипировки. Благодаря содействию В. Н. Зайцева, при командировавшего к нам своего личного переводчика, эта задача значительно облегчена. Через посредство этого переводчика [9] закуплено 8 верховых лошадей, 2 осла, нанято 10 вьючных лошадей, 2 верблюда, заказана юрта, куплено необходимое теплое платье, кошмы (войлока) и ячмень, который необходимо везти с собою, так как в настоящее время в пути будет почти невозможно находить его в необходимом количестве: новый ячмень еще не созрел, а запасы его уже истощены. Стоимость найма вьючных животных поденная: 2 руб. в день за верблюда, и 1 р. за лошадь на собственном корму, и с обязательством замены негодного или павшего в пути животного. Один из верблюдов предназначался для перевозки юрты, другой— для фуража, но впоследствии пришлось несколько изменить это распределение, так как юрта оказалась слишком тяжелою для одного верблюда (нормальным и не обременительным грузом считается: 8 пудов для лошади, 12 пуд. для верблюда и 6 пуд. для осла).

По словам В. Н. 3—ва в этом году на Памиры отправляется несколько экспедиций, из которых одна под начальством инженера М — го; ему поручено устройство постоянных почтовых станций, т. н. «рабатов» вплоть до Памирских укреплений и разработка дороги. В будущем, следовательно, году, когда станции эти будут готовы, путешествовать можно будет с большими удобствами.

Нас опять пугают, уверяя, что на Памирах наши лица сильно пострадают от постоянных ветров, яркого света и сухости воздуха; кожа будто бы лопается, как от сильного обжога, а нос теряет свою первоначальную форму. Признаки горной болезни рисуют нам в самых мрачных красках, но мы облеклись в броню неуязвимости и бесстрашие, тем более, что верили обещанным бествиям лишь на половину, как нам и советовали люди, умудренные опытом.

23 июня. Осматривали сегодня местную тюрьму, в которой много заключенных по Андижанскому инциденту, и дело не обошлось без комического недоразумения: вооруженные, как всегда, фотографическими аппаратами и штативами к ним, мы гурьбою подошли к решетчатым воротам тюрьмы и просили сторожа доложить о нас гну начальнику тюрьмы, к которому имели письмо В. Н. 3—ва с просьбою допустить нас к осмотру заключенных. Окинув нас подозрительным взглядом, сторож скрылся и, вернувшись через минуту, объявил, что «войти можно, но играть здесь нельзя». На наши недоумевающие расспросы он лишь настойчиво повторял, что «смотреть — смотрите, а играть никак нельзя». Пока мы оглядывали друг друга, силясь догадаться, какие собственно игры нам возбраняются, и кто из нас мог дать повод заподозрить нас в столь легкомысленных намерениях, громкий смех подошедшего начальника тюрьмы положил конец недоразумению: сторож доложил ему, что пришли какие-то музыканты и просятся в тюрьму.

Нам очень любезно было разрешено, не только осмотреть всех заключенных, но. и снять с них фотографии. «Андижанцы» сидят в подследственной камере, отдельно от остальных арестантов. Большинство — киргизы; лица неприятные, опущенные вниз глаза, позы смиренные, со сложенными руками; многие что-то шептали про себя. Нам указали на двух стариков, из которых один имел вид необычайно смиренный, стоял сгорбившись и едва, по-видимому, дерзал поднять на нас глаза; но тем не менее, он был одним из наиболее деятельных и фанатичных пособников Ишана. Другой был совсем лядащим старичком с седою обтрепанною бороденкою: этот, во время преследования забился в пещеру и уложил трех джигитов, сунувшихся было взять его; сдался он лишь после того, как от входа, было направлено на него дуло ружья с обещанием немедленно стрелять. Этот же старикашка выдержал затем, не издав ни одного звука, 200 ударов розг, и ударов ожесточенных, так как солдаты были страшно озлоблены.

Рис. 17. Один из участников Андижанского восстания.

 Внутренность тюрьмы совсем не производит впечатления мрачного: высокие, просторные камеры, чисто выкрашенные белою краскою, громадные окна, за которыми виднеется густая зелень, масса света и воздуха; если бы не железные решетки в окнах, не сразу бы и догадался, что находишься в месте заключения.