Лоренс Даррелл - Письма к Генри Миллеру

• Название: Письма к Генри Миллеру
• Автор: Лоренс Даррелл
• Жанр: Современная проза

---

Ларри

[Начато в середине мая, продолжено в конце мая 1944 г.]

Британское информационное агентство,

рю Туссум, 1, Александрия, Египет

<:>

Атмосфера здесь, в дельте, искрит, как лейденская банка; видишь ли, в обычные времена местные жители проводили по шесть месяцев в году в Европе так что запах от них столь же затхлый, а вид у них столь же замотанный, как у наших клерков. Время от времени я выдавливаю из себя стихи, темно-серые, с прослойками жира - как плохой бекон. Но запах секса и смерти в здешнем воздухе стоит так густо, что трудно дышать. Время от времени наезжают какие-то большие шишки, ничего не замечая, ничего не чувствуя, по уши погружаясь в полуденную грезу о деньгах; есть масло, есть виски и кофе по-венски. У аборигенов, наживающихся на военных поставках и спекуляциях, нездорового оттенка жирок накапливается на ягодицах и лицах. Нет, не думаю, чтобы тебе здесь понравилось. Во-первых, этот удушливый, влажный и плоский пейзаж - сколь видит глаз, ни пригорка, ни холмика, - готовый взорваться от переполняющих его костей и обветшалых обломков стертых с лица земли культур. Потом этот разваливающийся на глазах, облупленный, затхлый неаполитанский городишко с чисто левантинскими нагромождениями шелушащихся на солнышке домов. Море, плоское, грязно-коричневое и не способное даже поднять волну, трется о порт. Арабский, коптский, греческий, левантинский, французский; ни музыки, ни искусства, ни настоящего веселья. Густая среднеевропейская тоска, обшитая кружевом выпивки, "кадиллаков" и купальных кабинок на пляже. ЕДИНСТВЕННАЯ ТЕМА ДЛЯ РАЗГОВОРА - ДЕНЬГИ. Даже о любви рассуждают исключительно в финансовом ее выражении: "Так ты с ней поладил? У нее десять тысяч собственного годового дохода". Шесть сотен жирненьких миллионеров в фесках истекают потом и мечтают об очередной затяжке гашиша. И на каждом лице - крик отчаяния, одиночества и безысходности. Тот, кто сможет написать о здешних делах хотя бы одну-единственную строчку и чтобы пахло от нее человеческим духом, тот и будет - гений. <:>

Четыре года, и ни единого человека вокруг, который интересовался бы чем-то другим, кроме как заделать бабе или накрутить деньги: это немного слишком, и я почти успел разучиться выражать себя. Впрочем, я несправедлив к Цыганке Коэн странной, поразительной темноглазой женщине, которую я нашел здесь в прошлом году, и все в ней именно так, как должно, - каждый жест; и настоящий, человеческий, врожденный стиль - и она совершенно чужая в этом продажном и провонявшем деньгами болоте. Единственный человек, с которым я мог по-настоящему поговорить; мы с ней живем здесь, как беженцы. Она часами сидит на кровати и подбрасывает мне куски сырого, непереваренного опыта - половая жизнь арабов, извращения, обрезание, гашиш, засахаренные фрукты, удаление клитора, насилие, убийства. Босоногое детство, семья тунисских евреев, мать-гречанка из Смирны, отец-еврей из Карфагена - она на своей шкуре узнала, что такое Египет, вплоть до последнего сраного обрывка здешней гадости. Она ходячий "Тропик Козерога". От того, что она пережила ребенком, волосы встают дыбом. И как всякому человеку, наделенному тибетской тонкостью чувств, ей стало казаться, что она сходит с ума, - потому что никто не понимал, о чем она говорит и думает. Это было занятно: проговаривать для нее самой ее же собственный опыт, лечить ее страхи и подсовывать ей книги, чтобы показать, какой огромный, умный и творческий мир существует сам по себе и кажется в Александрии бредом. Я до сих пор не верю, что мне удалось отыскать женщину, у которой желание поднимается буквально от самых ступней, - и безо всей этой разъедающей душу романтической англосаксонской чепухи. Она вылечила меня от привычки к англичанкам на всю оставшуюся жизнь - и слава богу. <:>

Ларри

23 мая

Британское информационное агентство,

рю Туссум, 1, Александрия

<:> в Александрии, если не считать Голливуда, красивых женщин на душу населения приходится больше, чем где бы то ни было еще на свете. Ни с Парижем, ни с Афинами даже и сравнивать нечего; смесь коптских, еврейских, сирийских, египетских, марокканских и испанских кровей дает на выходе миндалевидные темные глаза, оливкового цвета веснушчатую кожу, ястребиный нос и взрывной темперамент. С точки зрения секса фуража хватает, вот только атмосфера здесь влажная, истероидная, и воздух как наждак, пустынные ветры мигом сообщают любому твоему желанию оттенок маниакальности. Любовь, гашиш и мальчики естественная отдушина для любого, кто застрял здесь более чем на несколько лет. Я живу в большой квартире, делю ее с несколькими довольно милыми людьми, и на крыше у меня есть даже собственная башенка, из которой романтически настроенные индивиды могут наблюдать колонну Помпея, тюрьму Хадра и заросшие камышом болотистые пустоши по берегам озера Мареотис, которые уходят аж до самого горизонта и застят небо.

Это мир отцов-пустынников и вечных жидов; равнина изъедена - как пораженная кариесом челюсть мумии. Александрия - единственное пригодное для жизни место в Египте: потому что здесь есть гавань и выход к плоским, цвета скипидара, морским горизонтам - хоть какой-то выход. <:>

Забавно, как женщина сменяет здесь женщину, и бог его знает, что остается в итоге, и каждый раз все поверхностней: Габи, Симон, Арлетт, Дон, Пенелопа: и лишь Цыганка Коэн пышет темным жарким пламенем из-под густых тунисских бровей; пикантная, ни дать ни взять шекспировская Клеопатра; алжирский зад, мальтийские ресницы, пальчики и ноготки из Смирны, бейрутские бедра, афинские глаза, андросский нос и рот, который вопит и мурлычет, как бесноватые ведьмы из Хомса или Самарканда. И фиумские груди. Так какого же черта?

Но как они здесь занимаются сексом! Безумие полное, и никакой тебе СЛАБОСТИ, или недосказанности, или романтизма, как у наших англосаксонских дам, которые всю жизнь тратят на поиск ферротипических оттисков собственных папаш. Никаких ломаний, сразу по уши и будто на войне - а не эта хромающая на обе ноги северная дружба, - но яростно и ярко, как орлы-стервятники работают когтями и клювами.

Несколько дней назад мы поехали за Бург-эль-Араб и пробрались там через поле битвы к длинному пляжу, на который огромными зелеными валами выкатывается настоящее Средиземное море, и небо замариновано до фиолетового цвета и переливается так, что тело приобретает в воде волшебный розовый оттенок. Море цвета горьких лимонов, зеленое, холодное и чистое, с песчаным дном; в первый раз за четыре года я почувствовал, что я в Греции. Купались нагишом. За нашими спинами дюны убегали к подножию заброшенной крепости времен крестовых походов - обглоданные башни сквозь марево, вылитый мираж. Тысячи стреляных гильз, грязные бинты, искореженные вражеские танки, бревна. Странная атмосфера покинутого поля боя, где море пропитало краешки неба и старая крепость горит как драгоценный камень. По дороге изредка проезжает на верблюде случайный бедуин. И пальмы погрохатывают на ветру, как старые верблюжьи шкуры. Столь же странное возвращение в кавафисовскую Александрию, где ждет письмо от Георгиоса Сефериса; он пишет, что чувствует себя все более и более счастливым человеком с тех пор, как оставил пропаганду.

Того, о чем можно рассказать в обычном письме, считай что не осталось; извини за бешеную спешку. Надо посмотреть, что там сообщают с мировых фронтов. В час зайдет Цыганка - выпить со мной стаканчик. Жизнь длинна, искусство бренно, как говаривал Гёте.

И когда все это кончится? Отвечай поскорее, ладно?

Ларри

22 августа [19]44 г.

Британское информационное агентство,

рю Туссум, 1, Александрия, Египет

<:> Раньше я и понятия не имел, что означала Галлия для сосланного туда римлянина или Сибирь для русского. Теперь я знаю. Сердце мечется в грудной клетке, потому что ему недостает влаги. С тех пор как я приехал в Египет, дождь шел всего один раз - примерно полчаса. Грязно-коричневый, на последнем издыхании дождь, горький на вкус и ничуть не освежающий. <:> У меня родилась чудесная идея для романа, александрийского: цепочка этих новых моих греческих картинок и параллельно нечто вроде духовного разделочного цеха, с девочками, нарезанными на куски. Но покуда я не вырвался на волю, увы, не способен ни на какие серьезные усилия - так что думаю пока накропать коротенькое антропологическое исследование об английских табу; так вымеряешь глубину и ширину противотанкового рва, прежде чем двинуть вперед свои главные силы. <:>

Весь любовь и восхищение.

Ларри

1 января 1946 г.

Министерство информации,

Управление

Додеканесских островов, Родос

<:> Только что вернулся с Патмоса, где мы с Коэн провели Рождество в обществе отца Порфириоса. Маленький белый островок, увенчанный укрепленным по всем правилам военной науки монастырем; белые стены и чудные маленькие башенки - такое мог построить Чингисхан. Ослепительная белизна и игра света. Как будто входишь в амальгаму зеркала или в сердцевину кристалла. Выглядываешь из окна приемной, и повсюду в переливчатом море острова, как буханки черного хлеба. Пока мы сидели, говорили с настоятелем и доедали прекрасный, приготовленный им специально для нас обед, небо медленно потемнело, набухло, стало битумно-серым, а потом битумно-черным - и море, как смоляное озеро. Это было похоже на главу из Апокалипсиса. Потом из прорех в тучах хлынул зеленый дождь, а за ним - острые и длинные лучи света, которые играли с тьмой, как пучок сведенных в фокус прожекторов. Чудные подвижные струи воды перебирают поверхность моря, как пальцы. И вдруг из тишины ударил гром подобием огромного металлического гонга, и настоятель в ту же секунду лишился голоса - как будто ему с корнем вырвали язык. Волшебный, таинственный, загадочный остров. Ты просто обязан туда съездить. Подбираешься к нему темной водной тропой, где скалы торчат из моря, как зубы, а вдалеке, белоснежной грудью паруса, остров как сахарная голова и увенчан белой короной. Передать не могу, какое впечатление произвела на нас эта поездка. Превыше всяких слов. Великолепное собрание древних рукописей в свитках, сплошь разрисованных драконами и рогатыми головами.