Алексей Ивакин - 7 дней в июне

• Название: 7 дней в июне
• Автор: Алексей Ивакин
• Жанр: Альтернативная история

Первые семь дней после переноса территории бывшего СССР из октября 2010 года в 22 июня 1941 года — глазами разных людей: от безработного и пенсионера, до главы районной администрации и сотрудника прокуратуры. Непохожие герои, диаметрально противоположные убеждения, уникальные судьбы — в фантастических обстоятельствах.

---

— Головатов, министерство обороны. — А после так, властно, — Докладывайте!

О как! Сейчас, шнурки поглажу — и метнусь. Очередной допрашиваемый немец, между тем, отреагировал четко — вскочил со стула, на котором он сидел и, щелкнув каблуками грязных сапожищ, вытянулся в струнку — слов полкана он, конечно, не понял, но гордый профиль (где такие носы выдают?) и самоуверенный вид произвел на ганса впечатление. Интересная, кстати, особенность. Вот что у немцев, что у братьев с юга, несмотря на географическую отдаленность друг от друга, есть одна общая черта — врожденное чинопочитание. Такое ощущение возникло, что немец сейчас закричит "началнык", а потом мы услышим от него незабвенную фразу "не имеете права, старший приказал". Что-то я отвлекся со своими размышлениями. Надо брать ситуацию в свои руки.

— Потрудитесь представиться, как положено, будьте любезны! — сказал я, накидывая на себя ранее снятую куртку, которую Головатов явно не заметил. О! — появление фигуры равной весовой категории произвело на него впечатление. — Боец, посадите немца, — ботаник-лингвист надавил на плечи здоровенного фрица, который так и стоял по стойке "смирно", тот послушно плюхнулся на стул. Товарищ Кулькин, продолжайте, пожалуйста, — Саня, тоже офигевший от вида полковника, продолжил печатать недоконченное предложение.

— Полковник Головатов, пресс-служба министерства обороны.

— Замечательно, полковник. И что же вы хотите?

— Я направлен вместе с общественной комиссией для изучения военных преступлений немецко-фашистских захватчиков на временно оккупированной территории. Комиссия создана и направлена по распоряжению Президента, с целью документирования преступлений в зоне боевых действий. Члены комиссии ждут в коридоре.

— Давайте договоримся так: мы сейчас закончим допрос, а после этого вы позовете сюда членов комиссии, и мы подумаем, чем мы сможем вам помочь.

— Вы что, не понимаете? Комиссия направлена Президентом. На вашем месте я бы…

— Вы не на моем месте, поэтому потрудитесь подождать. Товарищ капитан, много еще осталось? — спросил я Саню, подмигнув ему. Саня понял с полуслова.

— Где-то полчаса, никак не меньше.

— Значит, полчаса. Пока у вас есть время выйти на футбольное поле, там сейчас работают наши сотрудники, так что с картиной того, что здесь происходило, вы сможете ознакомиться, так сказать, прямо на месте. Там находятся наши сотрудники, они вам помогут.

— Хорошо. Надеюсь, что те сотрудники будут более любезны к представителям командования. — Процедив сквозь зубы эту фразу, полковник "очистил помещение".

Ха-ха. Три раза. Сейчас ты посмотришь, что такое настоящая любезность.

На самом деле с очередным унтером мы уложились в десять минут. Саня побежал проверить, как тащат службу его подчиненные, а я обошел комнаты, в которых содержались пленные. Хорошо, что приехавшие из Минска эксперты привезли нам в качестве презента от" братьев по разуму" из белорусского комитета неслабую охапку пластиковых одноразовых наручников — они нам сейчас очень пригодились. С учетом того, что народу у нас было немного, а "объем работ" — наоборот, очень большой, каждого из фрицев упаковали в "подарки". На кой черт нам нужны приключения с попытками к бегству?! Немцы, как уже допрошенные (большинство) так и пока неотработанные (ух-ты, всего пять человек осталось, да мы просто стахановцы, оказывается) лежали вповалку в отведенных им помещениях — мужской и женской раздевалках. Спите? Ну, спите, спите. Мешать не буду. Спали, впрочем, не все. Зейберт о чем-то шушукался с двумя своими эээ… подельниками, один из которых, кстати, владел русским языком. Собственно, ничего страшного в этом не было — они уже допрошены, сговариваться им вроде не о чем, но что-то в их поведении заставило меня насторожиться. Надо, пожалуй, к ним пару человек из Саниных поставить — блюсти, так сказать, порядок содержания под стражей.

Когда я вернулся к допросной, члены комиссии и полковник были уже на месте. Видок у них был… Прямо скажем, не очень был видок. Ба! Знакомые все лица!

— Здравствуйте! Рад вас видеть!

— Здравствуйте!

А уж я-то как рад… Член Совета Федерации, которого мне в свое время довелось допрашивать (в Совете Федерации он тогда, правда, не был), видимо, представлял здесь Всероссийский еврейский конгресс (а вот там уже был — причем гмм… на первых ролях). Помнится, мы с ним тогда на "ты" перешли. Ну, Борей я тебя называть не буду, неправильно поймут, но персонально пожать лапу — стоит. Остальные тоже были частично опознаваемы — Борщов, Лучкин, какая-то дама — судя по всему из их компании, а кто у нас с другой стороны? Слизова, Торкин, еще какой-то мужик. А эти кто? Судя по бэйджикам с надписью "пресса" — корреспонденты. Ух ты! Латыпова! Живьем! Кто ж тебя пустил-то сюда? Надо было еще Масюрик с собой прихватить для полного счастья. Так… Этот в форме — видимо, военкор. А этот, бородатый. Блин, Паша Фельгауэр! Да они что, издеваются, что ли? Еще несколько корреспондентов были мне незнакомы, понять, кто и откуда было сложно, но, судя по всему, баланс изданий как-то соблюдался. Странно, неужели телевизионщиков не прислали?

Словно угадав мой вопрос Головатов сообщил, что журналисты программ "Человек и закон" и "Специальный корреспондент" вместе с операторами находятся на съемке и присоединятся к нам немного позже. Ну, позже, так позже. Я представился всем присутствующим и предложил пройти в кабинет, где стараниями Сани уже были подготовлены стулья, а стол застелен какой-то зеленой бархатной скатертью.

Когда все расселись, я предложил присутствующим задавать вопросы. Только было корреспонденты собрались воспользоваться предоставленной им возможностью, как с места вскочил Борщов.

— А почему нам не показали немецких военнопленных? Где вы их содержите?

— Где и положено находиться военным преступникам — под стражей.

— Вы же юрист, вы должны понимать, что преступниками их может назвать только суд, после тщательного и всестороннего расследования!

Ну, дает. Смотрю — у Сани и его бойцов, отобранных для беседы с комиссионерами по принципу наибольшей фотогеничности, заходили желваки.

— Уточняю. Немецкие военнопленные, подозреваемые в совершении военных преступлений, находятся в специально отведенном помещении, где содержаться под охраной.

— Можем мы их увидеть?

— Можете. Вы хотите сделать это прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас.

Так как остальные члены комиссии не возражали, пришлось проводить присутствующих в мужскую раздевалку. Борщов попросил, чтобы им дали поговорить с немцами самостоятельно, но я отказал, сославшись на необходимость обеспечения их безопасности, так что в раздевалку мы зашли все вместе. И тут началось. Унтер, владевший русским языком, заявил о том, что с ними негуманно обращаются, держат их в наручниках, до сих пор не накормили, редко выводят в туалет, что к показаниям их принуждали, а господина обер-лейтенанта — просто избили, в подтверждение чего Зейберт продемонстрировал свое распухшее ухо. И это не говоря о том, что как минимум двое солдат и один офицер были убиты. Услышанное явно привело Борщова в полный восторг, и он, обратившись к своим коллегам и журналистам, задвинул целую речь о том, что современная демократическая Россия должна быть образцом в соблюдении прав человека, даже если этот человек — противник, даже если это такой противник, как охранник лагеря. Только через неуклонное соблюдение этих принципов Россия может стать лидером свободного мира и эталоном, на который будут равняться другие. А лиц, которые допустили в отношении немецких военнопленных вопиющую жестокость, следует привлечь к ответственности, потому что мы должны…бла-бла-бла. Ему поддакивала дамочка, которую я так и не смог опознать. Как мне шепнул на ушко Боря — дамочка была из "Международной амнистии". Лучкин молчал. Первым не выдержал Боря.

— Знаете, что, уважаемый господин адвокат? Я хочу вам пгедложить обгатится с вашей гечью к годственникам тех, кого мы видели на поле. Без сомнения, они вас постагаются понять!

— Я сочувствую их горю, но мы должны…

— Знаешь, что ты должен сделать? — неожиданно вступил в разговор один из Саниных бойцов. Ты должен сейчас взять носилки и пойти со мной, к оврагу, в котором лежат тела тех, кого расстреляли эти мрази. Вот когда ты, сука, загрузишь полный кузов тел, тогда мы с тобой продолжим разговор.

— Что вы себе позволяете, молодой человек?

— Я? Я еще ничего не позволяю. Товарищ капитан, — обратился боец к Старому, — разрешите я ему в табло дам!

— А я добавлю, пгичем с удовольствием, у меня это хогошо получится! — неожиданно поддержал студента Боря, демонстрируя свой отнюдь не слабый кулак.

— Товарищи, товарищи, давайте не будем ссориться. Мы приехали сюда для того, чтобы получить объективную картину, то, что мы сейчас услышали — часть этой картины. Это война, война в которой жестокости допускают обе стороны — попытался сгладить ситуацию Лучкин.