Петр Катериничев - Банкир

• Название: Банкир
• Автор: Петр Катериничев
• Жанр: Боевик
• Год: 2003
• ISBN: 5-9524-0619-X

Сергей Дорохов оказывается в центре невероятной комбинации, задуманной могущественной финансовой группировкой. Кто он? Банкир? Офицер спецподразделения? Проходная «пешка» или «джокер», хранимый до поры? Этого не знают ни окружающие, ни противники, ни он сам…

---

Сергей пожал плечами:

— И — что? Перстень себе скромный, это ж не «голда» килограммовая, чтобы меня к братве прописать… Кольцо вроде золотое, а камень… Камень красивый.

— А ты в камнях ведаешь ли?

— По цвету он мне — приятен, а вот как называется? Раз красный — наверное, рубин.

Старик помолчал, отер камень чистой тряпицей:

— А вот это ты в точку. Именно рубин.

— Да их в любом магазине — навалом… Или, Михеич, думаешь, я «нетрадиционной ориентации» парниша, раз в перстне?.. Вот тут я точно уверен — нет.

— Говорю ж тебе, не в перстне дело, в камне.

— И что — камень? Колец таких в любой комиссионке… От сотни до трех. Это ж не бриллиант, в самом деле!

— Не бриллиант. Рубин. Настоящий природный рубин; как в старой Руси называли — яхонт цвета голубиной крови! И я тебе скажу, мил человек, крупные рубины встречаются в природе значительно реже аналогичных по величине алмазов.

— Неужели? — улыбнулся Сергей. Старик иронии не заметил.

— Да! У нас все красные камни именуются рубинами — и благородные шпинели, на Руси их лапами называли, и гранаты, и турмалины… Натуральный ювелирный рубин крайне редок! Скажем, под известными ювелирам названиями — «рубин капский», «цейлонский», «колорадский», «аризонский» — скрываются сравнительно менее редкие и дорогие камни: гранат, топаз, шпинель, флюорит, турмалин…

— Иван Михеич, убедили. Только… Мне что от этого, жить легче станет? Или — память вернется?

— Возможно. Ведь натуральный природный рубин, густокрасный, с легким пурпурным оттенком — это чистая энергия Солнца во Льве! Он придает его обладателю силу льва, бесстрашие орла и мудрость змеи! Именно этот самоцвет умножает разум, честь и благородство, способствует чарам любви и страсти; у древних он считался камнем оживляющим, изгоняющим тоску, возвращающим утраченные силы; он врачует сердце и мозг, пробуждает память… «Рубин ведет к победе, к великим подвигам мира и к самоотверженной, героической любви» — вот каков был девиз этого камня в средневековье… Но злых он делает беспощадно жестокими, превращает владельца в полное исчадие ада, в коварного демона зла!

Такой человек губит все вокруг и в конце концов самого себя! Рубин — камень власти, и носить его может только тот, кто этого достоин!

Лицо старика раскраснелось, щеки порозовели, глаза заблестели азартом…

Он остановился, когда бросил взгляд на озадаченное лицо своего гостя:

— Ты что, мил человек, сомневаешься?

— Только в том, что не сплю! Камневедение вы тоже изучали за «колючим забором»?

— А что тут особенного? Тогда лагерь был, как это сказать, не вполне «зоной» в современном понимании этого слова… Это был способ организации труда индивидов — по всей стране, с разной степенью свободы. Одним большим забором была государственная граница СССР, которую к тому же охраняли, и то только с одной стороны! А внутри — много заборов поменьше… И за ними собирались, нужно сказать, не последние люди! Пусть — не по своей воле, но не последние!

— И что — там камни «точали»?

— Четыре года на соседних нарах со мною провел профессор Мариенгоф: посадили его в сороковом, как немецкого шпиона — он с одиннадцатого по тринадцатый годы позволил себе поучиться в Берлине, Лондоне и Амстердаме… Не поглядев на имя с отчеством — Лазарь Иосифович… Потом он плавно превратился в шпиона английского, потом, не выходя из Краслага, стал «безродным космополитом»; в пятьдесят четвертом «безродного космополита» сняли, а вот с «аглицким шпионом» — дело застопорилось: в Лондоне-то бывал! Но и все это вкупе не помешало ему в пятьдесят шестом, после освобождения, стать ведущим экспертом по камням в одном из уральских «почтовых ящиков», и выписывал он из хранилищ Ленинки с доставкой любые манускрипты, а из-под «железного занавеса» всю периодику, посвященную камням… Я освободился годом позже и четыре года провел у него под началом «на практике»…

— Как ювелир?

— Как собеседник. Некоторым людям, чтобы четко понять собственные мысли, необходимо высказывать их вслух, причем в дружественной беседе…

— Иван Михеич, хорошо, я понял, что мой камень, вернее, если сказать осторожнее, камень, оказавшийся у меня на пальце, — редкий экземпляр…

— Не редкий, Сережа, а крайне, исключительно редкий! Почти вся мировая добыча первоклассных рубинов осуществляется в знаменитых копях Бирмы; в Таиланде, Шри-Ланке, Индии, Пакистане, Австралии, Мадагаскаре, Бразилии, Камбодже — есть небольшие месторождения этого самоцвета; имеются они и на нашем Урале. Твой камень, Сережа, массой в семь карат, родом из таиландских рубинов, обработан одним из наших, отечественных мастеров школы Лу-жинского; на парижском аукционе он бы стоил баснословные деньги…

— Иван Михеич, вас заинтересовал камень, и вы решили меня «законспирировать» и «залегендировать»?..

— Сережа… Меня заинтересовал человек, на пальце которого свободно разместилось состояние, по самым скромным меркам, в четверть миллиона долларов!

— Сколько?!

— Двести пятьдесят — триста тысяч. Естественно, аукционная цена может быть намного больше…

— Но мы не в Париже…

— Вот именно. Сумма сама по себе достаточная, чтобы в наше безбожное время не только разыскивать человека, но порубать его на части…

— Может быть, спрячете этот раритет? От греха?..

— Нет уж, мил человек, носи. Любой местный, да и неместный тоже, примет камень за дешевую синтетическую имитацию. Да и мода теперь такая… Думаю, понять «на взгляд» его истинную ценность во всей-то стране способны человек десять, не больше, и ручаюсь, на тысячу морских миль вокруг здесь таких уникумов нет.

— Кроме вас…

— Кроме меня.

— Но если искали камень…

— Искали человека.

— А вы не боитесь…

— Что ты меня топориком, как Раскольников — старушку? Я, Сережа, большую часть жизни провел в местах, называемых в народе «не столь отдаленными»… Или — в близких к ним. И поверь уж старику на слово, в людях разбираюсь куда лучше, чем в камнях.

Михеич вздохнул, ловко свернул самокрутку себе, Сергею, прикурил от спички…

— Может, с годами, а может, и по жизни, стал я немного мистик. И одно скажу: такие вот камни ни с того ни с сего к человеку не прибиваются, как и он к ним…

— Может, и так, — пожал плечами Сергей.

— И еще одно… У тебя на теле были следы уколов… В руку, выше локтя, и в вену. Если бы ты был наркоман, вены не были бы столь эластичны; к тому же уколы в вену оставили глубокие багровые «трассы», то есть были сделаны совсем незадолго до того, как тебя выволокли из моря…

— Иван Михеевич… Вы полагаете…

— Вот именно. Полагаю. Кто-то хотел узнать, соколик, чем нашпигована твоя умная голова… А вот узнал или нет…

— Я уже не спрашиваю, откуда вы знаете про «сыворотку правды»…

— Нет, — усмехнулся старик. — В нашенское время не правда была нужна, а оговор. А этого куда проще добиться зуботычинами, чем наркотиком. А так — газеты я почитываю, журналы. Самое что ни на есть стариковское занятие… — Михеич кивнул на аккуратно сложенные кипы:

— Почитай, может, память и высветлится…

Старик пыхнул самокруткой, лицо его окуталось облаком плотного синего дыма и оттого стало похоже на извлеченный из запасников музея старинный портрет неведомого мастера.

— Вспоминай, кто ты, откуда… И что свершить должен людям… — Глаза старика смотрели куда-то внутрь себя или назад, в дальнее прошлое, туда, где остались те, кого он любил когда-то… — Вот только… — тихо произнес он.

— Да?

— Память не возвращает прошлое. И может отнять будущее. Старик окутался облаком густого, плотного дыма:

— А все же — вспоминай. С Богом. Кто не помнит прошлого, обречен повторять его вновь и вновь.

Глава 16

…Низкорослые кони неслись наметом, сшибая желтые солнышки одуванчиков.

Повозки, телеги с пленницами и с добычей — все это осталось где-то сзади…

Впереди шла Орда — тьмы всадников, разделенные на десятки и сотни, скованные жестокой дисциплиной, жаждущие крови, золота, власти… Они текли по равнине — грязные, грозные, раскосые… В желтых тигриных глазах Предводителя таилась спокойная ярость зверя, пришедшего в этот мир отнимать, покорять, властвовать… Он знал: Орда существует и будет существовать, пока не прекратит свой кровавый путь, пока воины будут знать, что не достигли предела жестокости, славы и власти, предела этого мира; пока он, Предводитель, будет видеть в их глазах отблеск того губительного, яростного огня, который пылает в нем… И только он знает, что предела мира, славы и власти — нет, а потому Орда будет нестись по вечной земле вечно, день за днем, год за годом, столетие за столетием, и мир будет принадлежать ей, он будет корчиться у ее ног в бесконечной кровавой агонии, год за годом, век за веком… Всегда.

Жизнь ничего не стоит. Эти воины — жалкие, жадные, бесстрашные, знали только один закон, Великий закон смерти. Они знали, что живут, только пока мчатся вперед, натыкаясь на стрелы и колья, завывая от дикого страха, боли, ярости, разрубая и уничтожая на пути все, что мешает их движению… Они должны понимать только эту жизнь, ибо вне Орды есть только смерть. И это — Верховный закон Орды, а значит. Верховный закон Вселенной… Мириады звезд, холодных, равнодушных, взирали с высоты своего неуязвимого бессмертного величия на страдания, беды, страсти жалких двуногих тварей, именующих себя людьми… Хотя — Предводитель помнил рассказ одного плененного в Самарканде звездочета: тот утверждал, что звезды тоже смертны, что их неисчислимые тьмы также построены в порядки и подчинены строгим, непреложным законам, что у звезд есть свой Предводитель, определяющий и их пути и сроки, и пути и сроки человечьи…