Лев Понтрягин - Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим

• Название: Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим
• Автор: Лев Понтрягин
• Издательство: Прима
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998

С именем Понтрягина связана целая эпоха в развитии математики. Труды Л. С. Понтрягина оказали определяющее влияние на развитие топологии и топологической алгебры. Он заложил основы и доказал основные теоремы в оптимальном управлении и теории дифференциальных игр. Его идеи во многом предопределили развитие математики в XX веке.

Текст публикуемого ниже «Жизнеописания...» был написан, по воспоминанию вдовы Льва Семёновича — Александры Игнатьевны Понтрягиной, после тяжёлой болезни, зимой 1982–83 года, и подготовлен к изданию по рукописи, предоставленной вдовой.

Книга насквозь лична и субъективна, но в ней хорошо отражена эпоха развития науки в Советском Союзе, в частности — развитие математики. Она поражает своей правдивостью и открытостью. В этом, может быть, и есть её историческая и воспитательная ценность.

---

Далее. Накануне отъезда на Ассамблею Владимиров и Погорелов узнали в УВС, что документы Яблонского не в порядке и он выехать не может. А у него все денежные документы, в том числе на Владимирова и Погорелова, а сам Яблонский находится на даче. Владимирову и Погорелову пришлось срочно заниматься денежными делами, и они потратили на это целый день. И только к закрытию банка всё успели.

Далее. Яблонский вечером приехал в Москву и позвонил моей жене. Та спросила его, что же он собирается делать как зам. главы делегации? Он спокойно сказал, что поедет опять на дачу, ехать в Хельсинки ему не придётся. Будучи моим заместителем по делегации, он не позаботился вовремя проверить состояние своих документов и вовсе не стремился спешно ехать выполнять свой долг.

Это возмутило мою жену. Она позвонила в ЦК и попросила, чтобы его послали насильно. Всё было срочно сделано, и Яблонскому пришлось срочно выехать. Однако на Ассамблею он не попал. Приехал только на конгресс, но и то уже было хорошо. К тому времени он полностью уже проникся безграничным желанием любой ценой стать академиком. К тому же, приближались выборы в АН СССР. Возникло подозрение, что он действует преднамеренно таким способом, чтобы угодить Боголюбову, который в то время был очень зол на меня и был бы рад, если бы моя деятельность провалилась. Ситуация моей жене показалась чрезвычайно сложной, напряжённой и не случайной, и она выехала ко мне в Хельсинки, будучи сильно больной.

Неожиданным также было поведение А. Б. Жижченко. Перед самым отъездом в Хельсинки он вдруг заявил, что, возможно, он не сможет поехать на конгресс вообще, так как его отец болен. Я сказал ему, если так, то я не поеду тоже. И этого нам не простят! Пришлось ему ехать. Замечу, Жижченко всегда ездил со мной с большой охотой за границу. Итак, мы с ним поехали на Исполком вдвоём и остановились, как обычно, в одном номере гостиницы.

Из-за невероятной эмоциональной и физической перегрузки там ночью со мной произошёл довольно неприятный случай. Я встал, чтобы пойти в туалет, но спросонья заблудился и вышел из номера в коридор. Закрыл дверь и оказался в коридоре, а дверь захлопнулась, так что я уже не мог вернуться обратно. Но это я не сразу понял. Пытаясь сориентироваться, я стал двигаться по коридору. При этом я был в одной ночной рубашке. Когда я понял, что случилось, то, ощупывая стены, наткнулся на какую-то кнопку и нажал её. Услышал звонок. Скоро на этот звонок кто-то пришёл, но я не мог даже назвать свой номер. Забыл его в этот момент. Дежурный по моей фамилии определил номер и помог мне вернуться. Если бы я случайно не наткнулся на кнопку, то попал бы в очень трудное положение...

* * *

У нас с женой возникло ощущение, уже там, в Хельсинки, что всё это скопление трудностей возникло не случайно. Оно было создано преднамеренно, чтобы изолировать меня, поставить в условия, при которых участие советских математиков в конгрессе провалилось бы, и обвинить в этом меня. Но этого не произошло.

В Хельсинки среди участников конгресса распространялась многотиражная рукопись, озаглавленная «Положение в советской математике». Значительная часть информации, содержавшейся в ней, заведомо ошибочна и, может быть, преднамеренно лжива, значительная часть сомнительна и трудно проверяема.

Почему уезжающие из Советского Союза несут такую информацию за границу? На это, как я думаю, есть две причины. Первая — люди, уезжающие из Советского Союза, недовольны чем-то происходящим в нашей стране, кем-то обижены. Это недовольство и обида могут быть вовсе не связаны с их национальностью. Но проще всего списать обиды и недовольство на антисемитизм. Второе — от эмигрантов из Советского Союза ожидают антисоветской информации. Такая информация высоко оплачивается как положением, так и деньгами. На неё есть большой спрос. И вот, чтобы оплатить долларовое гостеприимство Америки, некоторые люди и дают заведомо ложную информацию.

Уже после моего отъезда из Хельсинки там состоялся антисоветский митинг, на котором главным оратором выступал наш бывший гражданин Е. Б. Дынкин. В свои молодые годы, мне привелось познакомиться с большой серией работ Дынкина по теории групп Ли в связи с представлением их на какую-то довольно скромную премию. Работы эти не показались мне достаточно значительными. По моему мнению, Дынкин не является сколько-нибудь значительным математиком с точки зрения советской науки. А в Америке, как мне рассказывали, он пользуется репутацией выдающегося учёного.

Распространив рукопись среди участников конгресса, сионисты, насколько я помню, первый раз публично и открыто выступили против Советского Союза и советских математиков с обвинением в антисемитизме. Раньше такие обвинения не выдвигались. Они обычно были завуалированы, и о них можно было только догадываться. В Ванкувере, в 1974-м году тоже был антисоветский митинг, но прямых обвинений в антисемитизме на нём не выдвигалось. Он был посвящён защите советского гражданина, фамилию которого я забыл, неизвестной мне национальности. О том, что будет рассматриваться вопрос о нём во время конгресса, мы знали за несколько месяцев до самого конгресса, так как получили письмо с Запада с информацией об этом от наших друзей. Любопытно, что в Ванкувере было объявлено, что митинг организуется по просьбе Сахарова, сформулированной в его якобы только что полученном письме. Митинг в Ванкувере тоже был организован сионистами.

В Хельсинки у меня была встреча с Липманом Берсом и довольно длинная беседа всё на те же темы. Придя к нам в номер, Берс прежде всего обнаружил, что мой номер опять лучше того, который имеет он. Это его раздражало. Затем мы перешли к беседе. Берс обвинил нас в том, что среди советских делегатов почти отсутствуют евреи. Он указал, что уже беседовал по этому вопросу с Владимировым и тот обманул его. Именно, Владимиров сказал о ком-то из нашей делегации, что это, видимо, еврей, а теперь вот Берс выяснил, что это вовсе не еврей, а немец.

По-видимому, для выяснения национальности советских граждан мы должны обращаться к американским евреям. На прощание Берс обозвал меня антисемитом, но сказал, что надеется ещё со мной встретиться. Думаю, однако, что этого не произойдет. Поездки за границу надоели мне, а к нам в страну Берс вряд ли приедет.

Клевета

Вслед за многотиражной рукописью «Положение в советской математике» в американской печати появилось несколько публикаций, обвиняющих Советский Союз и советских математиков в антисемитизме. Первая такая публикация была дана в ноябрьском номере 1978 года журнала «Заметки американского математического общества» (Notice). Она существенно повторяла содержание хельсинкской рукописи и носила то же название.

Публикация эта подписана шестнадцатью американскими математиками, в том числе Джекобсоном и Нюриенбергом. Она вновь содержит те примеры «антисемитизма», о которых я уже упоминал в предыдущей главе, которые скорее указывают не на антисемитизм, а на ярко выраженные расистские, сионистские требования.

Из авторов ноябрьской статьи мне, по Исполкому ММС, больше всего был известен Джекобсон. Уже тогда я воспринимал его как своего политического противника. Он старался поставить советских математиков в трудное положение, существенно увеличив взнос в Международный математический союз. На заседании Исполкома союза Джекобсон внёс предложение о введении новой, шестой группы с существенно более высокими членскими взносами. Он выражал уверенность, что Америка войдёт в эту шестую группу. Тогда и Советскому Союзу пришлось бы войти и валюты платить много больше.

Позже американская делегация отказалась от этого предложения, так как государственные ассигнования на американскую науку несколько поубавились. Были и другие столкновения с Джекобсоном.

На рубеже 78-го и 79-го годов, когда я познакомился с ноябрьской статьей, как раз публиковалась статья в «Успехах математических наук» в связи с моим 70-летием. Я решил воспользоваться этим, чтобы в советской печати среагировать на нанесённое мне оскорбление в журнале «Заметки американского математического общества».

При корректуре своего жизнеописания я внёс в него следующее высказывание: «Была попытка среди сионистов забрать Международный союз математиков в свои руки. Они пытались провести в президенты Международного союза математиков профессора Джекобсона, посредственного учёного, но агрессивного сиониста, мне удалось отбить эту атаку...»

Джекобсон очень оскорбился этим моим высказыванием, не думая о том, что он первый оскорбил меня, назвав антисемитом в печати. Он завёл длинную переписку с главным редактором журнала «Успехи математических наук» академиком П. С. Александровым, настаивая на том, чтобы журнал отмежевался от этого моего высказывания. Но П. С. Александров не согласился. Я ему искренне благодарен!