Рахим Эсенов - Тени «Желтого доминиона»

• Название: Тени «Желтого доминиона»
• Автор: Рахим Эсенов
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-3851-6

И вновь читатель встречается с героями широко известного романа «Предрассветные призраки пустыни». Каракумы, 30-е годы прошедшего века… Басмаческие банды при поддержке иностранных агентов пытаются привлечь на свою сторону мирное население. Джунаид-хан – один из главарей басмачества – вынужден назначить своего преемника. Чекист Ашир Таганов дает шанс другу детства Нурры уйти от басмачей, и тот делает свой выбор…

---

Говорят, что почитаемый среди народов Востока мудрый Молла Насреддин, чье острое слово служило простому люду и оборачивалось оружием против сильных мира сего, прожил до глубокой старости.

Однажды сидел он под тенью густой чинары, разрезал острым ножом яблоки, ел, а семечки аккуратно собирал в тряпочку.

Кто-то из молодых, увидев Моллу Насреддина за таким занятием, спросил:

– Ты что делаешь, Молла-ага?

– Разве не видишь, семена собираю…

– А зачем тебе это нужно?

– Посеять хочу, дерево вырастить.

– Вот чудак! – ухмыльнулся молодой человек. – Пока соберешься посеять, пока они взойдут… И взойдут ли? Пока дерево вырастет, плодоносить начнет… Не много ли воды в Мургабе утечет? А ты, Молла-ага, девятый десяток разменял никак. Когда плоды-то вкусишь?

– Не беда, сынок, – ответил мудрец. – Ты вкусишь плоды. Твои сверстники будут их есть. Все, кто будет в живых.

Из рассказов аксакала Сахатмурада-ага, что живет в долине Мургаба

В родной Конгур Ашир Таганов наезжал часто, особенно в последнее время, когда, оклеветанный Платоном Новокшоновым – английским агентом по кличке Хачли, временно оказался не у дел. Но справедливость восторжествовала, туркменские чекисты разоблачили врага, пробравшегося в органы советской контрразведки; Аширу вернули доброе имя, восстановили на прежней работе.

Нет худа без добра. Несколько месяцев вынужденного бездействия он провел в Конгуре. Засел за учебники немецкого языка, а когда хотел проверить на практике свои теоретические познания, наезжал в Ашхабад, к Ивану Гербертовичу Розенфельду, старому другу отца, разговаривал с ним, с его женой Бертой и племянницей Гертой на их родном языке.

– Ты, Ашир, прямо-таки полиглот, – восхищался Розенфельд заметными познаниями своего юного друга. – А произношение-то, произношение, ты только вслушайся, Берта, – обращался он уже к жене. – Как у южанина Германии, так саксонцы разговаривают… – И старый чекист заводил с Тагановым беседу на немецком языке.

Наверное, Иван Гербертович, которого отец называл Гансом, его настоящим именем, был прав. Кому, как не ему, немцу, бывшему «спартаковцу», судьбой заброшенному в Туркестан в Гражданскую войну, судить о познаниях Ашира в немецком языке.

А вот мать, старую Огульгерек, сын огорчал.

– Ты, Ашир-джан, день-деньской за книгой, – журила она. – И ночи напролет. Так и о женитьбе забудешь. Мне пора бы и внуков увидеть. Вон в Конгуре сколько девчат красивых да пригожих. А выйти за тебя, моего красавца, любая девушка за честь почтет…

– И ворона, говорят, ласкала своего вороненка: «Ох ты мой беленький!» – отшучивался Ашир и тут же, сдвинув на переносье густые черные брови, серьезно добавлял: – Женитьба не уйдет, и красавицы в ауле тоже не переведутся.

– Тогда, сынок, позволь Бостан замуж выйти! По обычаям нашим, ты знаешь, младшая сестра не вправе на это, пока старший брат не женится или ей не разрешит. Ты теперь ей и за отца. – Огульгерек по-бабьи всхлипнула, утерла кончиком платка повлажневшие глаза.

– Жених-то кто, мама? – Ашир обнял мать за худенькие плечи.

– Мельник колхозный… – Огульгерек подняла на сына глаза – в них застыла тревога. – Атали, сын Доврана, байского чабана. Ты его привел из песков…

– Тот самый, что у басмачей вожаком десятки был?

– Да он пробыл самую малость, никого не убил, не ограбил.

– Напрасно ты волнуешься, мама. Знаю я его. Бедняцкий сын, а в басмачах по неразумению оказался. Главное, человек правильный…

Мать облегченно вздохнула: счастье-то какое – Ашир понял ее, не стал противиться замужеству Бостан. Ох, как она опасалась, что Ашир вдруг заупрямится, помешает счастью Бостан. Не меньше Огульгерек переживала и за сына, боялась, как бы брак сестры не отразился на его службе: днями руководство ГПУ Турккенской ССР повысило Ашира в должности.

…Поздней туркменской осенью, щедрой на теплые, сухие дни, Таганов, получив отпуск, приехал в родной аул. Еще в позапрошлом году из одного горного селения он привез семена чинары и посеял их в укромном местечке возле реки Алтыяб. Они дали крепкие ростки, вытянувшись в тоненькие, стройные саженцы, и, чувствуя приближение зимы, уже сбросили золотую листву, чтобы по весне снова вырядиться в изумрудный убор.

Пора пересаживать, решил Ашир, облюбовав пять белоствольных чинар, росших с краю. Поймал себя на мысли: в семье Тагановых тоже пятеро. Пусть эти чинары будут живым памятником отцу и тем, кто погиб с ним за советскую власть.

Ашир осторожно, чтобы не повредить корней, выкопал саженцы, принес к дому и занялся лунками.

– Доброе дело задумал, сынок, – застал его за этой работой Агали Ханлар. – Хоть чинара больно не торопясь растет, зато долговечна и служит многим поколениям людей.

– Да, в наше жаркое лето прохлада что услада. – Ашир легко вонзил в мягкую землю овальное острие дайханской лопаты. – Не беда, аксакал, зато деревья послужат тем, кто будет жить после нас. Арык вон роют десятки, а пьют из него тысячи. Тем и прекрасен человек, что живет он для других.

– Так-то оно так, сынок, – и председатель аулсовета задумчиво почесал под тюбетейкой лысую голову, – да только эдак лет с десяток назад навряд ли кто, даже самый размудрый, рассуждал бы так… Каждый о себе пекся. На кой шайтан ему думать о тех, кто через век или через тысячу лет после него жить будет?

Агали Ханлар по-хозяйски прикинул, что если каждый аульчанин высадит хотя бы по три деревца, то Конгур через несколько лет превратится в цветущий сад. Он что-то записал в свою потрепанную тетрадку негнущимися пальцами и, попрощавшись, ушел.

Таганов задумчиво посмотрел ему вслед: душа-человек, совесть Конгура, всех его честных людей. Вот такими сильны Советы, на таких, как на гранитной основе, держится народная власть! Ведь и грамоты кот наплакал, а сколько в нем страсти, самоотверженности, энтузиазма, стремления во все вникнуть самому, дойти до сути. Таких людей могла породить только Великая Революция, та, что свершена народом.

Сколько людей познал за эти годы Таганов, сколько ярких человеческих судеб прошло перед ним… Испытание временем выдержала дружба Ашира с Игамом Бегматовым. Когда Таганова оклеветали, то Игам и его жена Марина, глубоко убежденные в невиновности и искренней преданности своего товарища делу партии и народа, написали поручительство в Центральный Комитет Коммунистической партии (большевиков) Туркменистана, заявив, что не верят злым наговорам и готовы взять его на поруки.

Те месяцы были самыми тяжкими в жизни Ашира. Отстраненный от любимого дела, бессильный опровергнуть нелепейшие, выдуманные обвинения, он не находил себе места ни в Ашхабаде, ни в Конгуре. Глупость всегда обескураживала Ашира. В час испытаний супруги Бегматовы не оставляли своего друга, часто встречались с ним, поддерживали.

Старым друзьям, как и прежде, связанным общим делом, вечно беспокойным, всегда находилось о чем поговорить – Игам Бегматов работал в отделе ЦК Компартии Туркменистана.

Ашир Таганов за все годы своей сознательной жизни, и особенно за время службы в органах ГПУ, убедился, что, с кем бы ему ни приходилось учиться, трудиться или воевать, все, кого считал коллегой, товарищем по партии, отличались человеколюбием, бескорыстием, обостренным чувством товарищества и дружбы. Он даже не представлял, как бы сложилась его судьба без друзей, без семьи Бегматовых, без сотоварищей отца, без бывшего балтийского моряка Ивана Касьянова, освобождавшего Туркмению от белогвардейцев и английских интервентов, Ганса Розенфельда, служившего в свое время в кайзеровской армии по заданию революционной организации «Союз Спартака», а потом посвятившего себя целиком делу Октября… Им, истинным революционерам, подлинным интернационалистам, Таганов был обязан всем – собственной жизнью, жизнью близких, тех аульчан, которых банда Джунаид-хана не пленила, не убила лишь потому, что в Конгур вовремя подоспел чекистский отряд Касьянова и комиссара Розенфельда.

Казалось, давно это было, и в то же время совсем недавно, в самом начале тревожных двадцатых годов. В кочевом ауле, где джунаидовские всадники успели сжечь юрту Тагана, а сотник Хырслан увез сестру Ашира, юную Джемал, и сделал ее своей женой.

Со сгоревшей юртой кануло в прошлое и старое. Семье Тагановых чекисты отстроили новый дом, не хоромы, но все же это был свой кров, родной очаг. И вчерашний кочевник Таган, еще приглядывавшийся к незнакомым людям, к новой власти, понял, что у него с Советами дорога одна. Он вступил в красноармейский отряд, чтобы бороться против Джунаид-хана, со всеми, кто еще вчера помыкал такими, как он, Таган, бедняками. Таган и его односельчане, взявшиеся за оружие, знали, за что воевали, – не только за свободу, за право жить без вражды и насилия, но и за землю и воду, которые им дала новая власть. О таком раньше, даже год назад, они и мечтать не смели.