Петр Северов - Последний поединок

• Название: Последний поединок
• Автор: Петр Северов
• Издательство: Издательство „Физкультура и спорт"
• Жанр: Спорт
• Год: 1959

Из предисловия:

…Фашистские оккупанты не могли простить нашим футболистам победы над командой «Люфтваффе». Этому «Матчу смерти», как справедливо назвали советские люди встречу киевских спортсменов с «Люфтваффе», и посвящена повесть «Последний поединок».

Однако произведение это не является документальным. Авторы повести отобрали из фактического материала лишь те ситуации, которые они сочли наиболее важными. Изменены в повести и фамилии спортсменов…

---

Климко настороженно прикоснулся к его руке:

— Кажется, Иштван и тот офицер…

На углу квартала, у столовой, остановились двое военных. По стройной фигуре Николай сразу узнал Иштвана. Капитан венгров похлопал маленького офицера по плечу и зашагал к скверу.

— Очень приятный встреч! — крикнул он издали, споткнувшись на ровной аллейке. — Я снова хотел прийти на завод, прощаться.

Он крепко потряс каждому из них руку, отряхнул китель, перепачканный пеплом сигареты, тяжело опустился на скамью. От него пахло вином и какими-то терпкими духами.

— Почему прощаться? — спросил Русевич. — Вы собираетесь уезжать?

Иштван вздохнул и опустил голову.

— Да, поскорее. Здесь тяжело. Почему — не знаю. Наверное, потому, что так Киев очень красивый. Вы бывал в музей? Представьте — прекрасная картина. Это — сам Рафаэль… Вдруг, представьте, по этой картина кто-то раз — топором! Зачем говорить… Лавра… Они взорвать собор, такой собор! Я имею возможность уехать.

— Мы только что говорили о вас, — сказал Климко. — Вы хорошо знаете русский.

Иштван встряхнулся и закивал головой:

— О, да! Предлагали стать переводчиком при штаб. Высокий карьера! Но я — спортсмен. Я учился говорить по-русски, когда был совсем маленький. Мой отец бывал в России, в плену. Это во время Австро-Венгерская империя, такой усатый, сердитый старичок Франц-Иосиф — император… Он послал моего отца воевать. Когда кончился плен, отец привез из Россия хороший, душевный песня. Он больше ничего не привез. Он полюбил Россия.

— Мы хотели видеть вас, капитан, чтобы рассказать о своем большом горе, — сказал Русевич. — Были у нас два маленьких друга. Это друзья всей команды, ну как бы приемные сыновья…

Смуглое лицо Иштвана стало серьезным и строгим, он сразу протрезвел.

Николай подробно рассказал о маленьких «завхозах» команды, о горе их матерей.

— Мы пришли к вам в трудную минуту, капитан. Где нам искать их? Дайте совет.

Иштван долго молчал, глядя на пустынную улицу и хмуря брови. Вдруг он закашлялся и вытер платком лицо:

— Вы называете это «трудная минута»? Вы, русские, умеет видеть чужое горе. Почему вы не подумайт о себе?

Резко поднявшись со скамьи, он спросил уже суховато:

— Где я могу видеть вас? Да, сегодня. Пусть это будет поздно вечером.

Климко дал ему свой адрес. Иштван повторил его, а потом записал в блокнот.

— Хорошо. Идете домой. У футболист, вы знаете сами, много знакомые. В Будапеште меня знает каждый дворник и каждый генерал… Здесь тоже. Ждите.

Возвращаясь на квартиру Григория, они зашли к Вере Кондратьевне домой. Мальчуган дома не появлялся. Дважды сюда приходила мать маленького Котьки — о нем тоже не было никаких вестей.

Забравшись к Григорию на антресоли, Алеша и Русевич попробовали было сыграть партию в шахматы, но игра не клеилась. Старые ходики на стене как-то особенно четко отсчитывали секунды. В квартире было так грустно и тихо, как бывает всегда, когда кого-нибудь безнадежно ждут. Вот ходики пробили девять часов. Потом, шумно вздохнув, ударили десять.

Иштван явился после одиннадцати, когда его уже не ждали, попросил воды, выпил не отрываясь большую кружку и устало сел на диван. В этот вечер ему пришлось основательно побегать, пока он не выяснил кое-что. Мальчики скоро будут дома. Их действительно задержали, так как стало известно, что один из них пробрался на крышу раздевалки и, возможно, подслушивал, о чем говорилось на совещании команды «Люфтваффе». Ничего толкового, впрочем, от сорванцов добиться не удалось, хотя их порядочно секли, особенно старшего.

— Мальчики скоро возвращаться, — заверил он. — Теперь, я думай, нужно заботиться о взрослые.

— Когда же они возвратятся? — допытывался Климко.

Иштван досадливо нахмурил брови:

— Два дня, три дня… Вам нужно думай о себе.

Он привстал с дивана, глянул на двери, на окна.

— Нас никто не подслушивает, — сказал Николай. — Все спят.

Иштван решительно тряхнул головой, вытянул руки, сжал кулаки:

— Русский говорят: двум смертям не бывай. Правильно! Однако печально… Вы говорят и так: береженого бог сторожит. Очень умно! Помните, я однажды говорить вам, что готов отправиться с такой команда, как ваша, ехать очень далеко. Эти слова сами явились, потом я много думать об эти свои слова. У меня в авиация есть большие друзья. Я могу отвезти вас в Будапешт! После Париж это лучший город в мире!

Русевич и Климко переглянулись: почему этот славный малый вдруг вздумал шутить? Но Иштван не улыбался.

— Я один из организатор венгерский футбол. Я веду переговор на самой деловой нога! У нас, в Венгрия, хороший футболист больше знаменитый, чем средний премьер-министр. Вас примут в наш лучший команд. Я доставляю вас в Будапешт, одеваю в элегантный костюм, плачу вам деньга. Американцы говорят «бизнес». Мы называем по-русски — «дело». Будем делать дело, иначе… Вы понимайт? Я не хочу это слово произносить.

— Сначала я подумал, господин Иштван, что вы шутите, — заметил Алексей.

Иштван разжал кулаки и протянул Русевичу руку:

— Решено?

— Я видел Париж, — сказал Русевич. — Допускаю, что Будапешт не менее красив. Но Киев — это Киев! Его не заменишь ни Парижем, ни Будапештом. — Николай приложил руку к груди. — Он здесь, понимаете, Иштван? А здесь ничего не заменишь…

Иштван не мог скрыть разочарования, вздохнул и развел руками:

— Правильно. Да. Все понятно.

Уже переступая порог, он обернулся и заговорил быстро, в волнении не находя точных слов:

— Не хочу гавкать, как черный ворон, но вы, русский и украинц, очень упрям. Скоро я лететь в Будапешт — или с вами, или без вами. Без вас — печально. Почему печально? Не только «бизнес»… Потому мог выручать — не сделал…

Русевич шагнул к двери и взял его руку.

— Мы будем помнить вас, Иштван…

— Долго ли? — чуть слышно проговорил Иштван. — Однако прощайте…

На лестничной площадке он еще помедлил две-три секунды, потом решительно прикрыл дверь — и шаги его застучали по лестнице.

Над городом уже спустилась синяя ночь, по цинковой крыше соседнего дома текли и струились звезды.

* * *

Утром Климко и Русевич встретились с Дреминым, как было условлено, у почтамта. Вид у Дремина был свежий и бодрый; по-видимому, он хорошо отоспался, не утруждая себя томительными сомнениями.

Весело поздоровавшись, он сказал:

— Итак, Алеша, мы отправляемся добывать пожарный шланг. Нужно же как-то оправдаться перед шефом. А ты, Николай, топай к моему другу — дяде Семену. Возможно, мне сообщат что-нибудь новое. Запомни адрес, только не вздумай записывать.

Николай трижды повторил название глухого переулка на Подоле, номер дома, фамилию хозяйки.

— Все сохраняй в памяти, — тихонько поучал Дремин. — У старушки на шее серенький, в кубиках, платок, на груди — крестик. Сказать ей нужно шесть слов: «Мать, привет вам от тети Дуни». Она спросит: «Ее не трясет малярия?» Ты ответишь: «Пока благополучно». Старушка очень гостеприимна, она нальет тебе горячего кипятку, конечно без сахару, даст один сухарь и, лишь когда ты закончишь подкрепляться, спросит, кого тебе. Скажи ей: «Малец послал меня к дяде Семену». Когда он выйдет к тебе и скажет: «Здоров, племянничек!» — можешь назвать себя и рассказать все подробно.

— Ну, в добрый час! — ласково сказал Дремин, отвечая на пожатие руки Николая. — Алешу я отправлю со шлангом на завод, а с тобой встречусь около почтамта. Даю два часа времени. Думаю, что этого вполне достаточно.

Русевич кивнул Алексею и зашагал знакомой дорогой в сторону Днепра.

Однако в назначенное время к почтамту он не явился.

Дремин успел прочитать на стенке газету, постоял в очереди за конвертом, купил зачем-то в киоске сапожный крем. У него было немного денег, но он не знал, что бы ему купить. Просто бродить у почтамта без дела становилось неприятно. Его не особенно беспокоило длительное отсутствие Русевича: если Николай обсуждал план побега, для этого нужно было время.

Но Русевич задержался на Подоле не потому, что пришлось вырабатывать различные варианты бегства из города. Все было обдумано и предусмотрено без него. Он задержался из-за Васьки.

Возвращаясь с Подола, он свернул на стадион и там увидел мальчика, стремительно бежавшего ему навстречу. Василий еще издали узнал Русевича и теперь от радости не помнил себя. Он схватил руку Николая и крепко прижался к ней лицом. Русевич не сразу узнал своего маленького друга; пытаясь поднять его голову и заглянуть в лицо, он ощутил на руке горячую слезу. Мальчик плакал. Он весь содрогался от рыданий и все крепче прижимался к Николаю. Наконец Русевичу удалось взглянуть ему в лицо — как он не узнал с первого взгляда эти светлые вихры волос, этот вздернутый носик, эту выгоревшую на солнце, упрямую бровь. У Николая было такое ощущение, словно в самое сердце ему плеснули кипятком.