Герберт Циргибель - Иной мир

• Название: Иной мир
• Автор: Герберт Циргибель
• Жанр: Научная Фантастика

Спустя девять месяцев после того, как космический корабль «Чарльз Дарвин» столкнулся с неизвестным небесным телом, профессор Шаган, руководитель обсерватории Маник Майя, обнаружит что астероид Ре 37 больше не находится на своей траектории обращения. На ничтожном участке у Ре 37 и «Дарвина» была одинаковая орбита. Стал ли Ре 57 убийцей шести космонавтов? Но и эта мысль — почти непроизносимая, напрашивается сама собой: Явилось ли причиной пылеобразования вблизи кратера Плутарха, которое наблюдалось и было сфотографировано многими астрономическими станциями, совсем не разрушенный, упавший на Луну космический корабль, а разлетевшийся на куски астероид? И где же «Дарвин»? Носит его, сбитого со своей орбиты, где-то во Вселенной? Невероятная мысль. Теория профессора Шагана недоказуема. Но ее поддерживает его ассистентка Нанга, у которой свои способы, она вдруг упрочняется таинственными радиосигналами, которые не поддаются расшифровке, она наконец-то подтверждается спасательным зондом из из злосчастного корабля, который несет информацию о том, что уже несколько месяцев трое мужчин и одна женщина живут в космосе; запертые в своей капсуле, ограниченные минимальным мирком, оторванные от всего, что может в жизни показаться нам достойным того, чтобы жить. Невероятная история.

Герберт Циргибель описывает экстремальную ситуацию, и он не закрывает глаза на катастрофу, которая может наступить несмотря на все достижения в освоении космоса. Он отказывается от таинственных явлений и утопичного естества, он добивается остроумной техники, он подходит к проблеме с гуманистической точки зрения. Он заставляет читателя, несмотря на весь внешний драматизм, задуматься и не отпускает его до самой последней строчки.

---

Позже он подошел ко мне и прочел доклад о своей музыке.

— Ортоскопическое отражение действительности, Стюарт, — сказал он, — это путь к милости, из-за которой путь станет еще более милостивым. Ты понимаешь меня?

— Да, — сказал я, — это естественно.

Он тараторил почти полчаса и вовсе не замечал, что я тем временем читал. Мое чтение подходило к его болтовне. Я не знаю, как эта книга попала в нашу электронную библиотеку, возможно, ее подсунул нам шутник из управления, или же это была ошибка — в любом случае я читал старый указатель железнодорожных сообщений. Какие чудесные числа! Дальневосточный экспресс, отправление ноль часов двенадцать минут, Варшавский вокзал, двадцать три часа прибытие в Москву, продолжение поездки шесть часов… числа, вокзалы, города…

Я вышвырнул Паганини. Когда он исчез, пришел Чи. Он спросил меня, знаю ли я какое-нибудь средство от зубной боли.

— Иди к Соне, — сказал я, — она вырвет его у тебя.

Именно этого он не хотел. Чи боялся. Он заставил меня поклясться, что я ничего не скажу Соне о его мучениях. Какие заботы! Чи не интересует, что Соня и Гиула уже несколько дней обособились от нас под выдуманным предлогом. Почему меня должна касаться его зубная боль? Я больше не хочу никого видеть, никакого…

Девятоефевраля

Все идет к концу. Я мог бы сократить этот путь, но я не предоставлю Гиуле этот триумф. Я занялся гимнастикой. Паганини тоже делал это, но неосознанно. Сейчас Соня снова ухаживает за ним. Обо мне она не заботится.

Мои мускулы становятся все слабее, моя плоть мягкой. Только разум остается безмятежным. Я протестую против всего, я все ненавижу. Звезды ухмыляются через иллюминатор, Солнце бомбардирует нас своими лучами; образование пятен и извержений усилились, это означает для нас повышенную доху излучения. И это правильно, мне это уже все равно. Из соседней каюты я слышу трели Паганини. Он постоянно напевает, когда не спит или когда с ним Соня. Это тра-ля-ля приводит меня в бешенство. Когда становится тихо, Гиула начинает петь. Он и раньше пел, но раньше его песни были не такими грустными. Он больше не дает уроков. Я не знаю, почему, но они теперь реже вместе. У Сони снова пациент, который занимает ее время. Паганини нужно массировать, и Паганини нужны таблетки и инъекции. Мне тоже нужны таблетки и инъекции и массаж, но меня она не замечает. Скоро все пройдет. Я жду не дождусь конца, я радуюсь этому.

Если бы я только мог думать о чем-нибудь другом. Я пытаюсь читать, но я вижу перед собой только Соню. Я вижу ее в платье, и я танцую с ней и сплю с ней. Я боюсь сойти с ума раньше, чем настанет конец.

Тринадцатое февраля

Гиула снова пел. Это была какая-то печальная песня какого-то Ракёчи. Я выбрался из кабины, уставший и нервированный. Он был в саду.

— Хватит, — сказал я, — замолкни сейчас же, Гиула.

Он продолжал петь.

— Заткнись же, наконец! — закричал я. Он испуганно затих. Я снова выбрался из кабины. Из лазарета доносились трели Паганини.

— Ты тоже сейчас успокоишься, — бормотал я. Он не хотел слышать этого. Вместо этого я слышал, как он крикнул: «О, моя Соня, разве мы не два солнечных лучика?»

— Да, Дали, — ответила Соня серьезным тоном, — Мы два солнечных лучика.

— Сегодня третье ноября? — спросил он.

— Не думаю, сейчас должен быть февраль или март, но может быть наш календарь больше недействителен.

— Он недействителен, Афродита, мой солнечный лучик. Сегодня мы празднуем день зимнего солнцестояния. Видишь фейерверк? Прощание с летом. Ты еще помнишь, как мы были вместе в Калькутте? Ты еще помнишь?

— Нет, я не помню. Я еще никогда не бывала в Калькутте.

— Ты была в Калькутте! — резко сказал он.

— Хорошо, я была там.

— Да, мы оба были там. Мы слушали вторую симфонию Барны Барагамбы. А затем мы вышли. Повсюду горели огни. Потом появился он, помнишь?

— Кто появился?

— Рабиндранат[19]…

Я пролез в люк. Они сидели друг рядом с дружкой словно пара.

— Это новый метод лечения? — спросил я. — Почему ты не делаешь ему инъекцию?

— Не мешай нам! — крикнул ее пациент.

— Наши лекарства далеко не вечны, — ответила Соня.

После паузы она добавила: «Он ведь тоже человек, Роджер».

А я, я не человек? Я вообще-то хотел от нее таблеток, но она видите ли была занята. Я оставил обоих наедине и полез в каюту Паганини. Внутри она выглядела запущенной. Нотные листы беспорядочно парили, его «Ортоскопическая симфония» порхала мне навстречу. Затем я нашел иглу для инъекций. Соня должно быть потеряла ее здесь. Я взял иглу и полез обратно. Когда я открыл люк лазарета, я оцепенел. Пациент, нуждавшийся в помощи и его врачиха лежали крепко обнявшись. Когда он заметил меня, он лишь ухмыльнулся. Соня испуганно вырвалась из его объятий. Я потерял самообладание. Я начал ругаться и так разошелся, что появились Чи и Гиула. Увидев их, я еще больше вышел из себя. Я не хочу повторять слова, которые срывались с моих губ, я был вне себя. Чи схватил меня и потащил меня в мою каюту. Я сказал: «Чи, я ненавижу тебя, я больше не хочу тебя видеть, я ненавижу всех вас. И тебя тоже, Гиула, проваливай или я тебя убью!»

Они привязали меня ремнями к моему креслу-лежанке.

— Сначала приди в себя, — сказал Чи, — потом мы поговорим с тобой.

Когда я остался один, все вдруг вырвалось из меня. Я горько зарыдал. Я плакал как ребенок.

Был ли это конец? Я уже столько всего выдержал в своей жизни; Тяготы этого полета были для меня уже слишком. И не только для меня. Другие тоже были комком нервов. Они внушали себе что-то, чего уже давно не было вовсе. Если бы у меня в эти минуты была ампула, я проглотил бы ее без раздумий. Вошел Чи. Я больше не хотел его видеть и закрыл глаза. Он сказал: «Тебе нужен покой и сон, Стюарт. Сколько времени ты больше не занимаешься гимнастикой?"

Я не ответил.

— Вероятнее всего, уже несколько недель. Я могу понять тебя, Стюарт, я знаю точно, что происходит в тебе. Что ты думаешь, порой творится у меня на душе? Но я вижу всех вас и слышу ваши разговоры, я воспринимаю это со страхом. Когда я беру себя в руки, это чистейший инстинкт самосохранения, когда я провожу расчеты и думаю об информационных зондах. Ты должен стряхнуть с себя земные представления. Все, что человечно — нормально. И то, что происходило здесь и продолжает происходит, — человечно.

Он замолчал и ждал ответа. Когда я ничего не сказал, он продолжил тихим голосом: «Ты, кажется, принимаешь меня за хладнокровного интеллектуала. На самом деле, холодная логика порой сдавливает мне горло. На Земле меня ждет жена; недолго, затем время траура закончится. Потом появится другой, который заключит ее в объятия — Чи мертв. Разве она виновата в этом? Разве я виноват в этом? Судьба не заботится о чувствах, все получит свое развитие. Эй, Стюарт, ответь же, наконец!

Я не думал об этом.

— Я хочу тебе кое-что сказать. Мне очень нравится Соня…

Почему нет, подумал я с горечью, у нее был Гиула, и у нее был чокнутый, почему бы у нее еще не могло быть и его?

— Я думаю, люди познаются по-настоящему только в тяжелых ситуациях. Мы никогда не слышали, чтобы она жаловалась. Гиулу наше беда почти сокрушила — Соня справилась с ней. Я восхищаюсь ее мужеством, ее самообладанием. Нам стоило бы поучиться у нее, Стюарт, прежде всего тебе.

Я открыл глаза. Чи был передо мной, его лицо было обращено к иллюминатору.

— Я такой, какой я есть. Оставь меня в покое.

— Почему я должен оставить тебя в покое? Ты должен преодолеть самого себя. Мы не выбирали эту жизнь — теперь мы должны справиться с ней. Соня справилась с ней. И ты, и Гиула однажды тоже найдете силы. Один должен помогать другому, иначе мы все погибнем.

— Вот именно тогда мы и погибнем.

— Нет, если ты этого не захочешь, Стюарт. Ты забыл, что ты занимаешь должность? Бортинженер на борту «Чарльза Дарвина» — помни об этом. Ты справишься, потому что ты не один.

— Но я больше не хочу жить! — Я выпрямился и посмотрел на него. — Я больше не могу, Чи, я сам себя презираю, я отказываюсь от себя, понимаешь ты?

— Я понимаю, но мы не отказываемся от тебя. А теперь ты будешь спать.

Я испугался, когда вдруг забралась Соня.

— Я не хочу! — крикнул я — Оставьте меня в покое, я не хочу укола!

Чи схватил меня, а я был слишком слабым, чтобы защищаться. Когда Соня коснулась меня, я успокоился. Она посмотрела на меня своими большими, темными глазами, и ее взгляд излучал теплоту и доброту.

— Я не хочу причинять тебе боль, Роджер, — прошептала она.

Я почти не заметил укола иглы. Ее взгляд я взял с собой в свой сон.

Третье марта

Я очень долго спал. Несколько раз я просыпался, но я не знаю уже, что происходило в это время. Хорошо, когда можно уснуть и забыться. Но только одно не покидало меня во время моего забытия. Я видел тысячу снов, и всякий раз в них появлялась она. Когда я окончательно проснулся, она сидела рядом со мной. Я не был уверен, не снится ли мне это, но Соня сказала: