Эммануил Казакевич - Дом на площади

• Название: Дом на площади
• Автор: Эммануил Казакевич
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Лубенцов от души посмеялся вместе с ней, пожал ей руку с сердечностью, которая была ей непонятна, так как она не знала, что он уезжает навсегда, и сел в машину.

И вот они проделали в поезде весь обратный путь с запада на восток. Перед их глазами пронеслись знакомые картины: города, еще лежащие в развалинах, оживающая Германия, поднимающаяся из пепла Польша.

Наконец за окнами вагона появились белорусские земли. Здесь повсюду виднелись еще следы войны - траншеи и ходы сообщения, заросшие высокой травой, воронки от бомб, залитые водой. Но все заметно оживало. На месте пепелищ подымались светлые срубы. Колосились нивы, стога сена стояли на лугах. Правда, жили тут еще плохо, война глубокой бороздой прошла по этим местам.

Лубенцов, Таня и их спутники почти безотрывно глядели в окно. С их душ понемногу спадали западноевропейские впечатления и взамен их возникали новые. В то же время их не оставляла некая тревога, потому что они хорошо знали всю сложность и запутанность мировых отношений; грозовый воздух Европы был им слишком хорошо знаком; краснолицый и его сообщники были еще живы. Но теперь, глядя на пространства родной земли, Лубенцов и его товарищи со всей силой осознали, что в конечном счете важнее всего на свете - поднять родную страну, сделать ее счастливой и изобильной, так как от этого зависит все остальное.

Лубенцов, его жена и друзья как бы возвращались назад, в прошлое, почти по тем же дорогам, по которым они шли на запад. Но они были старше годами, зрелее опытом и поэтому по-новому осмыслили все величие и значение родной страны. И каждый из них в душе давал обещание любить ее горячее и делать для нее больше. Они возвращались как бы в прежний, более тесный круг переживаний, впечатлений и знакомств. Но теперь они почувствовали, что этот круг неизмеримо шире, чем он был или казался им прежде, и что только через свое родное можно по-настоящему понять, охватить большое, всемирное.

Так двигались они по великой русской равнине. На душе у них было тихо и светло.

Поблизости от Гомеля вдруг заволновался Веретенников.

- Пожалуй, я тут сойду, - внезапно сказал он.

- Как? - воскликнул Воронин. - Мы же вместе до самого Иванова едем.

- Мне здесь нужно... Дело одно, - смущенно возразил Веретенников.

- Сердечное? - сдался Воронин.

- Сердечное.

Он попрощался с Лубенцовым и Таней, записал адрес Воронина, надел вещмешок и соскочил с поезда. Поезд ушел, а он все еще стоял на маленькой платформе, вдыхая могучие запахи земли. Потом он вспомнил о чем-то, порылся в кармане гимнастерки, вынул оттуда бумажку - расписку за сено, засмеялся, разорвал ее, бросил и зашагал пешком по проселку.

А Лубенцов, Таня и Воронин поехали дальше на восток. Купы деревьев проходили мимо вагона, и от их теней в вагоне то светлело, то темнело.

ДВА ПИСЬМА

1

Здравствуйте, товарищ Мещерский!

Пишет вам майор Чохов. Я служу в Закавказье, в воинской части, на должности командира батальона. Встречаете ли вы кого-нибудь из наших общих знакомых? Я совсем потерял из виду всех. Слышал, что тов. Лубенцов в Москве. Привет вам от моей жены Ксении Андреевны. Она работает библиотекарем в нашей воинской части. Она хвалила ваши стихи. Они читателям очень нравятся. У нас дочь Таня. Поздравляю вас с Днем Победы.

9 мая 1950 г. В. Ч о х о в

2

Дорогой Василий Максимович!

Какой вы молодец, что написали мне. Вспомнилось все, и на душе стало хорошо и радостно.

С подполковником Лубенцовым я встречаюсь редко, так как он очень занят. Он кончает Академию имени Фрунзе. Снимает комнатку в Москве, в районе Зубовской площади. Татьяна Владимировна работает врачом в районной поликлинике. У них сын Володя. Живут они дружно и счастливо.

Когда я впервые шел к нему в гости по длинному коридору коммунальной квартиры, я думал о том, что вот в этой квартире живет замечательный человек, герой и государственный деятель. И я подумал о том, как много героев и замечательных деятелей живут в домах Москвы и других городов, скромные и простые люди, не занимающие крупных мест, хотя они справлялись бы с любой работой. И вот они так живут, честно работают, а когда им скажут: "Иди, побеждай, делай чудеса", - они пойдут, победят, будут делать чудеса.

Генерал Середа в отставке, живет на Украине. Дочь его учится в МГУ. Воронин работает заготовщиком на обувной фабрике в Иванове. Он женился и, кажется, имеет уже двух детишек.

Крепко обнимаю вас, дорогой друг.

Ваш С а ш а М е щ е р с к и й

1949 - 1955

КОММЕНТАРИИ

Д о м н а п л о щ а д и. - Впервые: сборник Литературная Москва. М., Художественная литература, 1956. Роман написан как продолжение "Весны на Одере".

В январе 1950 года писатель еще не был уверен, что будет писать продолжение, хотя и не исключал возможность показать дальнейшую судьбу Лубенцова "в качестве военного коменданта одного из городов оккупированной Германии" (из ответа читателям 10 января 1950 г.). А осенью 1950 года, когда к Казакевичу в деревню Глубоково приехал А. Медников, писатель уже читал ему главы из романа (Воспоминания о Эм. Казакевиче. М., Сов. писатель, 1984, с. 239 - 240). Однако работа над романом затянулась. Отвлекали другие замыслы. В частности, была написана повесть "Сердце друга", начата работа над многотомной эпопеей "Новая земля". Намерение закончить роман ни в 1952, ни в 1953 году не осуществилось. В апреле 1953 года Казакевич делает в дневнике запись о том, что начинает форсировать "Дом на площади". И в авторском плане на конец 1953 и весь 1954 год на первом месте стоит: "Закончить роман "Дом на площади" (дневниковая запись от 11 ноября 1953 г.). Обилие начатых работ тормозило дело. 21 ноября 1953 года писатель признается: "Уединившись на дачке, я как буриданов осел сижу среди начатых рукописей и не знаю, какую делать раньше. За какую ни возьмешься - интересно, а потом вспоминаешь другую - и тоже интересно. Надо ждать, какая зажжет настоящим огнем сердце?" Среди начатого и рукопись "Дома на площади". К ней в конце 1953 года мысль писателя, как это видно по дневнику, возвращается все чаще.

Несомненно, важным импульсом в работе стала поездка в Германию в 1954 году, освежившая давние впечатления о ней.

Имея в виду характер работы над романом, Казакевич 30 декабря 1953 года писал: "Еще ничего почти не написано набело, все - сплошной черновик; идет захват территории, закреплять ее буду после. Пока у меня работа более административная, чем художественная: я воображаю, с какими проблемами сталкивается комендант и что бы я на его месте сделал во всех случаях; я создаю образ идеального, вернее - отличного коменданта; я, иначе говоря, воображаю себя комендантом. Идет создание воображаемой жизни, которая является материалом для будущего романа" (Вопросы литературы, 1963, No 6, с. 162).

Задача воображать себя комендантом была облегчена тем, что Казакевич в 1945 году некоторое время сам был комендантом немецкого городка Альберштадт и своими глазами видел деятельность Советской Военной Администрации в других немецких городах. Н. Пономарев, один из фронтовых друзей писателя, убежден, что последнее обстоятельство весьма способствовало удаче "Дома на площади". Он вспоминает о том, как Казакевич интересовался деятельностью первых советских комендатур и как они вместе ездили в г. Косвиг, где на посту коменданта был капитан Виктор Черевичко, бывший офицер того разведотдела, в котором воевал и Казакевич. Резиденция Черевичко помещалась на площади города в небольшом особняке (Воспоминания о Эм. Казакевиче, с. 184 - 185).

Если судить о характере замысла романа по некоторым дневниковым записям писателя, то может показаться, что он хотел придать новой книге слишком утилитарное значение и именно с ним связывал ее общественное звучание. Из записи от 26 ноября 1953 года: "...Моя вещь будет иметь ярко выраженную политическую нагрузку. Она будет учить тому, каковы должны быть советские люди за рубежом своей родины. Разве это не благородная задача? Разве не нужно настоятельно и страстно учить этому многих и многих людей? Разве это не даст свои плоды и не понадобится в будущем? А если это будет сделано с душой и мастерством, чего же боле? К тому же в контексте, столь богатом возможностями, будет много настоящей правды по этому поводу". И тут же: "Я сам дал себе государственный заказ и ничего худого не вижу в этом". И еще о том же: "Это будет настольная книга "Наставление по комендантской службе". Никто лучше не служил общему делу, чем я этой книгой. И это будет художественно, почти уверен". Однако в окончательном виде роман вышел далеко за рамки первоначального замысла. Казакевичу удалось подняться до широких обобщений, относящихся к трудностям послевоенного устройства мира и незыблемости гуманистических принципов, которыми руководствуется настоящий советский человек, коммунист, в любых обстоятельствах жизни.

Две тенденции нашли свое отражение в процессе работы над романом. Одна обнаруживает как раз стремление писателя выйти из границ "наставления по комендантской службе". Недаром в третьей части романа против первоначального плана выросло значение "дела Лубенцова" со всеми его драматическими поворотами. Другая тенденция состояла в намеренном сужении общего исторического и политического фона за счет тех событий, которые оставались внешними и не поддавались включению в непосредственный сюжет. Так, в первой части сокращалась глава о Потсдамской конференции и при подготовке романа к отдельному изданию была исключена вовсе. Во второй части первоначально планировался рассказ о Нюрнбергском процессе, в третьей - глава "Черчилль в Фултоне". При завершении романа писатель от этого отказался.