Коллектив авторов - Заметки о Ленине. Сборник

• Название: Заметки о Ленине. Сборник
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

{…}

ой фразе). Но разумеется, это побочный эффект, как второстепенно и влияние этой аттракции созвучий на построение речи. Для Ленина, которому не до шуток, которому претят красивые словечки и эффекты «словесных выкрутасов» и чужды какие бы то ни было тенденции к изысканному или блестяще му стилю это столь же мало примеры остроумной «игры словами», как и выражения «доверчивой бессознательности и бессознательной доверчивости» или «буржуазный демократизм и демократическая буржуазия». Все это примеры того же приема повторения.

Но не следует думать, что повторением Ленин просто бьет как первой попавшейся палкой, и что этим же объясняется и характерная для него стойкость слов и образов, которая возводит их в лейтмотивы, доминирующие над всем периодом. Повторение создает строгий своего рода «геометрический» стиль речи Ленина, прямолинейной, графической в силу крайней экономии средств, как чертеж, лишенной всякой раскраски, всякой затушевки, которые сделали бы четкие линии расплывчатыми и неопределенными. Ленин обращается не к чувству и не к воображению. И то и другое только осложнило бы прямое движение мысли, лишило бы речь той цепкости и твердой силы, того стального закала, который ее отличает. Ленин обращается к решению воли, которую надо подвинуть на определенный путь, а для этого надо ее остановить, сосредоточить внимание, сузить поле возможности, зажать его в тесное кольцо нужного, единственного выхода. Таким квадратным замыкающим выходы построением является построение с помощью повторений. Легче всего это видно на примере глаголов, повторяющихся во всех трех временах и тем самым исключающих всякую иную возможность: «отношения налаживаются, должны наладиться, наладятся непременно» или «не становятся и не станут», «подводили, подводят и продолжают подводить», звучит, как «было есть и будет» или как «ныне и присно и во веки веков». Это в сущности плеоназм и перифраза понятия «вечно», но давая глагол во всех временах речь не только заменяет абстрактное наречие конкретными временными формами, но и исчерпывает все иные. Совершенно тот же исчерпывающий, исключающий иной выход, охват получается от модальных сопоставлений («Не поняли и не желают понять, частью не способны понять», «всякая помощь, которая могла бы нам быть оказана, которая будет нам оказана», «вы не хотите, вы не можете поверить» (и еще сильнее и крепче от зажима отрицанием: «всегда колебался, не может не колебаться», «ищет и не может не искать», «смеются и будут смеяться», не могут не смеяться). Подобную же роль исчерпывающего обобщения, замыкающего решение в очерчен

{…}

драте, играют и такие сопоставления, как «позорный и позорнейшие», «тяжкие и архитяжкие» и т. д.

Эти повторения могут получать даже гиперболический или парадоксальный характер, благодаря той же тенденции к максимальному охвату и обобщению, сведенному в один узел, например, «это видят все люди, даже слепые, видят и те которые хуже слепых, которые не хотят ни за что видеть, все же и они видят (XVII том, стр. 24)» или «резолюции — ей же ей — более позорные, чем самый позорный мир… позорнее всякого тяжкого и архитяжкого мира… позорнее какого угодно позорного мира — позорное отчаяние». «Странное и чудовищное» (тактика большевизма, стр. 413). На этом последнем примере особенно наглядно видно, как посредством повторения того же, только усиленного в степени, слова схватываются и сталкиваются лбами два основных и противоположных понятия, два борющихся решения за против брестского мира.

То же явление охвата и обобщения, вынуждающего решение представляют и более сложные виды повторений. Развивая предыдущее распространению, умножение, перифраза и т. п. виды повторений усиливают его, как бы повышая его степень оставаясь на той же линии. Так например, «все» будущее русской революции поставлено на карту: все будущее международной рабочей революции за социализм поставлено на карту, где расширение объема очевидно, или «политика начинается там, где миллионы; не там, где тысячи, а только там, где миллионы, начинается серьезная политика», что можно изобразить формулой «ав Вऻ; усиленно подвергается определение сферы политики, и это производится посредством отрицания иной сферы и подчеркивания ограничением «только» повторяемого определения, при чем вместе с тем отрицается и параллельный и родственный определяющему момент числа; усиливается и повторение определяемого «политика благодаря сочетанию с новым определяющим серьезное»; наконец, обратное расположение (инверсия) членов построения, усиливает противопоставления оказавшихся рядом понятий и увеличивает впечатление расширения. Больше того, такое циклическое движение речи (см. примеры 26–28) придает ей силлогистический вид, благодаря чему повторение звучит, как вывод. В связи с этим обращение с отрицательным моментом приобретает новую силу, по аналогии с обращенным отрицательным суждением. Подобным же образом можно изобразить и примеры настоящего циклического построения (примеры 26–28) формулами «аАа»; «аАА¤а, аАА¤2», где «А» означает развитое, распространенное «а», а квадратная степень — усиление. При этом понятно, что замыкающее эти многочисленные построения повторение начального «а», возвращается после развития А и АА¤ уже не тем же самым «а», а значительно более напряженным и значительным.

Развитие и усиление повторяемых членов происходит, следовательно, весьма разными способами, как это видно из приведенных примеров. Так, в примере 23 трижды повторяется анафорически выражение «войну нельзя кончить», в первом предложении «по желанию» неопределенно и общо, во втором наглядным описанием простого акта «воткнув штык в землю», в третьем тройной градацией, исчерпывающей все революционные возможности: «соглашением» социалистов разных стран, «выступлением» (общее) пролетариев (шире) всех (сильнее) стран, «волей» (еще общее и проще народов) еще шире. Такая же градация в примере 24: «решить вопрос в борьбе за господство» (общо, отвлеченно, описательно), «победить» (определенно), «свергнуть» (еще определеннее и конкретнее), «вести за собой массы против» (столь же определенно, но еще яснее и первоначальнее). Сложнее пример 6: «всю жизнь боролся против иллюзий»… сущность иллюзий получает уяснение в следующем «высмеивал свободу — или равенство», развитие понимания важности этих разоблачений дает следующее «во всех своих экономических произведениях»; развитие идеи Маркса повторяется гиперболически с оговоркой: «можно сказать, что весь „Капитал“ посвящен»… и, наконец, с расширением и усилением с помощью отрицания повторяется предыдущее в заключении, как бы подводящем итог: «… хоть одна глава в каком бы то ни было сочинении, которая не была бы посвящена»… подобное же тройное повторение с отрицанием и обобщением в первом предложении, с отрицанием же притом в обращении, и с усилением наглядностью метафоры, ставшей поговоркой, во втором, и с усиленным обобщением, без двойственности предыдущих предложений и, следовательно, интонационно и логически завершая своего рода кодой, в третьем. На ряду с обобщением того же понятия в последовательном порядке путем ли его развития или усиления, — может быть лучшим примером этого будет № 4: «с которыми мы какие бы то ни было сделки совершали, с которыми мы какие бы то ни было условия завязывали, с которыми мы какие бы то ни было переговоры начинали»; обобщение яв

{…}

енчатое — на ряду с этими приемами обобщения нужно еще указать на приемы обобщения в порядке параллелизации, перечисления, разграничения и т. д. понятия одного уровня. Сопоставление тогда подобных членов в целом также создает ограничение в поле решения и счерпанием всех возможностей, но только так сказать в пределе, предел такой своего рода индукции, однако, вовсе не лежит неопределенно далеко, напротив, он очень близок: уже три фразы одного построения, одной интонации и параллельного значения достигают цели охвата всего круга решений, исключающего все иные возможности. Так уже в последнем примере, по существу последовательного и ступенчатого обобщения, можно было бы, если не вникать в точный смысл сопоставлений, видеть убедительный пример трех родов взаимоотношений с капиталистическими государствами исчерпывающий их до конца (сделки, условия, переговоры). См. далее пример 2: «Из голов, из сердец, из политики», 21-й: «сметь, уметь, иметь силу» и т. д.

Эти повторения, в особенности периодические и кольцевые, а так же ассонирующие, свидетельствуют о несомненном наличии словесного внимания у Ленина. О том же говорят многочисленные случаи анофорического повторения, которое имеет такое существенное интонационное значение. Наконец, к этому примыкают и приемы накопления синонимических, иногда в порядке градации, эпитетов такого типа, как: неизмеримо более тяжкие, зверские, позорные, угнетательские («мирные договоры») или «колебаний, нерешительности, уклончивости, уверток, умолчаний и т. п.» и далее «эти мелкие уступочки, колебания, нерешительности, уклонения, увертки и умолчания» или «вместо беспощадно твердой, неуклонно-решительной, беззаветно-смелой и геройской политики… своей бесхарактерностью, своими колебаниями, своей нерешительностью» и «когда последний чернорабочий, любой безработный, каждая кухарка, всякий разоренный крестьянин увидит, собственными глазами увидит…. вот, когда беднота увидит и почувствует это». Том XIV. стр. 250.