Дэвид Ротенберг - Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона

• Название: Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона
• Автор: Дэвид Ротенберг
• Издательство: «Эксмо», «Домино»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45140-1

Когда произносятся два пророчества одновременно, чтобы второе воплотилось в жизнь, первому надо помочь исполниться.

Вот пророчество Первого императора Китая, произнесенное им перед Тремя Избранными на Священной горе: «Нашу страну ждет Эпоха Белых Птиц на Воде. Она ознаменует начало Тьмы, а конец Тьмы и возрождение ознаменует Эпоха Семидесяти Пагод»…

Шанхай на рубеже веков. В многомиллионном городе переплелись жизни трех выдающихся семей бизнесменов, авантюристов, преступников. Но двадцатый век — время великих ожиданий и грандиозных перемен. Что принесет он им? Обретут ли они богатство? Найдут ли любовь?

Исполнится ли пророчество императора? Пробудится ли дракон?

---

Наконец он дошел до того места, где трасса делала крутой поворот и поднималась высокая вогнутая стена, напоминавшая волну, готовую обрушиться на берег. На кромке стены, словно воробьи, сидели десятки ребятишек. Не обращая внимания на удивленные взгляды зевак и протесты сикхского блюстителя порядка, Эдвард перешел через дорогу, подпрыгнул, подтянулся на стене и к восторгу мальчишек, уселся между двумя из них.

Глава пятьдесят первая СПРЯТАТЬ БИВЕНЬ

Сайлас удивился, что он не один. Поскольку Май Бао темнила во всем, что связано с предстоящей задачей, он предположил, что в заведении Цзян, где ему предстояло забрать таинственный предмет, не будет ни одной живой души. Возле двери стоял Смеющийся Будда высотой в семь футов. Его поднятая левая рука, как и вся фигура, была полой. В ней должна была поместиться верхняя часть «большого изогнутого предмета». Будда открывался подобно поставленному вертикально сундуку, а щель между двумя его частями искусно маскировали складки одежды. Улицы обезлюдели, поскольку все способные передвигаться жители города уже выстроились вдоль трассы, по которой должны были ехать гоночные автомобили. Однако в гостиной заведения Цзян Сайласа поджидали три китайца, одного из которых он сразу же узнал.

Не говоря ни слова, Резчик подошел к Сайласу и протянул ему руку. Мужчины обменялись рукопожатиями. Затем вперед шагнул Конфуцианец и тоже пожал ему руку. Третий мужчина, к удивлению Сайласа, заговорил.

— Вам понадобится помощь, чтобы поместить Бивень в статую? — спросил он.

— Бивень? — удивился Сайлас.

Повисло напряженное молчание. Мужчина, задавший вопрос, смущенно потупился, а его рука скользнула к рукоятке острого как бритва ножа. В эту минуту в комнату вошла Май Бао.

— Покажите моему мужу реликвию, — приказала она.

С торжественностью, удивившей Сайласа, отодвинули в сторону стол с доской для игры в го, открыли застеленную бархатом скамью-сундук и достали оттуда необыкновенный предмет. Слова Май Бао относительно его габаритов, хрупкости и о том, как следует его хранить, нашли полное подтверждение. Теперь Сайлас не знал только одного: почему возникла столь насущная необходимость тайно вывезти этот предмет из Шанхая и спрятать его в надежном месте. У него, впрочем, хватило ума не задавать этот вопрос. Да он и не нуждался в ответе. Май Бао и трое ее спутников явно не были легкомысленными личностями. Они являли собой типичный образец своего народа — практичные люди, которые просят о вполне конкретном одолжении. Об очень важном для них одолжении, выполнить которое мог только он, Сайлас Хордун.

И Сайлас всей душой хотел это сделать, причем не только потому, что любил жену. Еще важнее для него было чувство, жившее глубоко внутри. Чувство того, что он в долгу перед Шанхаем, городом, ставшим для него родным.

А еще столь же глубоко внутри него жило ощущение, что, выполнив это поручение, он сумеет хотя бы частично искупить грехи, которые натворил, делая дьяволову работу.

— Эти люди — члены Договора Бивня, муженек, а ты первый человек за более чем две тысячи лет, который, не являясь членом Договора, видит Троих Избранных и Резчика.

— Для меня это великая честь, Май Бао.

— Иначе и быть не может, — проговорил Резчик и добавил: — Давайте поскорее переправим Бивень, пока весь город смотрит в другую сторону.

Бивень достали из скамьи и завернули в тонкую, как паутина, шелковую ткань.

— А она не порвется? — с сомнением спросил Сайлас.

— Слезы многих женщин сделали ее на редкость прочной, муженек, — ответила Май Бао.

Лоа Вэй Фэнь поместил Бивень в статую, после чего трое мужчин вынесли ее на улицу. Затем они поставили Смеющегося Будду на переднее сиденье стоявшего у обочины автомобиля, закрепили статую прочными веревками, и Сайлас завел двигатель. Он обернулся, бросил последний взгляд на ступени заведения Цзян и вспомнил, как молодым человеком поднимался по ним: сначала — чтобы смотреть пьесы, поставленные Сказительницей, потом — посещая женщин, причем, как трогательно заметил шотландский помощник его отца, всегда только азиаток. Он вспомнил, как, перепрыгивая сразу через две ступени, на это крыльцо взлетал его брат Майло и гостиная тут же наполнялась восторженным женским визгом. Он вспомнил пьяного американца, рассказавшего ему о надвигающейся Гражданской войне в Соединенных Штатах, результатом которой неизбежно должен был стать взлет цен на хлопок. Когда Сайлас пришел к отцу с этой информацией, отец улыбнулся ему, что случалось крайне редко. И все — благодаря этому дому! А теперь на крыльце стояли Май Бао, Резчик, Конфуцианец и Убийца, глядя на него так, будто он должен был их сфотографировать.

Сайлас проверил, на месте ли большой ковер, который он загодя положил на заднее сиденье, и снял машину с ручного тормоза. Но прежде чем машина тронулась, к ней подбежала Май Бао и, поцеловав мужа в губы, сунула ему какой-то сверток.

— Что это? — спросил он.

— Твоя книга. Точнее, дневники твоего отца.

Сайлас посмотрел на жену долгим прощальным взглядом, нажал на педаль, и автомобиль покатился, медленно набирая скорость.

Вскоре машина проехала мимо молодого человека, стоявшего в тени на обочине дороги. Этот юноша родился в 1893 году в деревне Шаошань провинции Хунань. Ли Тянь, признанный мастер фейерверка, взял его под свое крыло и заставил читать произведения классической литературы, одновременно обучая искусству изготовления фейерверков. После этого Ли Тянь настоял на том, чтобы молодой человек не менее трех лет проработал в библиотеке. Эти три года истекли, и вот теперь юноша приехал в Шанхай. В этом городе он оказался впервые, и все, что видел, было ему в диковинку. Свои впечатления он заносил карандашом в маленькую записную книжку с красной обложкой. Имя молодого человека напоминало шутку, ведь Мао переводится с китайского как «кот».

Глава пятьдесят вторая ГОНКИ

Сайлас откровенно забавлялся, чего вряд ли мог от себя ожидать. Он медленно вел машину распорядителя по кольцу гоночного маршрута, сопровождаемый непрекращающимися аплодисментами тысяч зрителей. Видя Смеющегося Будду, люди вопили от восторга, тянули к статуе руки. И Сайлас ощущал не просто радость, а благодарность людей. Благодарность за то, что гонки освящало их — их собственное! — божество.

Сайлас свернул налево, проехал по длинной плавной дуге, которой выгибалась дорога, и с удивлением увидел чернокожего здоровяка, сидевшего вместе с ребятней на построенной им стене. Он хотел было остановиться и приказать им слезть оттуда, но для этого уже не оставалось времени. Сайлас проехал поворот, не снижая скорости. Смеющийся Будда опасно накренился, натянув веревки, которые удерживали его на сиденье, и на секунду Сайласу показалось, что статуя вот-вот либо упадет, либо перевернет машину. Но, к счастью, не случилось ни того ни другого, и деревянный Будда со спрятанной внутри него реликвией продолжал свой странный, торжественный путь по дороге, которая потом будет названа в честь Невероятных шанхайских автогонок, а еще позже получит более скромное название — Больших шанхайских гонок.

* * *

Вылезая из автомобиля, Макмиллан в двадцатый раз ударился о трубу, приделанную к машине для безопасности, и в двадцатый раз выругался. В линии автомобилей, припаркованных у тротуара на набережной Бунд, машина Сайласа Хордуна стояла шестой, но шотландца это не беспокоило, поскольку он предусмотрительно установил на нее новый блок зажигания и теперь мог запустить двигатель, едва оказавшись за рулем. Поэтому Макмиллан был уверен в том, что первым вырулит на трассу. Он пообещал маленькому язычнику воспользоваться ремнями безопасности, хотя одному только Богу известно, зачем ему это понадобилось. Если бы только не эта чертова труба над головой, которую шотландец проклял еще раз, присоединившись к остальным водителям, собравшимся на противоположной стороне набережной в ожидании того момента, когда машина распорядителя закончит объезд трассы и гонки наконец начнутся.

* * *

Сайлас проехал мимо нескольких временных высоких трибун. Одна из них, насколько ему было известно, принадлежала бандиту Ту, другая американцам, «Олифанту и компании», а третья французам. Врассуны, Денты, Джардин и Мэтисоны, без сомнения, будут наблюдать гонки из окон своих контор, расположенных на Бунде, или с крыш домов на улице Кипящего ключа. Чарльз Сун возвел сооружение, напоминающее крытые строительные леса, откуда, с безопасного расстояния, он вместе с женой Инь Бао и детьми собирался смотреть гонки. Дочери Чарльза Суна росли очень быстро. В настоящее время их больше всего интересовали молодые люди, а молодые люди, в свою очередь, проявляли повышенный интерес к ним. Поэтому Чарльз предпочитал держать свой выводок подальше — а в данном случае повыше — от потенциальных ухажеров.