Юрий Казаков - Литературные заметки

• Название: Литературные заметки
• Автор: Юрий Казаков
• Жанр: Русская классическая проза

---

По дороге в скит мы еще разговаривали, а тут и говорить уже не могли, и быть нам тут долго не хотелось - с такой болью, с такой беспомощностью глядели на нас со всех сторон умирающие дома.

Сколько столетий теплилась тут жизнь, ежевечерне плавал над морем и озерами колоколь-ный звон, сколько зим пережил этот скит, вознося струйки дыма к небу, сколько весен и белых ночей! И вот теперь конец и смерть? Кому же понадобилась эта смерть, кому от нее стало легче жить, какой областной деятель выполнил свой областной долг, подписывал бумагу, обрекавшую всё, что тут было сотворено людскими трудами?

Бродя между домами, увязая в бурьяне, мы вдруг заметили довольно свежую надпись на фанере: "Заказник. Охота, рыбная ловля, сбор ягод и грибов запрещается!" Вот, значит, как - уничтожать историю разрешается, а ягоды и грибы собирать запрещается. Пусть, пусть успокоятся те, кто придумал тут заказник, и те, кто надпись писал,- ничего тут не собирают. Некому.

Когда мы уходили, поднялись по лугу и остановились, оглянулись, прежде чем войти в лес и прежде чем навсегда скроется от нас скит,- опять он звучал, тосковал внизу, такой далекий в тишине и пустыне, и опять издали был чуден, как розовая жемчужина между плоскостями зеркальных вод, в густой зелени леса.

Прав был редактор "Моряка Севера": Соловки теперь у газетчиков в моде. Только ничего хорошего от такой моды Соловкам не будет. Чуть не в каждом журнале, в десятках газет появляются фотоэтюды и короткие репортажи о Соловках. Репортажи, как правило, состоят из дежурных фраз, о красоте белых ночей и тому подобном. Выпускаются буклеты и открытки, на которых кремль снят только снаружи и обязательно издали, через Святое озеро, потому что вблизи снимать неинтересно. И во всех корреспонденциях, за редким исключением, ничего не сказано о творящихся на Соловках безобразиях.

В. Лапин, руководитель Архангельской специальной научно-реставрационной мастерской, тот самый В. Лапин, который заявил на конференции, что мастерская "не имеет возможности вести научно-исследовательскую работу" (интересно, что это за научно-исследовательская мастерская, которая не может вести научные работы?), в спешном порядке настрочил путеводитель по Соловкам, где есть и "седые легенды" и "яркие события", и опять-таки ни слова, ни звука не сказано о состоянии Соловков. Кому нужен этот обман?

Тысячи обманутых людей со всех концов страны едут на Соловки - и что же там находят? Прекрасную природу, прекрасные развалины и турбазу, на которой могут остановиться только 150-200 человек. Завтраки, обеды и ужины растягиваются на долгие часы, потому что на острове всего одна столовая. И один магазин, а в магазине - никаких продуктов (на острове нет холодильника), кроме консервов и водки. В море и на озерах великое множество рыбы - от семги до знаменитой соловецкой селедки, а местные жители счастливы, если достанут соленой трески, которую выловили на противоположном конце земли, у Ньюфаундленда, пять лет назад!

Мне попадались бодрые статейки о Соловках, где председатель островного Совета тов. Таранов именуется энтузиастом Соловков. Я смело утверждаю, что Таранов никакой не энтузиаст и весьма плохой хозяин. Потому что никаких улучшений на Соловках за десять лет не произошло.

Смешно было бы, конечно, возлагать на Таранова ответственность за восстановление Соловков. Средства не те, возможности не те. Но сберечь хотя бы то, что оставалось, можно было. Можно было завести хотя бы небольшой штат сторожей, поручив им охрану наиболее ценных архитектурных памятников. Можно было бы хоть поставить верстовые столбы на дорогах, протяженность которых, кстати, не слишком уж и велика. Можно было, имея в виду всё увеличивающийся поток туристов, открыть на острове два-три летних кафе. Можно было открыть несколько гостиниц в бывших кельях, разбросанных по всему острову. Настлать новые полы, вставить стекла в окна, отремонтировать крыши,- и не так уж много для этого нужно средств. Можно было организовать хоть одну-единственную рыбацкую артель, чтобы снабжать остров свежей рыбой. Да мало ли что можно было сделать за все эти годы хотя бы по мелочам... И ничего не сделано!

Необходимо вспомнить, что на Соловках были когда-то не только церкви, часовни и кельи - на Соловках было многоотраслевое, весьма доходное хозяйство. У монахов были огороды и сады, молочнотоварное производство, кузницы, рыболовецкие и зверобойные артели. Были столярно-малярные мастерские, гончарный завод, лесопильный завод и гидроэлектростанция, судоремонтный док, салотопки, биологическая, зоологическая и метеорологическая станции, прекрасный транспорт, множество гостиниц и магазинов. Интереснейшие селекционные работы велись монастырем в ботаническом саду. Монастырь имел, наконец, уникальные по ценности библиотеку и собрание старинной русской живописи. Да, монастырь был не только общежитием иноков и местом паломничества - он был, можно сказать, своеобразным культурным центром Севера.

Зачем же было мстить камням и стенам, зачем было исключать богатейший, хозяйственно развитой край из экономики области и страны? Неужели за то только, что стены эти выложены монахами? А монахами ли только они выложены? Нет, в этих стенах труд сотен тысяч поморов, приезжавших на разные сроки "по обещанию" - на протяжении сотен лет...

Соловки нужно спасать! Потому что советскому человеку нужна история. Нам просто необходимо иметь постоянно перед глазами деяния наших предков, далеких и близких, потому что без гордости за своих отцов народ не может строить новую жизнь. Сыны отечества - это великий титул, и нам нужно всегда помнить об этом!

Перед отъездом я опять бродил вокруг монастыря, и мне думалось, что настанет когда-нибудь золотой век и для Соловков. Что Соловки восстановят во всей их первозданной красе. Что в обширных помещениях монастыря вновь заблистают фрески. Что из Казани, из Москвы и Ленинграда вернут монастырю-музею хоть часть его библиотеки. Что станут вновь работать био- и метеостанции, что дороги тут исправят, что в многочисленных пустых теперь кельях откроются пансионаты, гостиницы, рестораны, что будут на острове такси и автобусы, что забелеют в лугах фермы и много станет своего молока и масла, что освободят занятые сейчас причалы возле монастыря и корабли из Архангельска и Кеми будут входить прямо в Гавань Благополучия, а не отстаиваться целыми днями на рейде, что электричество проведут всюду, где только будет жилье, что между всеми островами архипелага будут курсировать катера, что будут здесь и заповедники, и подводная научная станция по примеру Кусто...

В общем, это была довольно скромная мечта, но и от нее мне было как-то горячо на душе, потому что неотступно были передо мной ободранные исторические стены.

"Литературная газета", 1966, 13 сентября

НЕ ДОВОЛЬНО ЛИ?

Говоря о сегодняшней лирической прозе, нам необходимо помнить, какой мужественной ей нужно было быть, чтобы отстоять самое себя. Лирическую прозу стегали все, кому не лень. Иной маленький рассказ вызывал, бывало, такую злую реакцию в критике, что количество написанного об этом рассказе в сто раз превышало объем самого рассказа.

Мы еще не настолько оскудели памятью, чтобы забыть версты проработочных статей, сопровождавших лирическую прозу на протяжении многих лет. Каких только ярлыков не навешивали на нее! "Очернительство" и "клевета" были еще не самыми сильными литературо-ведческими терминами. Дело доходило до того, что статьи-фельетоны появлялись даже в "Крокодиле", подверстанные к фельетонам о жуликах и рвачах. Иные статьи недавнего времени надолго отбивали у авторов охоту работать в области лирической прозы, а у редакторов - иметь с ней дело.

И все-таки лирическая проза выжила и процвела. Произошло это потому, что лирическая проза пришла на смену потоку бесконфликтных, олеографических поделок и принесла в современную литературу достаточно сильную струю свежего воздуха. Она не могла не вызвать ожесточение известной части критиков, потому что сначала робко, а потом всё смелее начала ломать установившиеся каноны как в самой прозе, так и в критике. Да, и в критике, потому что писать о лирической прозе набором штампов и газетных прописей, составлявших лексикон рецензий о "производственных" романах, уже нельзя было, нужно было подтягиваться до уровня нового писателя.

Если чувствительность, глубокая и вместе с тем целомудренная ностальгия по быстротеку-щему времени, музыкальность, свидетельствующая о глубоком мастерстве, чудесное преображе-ние обыденного, обостренное внимание к природе, тончайшее чувство меры и подтекста, дар холодного наблюдения и умение показать внутренний мир человека,- если эти достоинства, присущие лирической прозе, не замечать, то что же тогда замечать?

Конечно, не добротой одной жива литература, но разве доброта, совестливость, сердечность, нежность так уж плохи по нынешним временам? И вздох может пронзить...