Юрий Лобанов - Гражданская Оборона (Омск) (1982-1990)

• Название: Гражданская Оборона (Омск) (1982-1990)
• Автор: Юрий Лобанов
• Жанр: Биографии и Мемуары

«Гражданская оборона» — культурный феномен. Сплав философии и необузданной первобытности. Синоним нонконформизма и непрекращающихся духовных поисков. Борьба и самопожертвование. Эта книга о истоках появления «ГО», эволюции, людях и событиях, так или иначе связанных с группой. Биография «ГО», несущаяся «сквозь огни, сквозь леса...  ...со скоростью мира».

---

А если касаться ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ, то Егор считает, что то, что они делают панк — это именно то, что называют «панк», «хардкор». Это именно не музыка и не искусство. Это достигается путем, ну, допустим, Гри Колтен. Музыка, свободная только в той степени, в какой ошибка музыканта — любая — может вписаться в полный контекст, скажем так. Допустим, в музыке GENESIS или YES, любая ошибка будет выпадать и все ломать. А вот во ФЛИТ ШИГЕРЕ индустриальной музыке, как STANDINТ ABOUT IT, там ошибки быть и не может, потому что любой звук, любая музыка вписывается в контекст. Вот это называется грязным подхватом электро.

Первые магнитоальбомы группы[2] (именно первые, так как они были включены в альбомографию) с одной стороны, разнесли музыку новой группы далеко за пределы Сибири, но с другой — поставили группу под удар соответствующих органов, усмотревших в ее творчестве явный криминал. ГР.ОБ стал популярен за пределами Сибири. Даже находясь в глухом подполье, эта команда влияла на настроения и умы людей и неотвратимо становилась для властей социально опасным явлением. Последствия не заставили себя долго ждать — в конце 85-го с ГР.ОБОМ начали активно бороться, началась пора репрессий.

В деятельность ОБОРОНЫ вмешались местные правоохранительные органы. Все началось с того, что мать Андрея Бабенко, будучи какой-то партийной деятельницей, услышала записи группы, пошла в КГБ и сказала. «Товарищи, мой сын втянут в антисоветскую организацию». В то время вокруг ГР.ОБА образовалась такая тусовка, где ходили перепечатанные Аксенов, Стругацкие и т. д. Поэтому ее, недолго думая, назвали антисоветской, как и весь советский андеграунд 80-х.

В ноябре музыкантов арестовали и пытались сфабриковать дело по поводу антисоветской организации и об организации террористического акта[3]. ГБ тогда стало очень сильно трясти — музыкантов допрашивали по десять-пятнадцать часов при слепящем свете ламп, пытаясь выбить признание о сотрудничестве с западными службами. Майор В.В. Мешков (впоследствии увековеченный Летовым в песне «Лед под ногами майора»), который вел это «дело», тщетно пытался взять с Летова подписку о том, что он не будет петь и сочинять «соответствующие песни», а с его знакомых — о том, что они не будут иметь никаких дел с Егором[4]… Кроме того Летову инкриминировалась антисоветская деятельность, агитация и чуть ли не создание диверсионных групп!

Забегая вперед, нужно сказать, что, когда майора Мешкова Владимира Васильевича, сняли за что-то с должности, музыканты ОБОРОНЫ хотели сделать акцию: прийти домой, принести ему цветочков, яблочков — как больному — и так далее, тортик ему купить, а потом решили, что это дорого будет — торт покупать. Несмотря на отказ от акции, прошел такой слух, что они купили венок майору и подарили ему (разумеется при жизни)!

Возвращаясь к подписке, надо заметить, что знакомым Егора говорилось, что в случае контактов с Летовым их посадят на три года. В подписке было указано, что его друзья не будут играть в группе и заниматься антисоветской деятельностью, говорить с Егором антисоветские разговоры (!) — так было указано в формулировке. Они расписку дали…

С теми, кто подписку дал, Летов больше не контактировал. Не только потому, что они его предали, а просто тяжело было общаться со сломавшимся человеком. У советского ГБ были проверенные способы ломать людей.

Их запугали, они подписались в том, что было и чего не было, в общем-то, забили всю компанию. Испугались, а после этого им уже как-то и самим неловко было. Причем человеку угрожали тем, чего он больше всего боится. Один дискотечник знакомый привез как-то к Егору аппаратуру записываться. Его потом встретили на остановке и сказали, что с его новорожденной дочкой могут быть неприятности, зачем ему, мол, ее подставлять?! Он побелел лицом, пришел снова, забрал все и уехал.

Самому Летову угрожали тем, что если он не расскажет, откуда самиздат и т. д., начнут вкалывать так называемые «правдогонные» средства, т. е. наркотики, чтобы он в состоянии невменяемости что-то сказал. После этого дело повернут так, что он стуканул — именно стуканул, а не сказал под давлением.

Это продолжалось месяц. До этого Егор ничего подобного не испытывал: наркотики не пробовал, галлюциногены разные — этого не было. Тогда и пришла мысль: а есть ли смысл чем-то заниматься. Он просто решил с собой покончить. Написал бумажку: «Кончаю с собой под давлением майора Мешкова Владимира Васильевича» и т. д.

В КГБ каким-то образом стало известно об этом (как — неизвестно). И, то ли вследствие этой попытки самоубийства, то ли по другой причине, но Егора признали невменяемым. После этого его забрали в психушку и дело временно приостановили. Группа фактически перестала существовать: Летов оказался в психиатрической клинике, Костя Рябинов был «срочно призван в армию», несмотря на сердечную недостаточность, — службу он проходил на космодроме Байконур, в строгих условиях. «Поздней осенью 85-го, — рассказывает Егор, — нашей еретической деятельности был положен свирепый пиздец. По окончании серии задушевных бесед Кузю отправили в доблестные ряды Красной Армии (в район Байконура «закрытый», разумеется), меня же — в психушку».

Летова в психбольнице в течение нескольких месяцев накачивали психотропными средствами. Временно ослепнув, он столкнулся с раздвоением сознания и прочими «побочными явлениями», но все же сумел выстоять. Чтобы не сойти с ума, Егор целыми днями писал стихи и рассказы. Одно из таких стихотворений удалось сохранить:

«В сумасшедшем доме художнику приснилось,
Что кровавые туши убитых зверей на мясокомбинате,
Превратились в огромные сочные
Апельсины, гранаты, лимоны.
И вот они на крюках легонько покачиваются,
Тихонько звенят…»

В психушке Летов пробыл с 8 декабря 1985 по 7 марта 1986 гг. среди диссидентов и буйнопомешанных. Впрочем, даже находясь там Летов через навещавшего его Олега Судакова передавал свои сочинения «на волю».

«В отношении моего опыта в психушке я бы использовал афоризм Ницше: «То, что меня не убивает, делает меня сильнее», — пишет Летов в своей «Творческо-политической автобиографии». — «После этого я понял, что я солдат. Причем солдат хороший. Понял я также, что отныне я себе больше не принадлежу. И впредь я должен действовать не так, как я хочу, а так, как кто-то трансцендентный хочет»[5].

Выйдя из больницы, Летов решил, что надо продолжать гнуть свое дело. В условиях полной изоляции он пишет песни, созвучные его радикальным взглядам того периода: «Дезертир» («…сорвите лица — я живой»), антикоммунистический «Бред» и одну из первых суицидальных композиций «Умереть молодым», близкую по духу моррисоновской «No One Here Gets Out Alive». «В марте я освободился и сразу же решил работать в одиночку — по причине печального отсутствия хоть в малой степени врубающихся (не говоря уже о таких соратниках, каким был Кузя Уо), а также по причине обильного и крайне навязчивого наличия стукачей», — тяжело вспоминает Егор.

По сути, это был период полной изоляции. Никто с диссидентом Летовым играть не хотел, он тогда не знал ни ПИК ЭНД КЛАКСОН, ни вообще никого не знал. Эти и другие песни долгое время существовали в черновом варианте, поскольку никакой возможности записать их у Летова не было. На дворе стоял 86-й год — антироковая кампания, докатившись до Омска с двухлетним опозданием, была в самом разгаре. Все музыканты боялись контактов с опальным проектом Егора.

Вот и решил он записать весной 1986-го в одиночку «Красный альбом». Но ему не дали, то есть человеку, который принес ему аппаратуру на дом, в ГБ пригрозили, что если он не заберет аппаратуру, то у него будут неприятности с работой, с женой, с детьми и т. п. Он пришел, всю аппаратуру забрал, извинился и ушел. Не правда ли, история повторяется?!

В конце мае 1986 г. в газете «Вечерний Омск» появилась злобная статья «С чужого голоса», в которой Летова — по его словам — «справедливо обвиняли в антисоветизме и несправедливо — в фашизме». Статья обошла весь Омск, после чего появился очень нездоровый ажиотаж вокруг его имени. Егора представили в статье как фашиста-диссидента какого-то, совершенного дебила. Причем, именно как фашиста. Про него стали ходить слухи, что он свастики на домах рисует огромные, после чего приходиться вызывать бригады маляров, которые эти свастики закрашивают — бред пошел.

И тут летом Егор познакомился с двумя очень интересными и важными людьми, которые в дальнейшем неслабо ему помогли. Один из них был гитарист тюменской формации ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ Игорь «Джефф» Жевтун, которому будет суждено стать одним из самых известных сессионных музыкантов ГР.ОБА, КОММУНИЗМА и других проектов Летова. Вторым важным лицом подпольной «гражданской» деятельности был «писатель», у которого была своя подпольная студия, и который сам предложил свои услуги. Егор с ним поговорил, во многих вопросах они сошлись. Звали этого человека Евгений Филатов.