Юрий Дружников - Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова

• Название: Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова
• Автор: Юрий Дружников
• Жанр: Современная проза

Первое независимое расследование зверского убийства подростка, донесшего на отца, и процесса создания из мальчика самого известного советского героя, проведенное через пятьдесят лет после трагических и загадочных событий московским писателем, который рискнул сопоставить официальный миф с историческими документами и показаниями последних очевидцев

---

Между тем Губарев рассказывает, как Павлик украл у отца такое удостоверение, чтобы отнести его куда следует. Если не для себя, а для дела коммунизма, то можно и украсть. Коллега Губарева - журналист Смирнов излагает эпизод иначе. Отец разорвал бракованную справку. "Не успели затихнуть во дворе шаги, как Павлик соскочил со своей постели и подобрал на полу клочки разорванной бумажки. Зажав их в кулаке, он быстро улегся". Утром Павел разжал руку и стал разбирать клочки бумаги, чтобы восстановить текст. В первых публикациях авторы писали, что Трофим брал за справки деньги. Позже слово "деньги" заменили на "толстые пачки денег".

Кому же и куда донес Павлик на отца?

Из многих лиц, которым мы задавали этот вопрос, ни один не сумел вспомнить что-либо. Все приводили сведения, взятые из опубликованных впоследствии книг. У разных авторов место это носит разные названия. Павлик сообщил: в милицию (Бюллютень ТАСС), членам сельсовета (писатель Коршунов в "Правде", 1962), представителю райкома партии (Второе издание БСЭ), представителю райкома Кучину, иногда именуемому Кочиным (буклет Свердловского музея), инспектору милиции Титову (во многих источниках).

По версии писателя Мусатова, мальчик сообщил директору школы, а тот уполномоченному по хлебозаготовкам (журнал "Вожатый", 1962). Возможен также уполномоченный Тавдинского райкома партии Дымов, который немедленно сообщил куда следует, и уполномоченный без фамилии, который "молод, плечист, в белой рубашке с расстегнутым воротом, в скрипучих сапогах" (Губарев, журнал "Пионер", 1940). Один и тот же следователь ОГПУ носит в разных изданиях фамилии Железнов, Самсонов, Зимин, Жаркий и др. Можно прочитать, что Павел сообщил в следственные органы (журнал "Пионер", 1933), в ЧК (газета "На смену", 1972). И еще два поздних варианта: Павлик рассказал людям ("Пионерская правда", 1982) и - рассказал всем (сборник "Подвигу жить!"). Речь, повторяем, идет об одном-единственном доносе.

Журналист Соломеин при переизданиях книг менял место доноса трижды. "Паша... пошел в Тавду и рассказал о проделках отца". Это была первая информация с места событий в газете. Его идею заимствовал поэт Боровин в книге "Морозов Павел", причем для операции им выбрана ночь:

Он спешит. Теперь он все расскажет.

Он бежит, спешит в райком.

И тайга теперь его не свяжет:

Он без отдыха бежит бегом.

Однако от сюжетного хода с Тавдой авторам пришлось отказаться. Дорога шла болотами, были броды через речки, а зимой дорогу заносило. К тому же туда и обратно около 120 километров - почти три марафонские дистанции. Пробежать их без отдыха трудно. Возможно, поэтому позже Соломеин в газете "Тавдинский рабочий" написал туманнее: "Павлик сообщил куда следует". А в книге Соломеина Павлик уже доносит на месте в деревне - приезжему: "Один из Тавды. Военный. С наганом. Товарищ Кучин".

Все фамилии сборщиков доносов, перечисленные выше, оказались вымышленными, кроме милиционера Титова. ЧК (Чрезвычайной комиссии) к тому времени в стране уже не существовало. Что касается работников ОГПУ, то они могли появляться в деревне под любыми названиями и чаще всего как уполномоченные райкома или райисполкома. Не случайно еще в 1932 году Соломеин записал в блокнот слова матери Павлика Татьяны Морозовой: "Когда приехал товарищ Гепеву (т.е. ОГПУ), Паша все сказал".

А может быть, мальчик сочинил письменный донос? "Писал. Писал Павлик сообщение в ОГПУ, - считает Прокопенко. - Люди в деревне всегда найдутся, которые подговорят: посади отца, отомсти за то, что вас бросил. Иван Потупчик, его двоюродный брат, хотел сам стать председателем сельсовета вместо Трофима. Он и подучил Павлика куда и как написать". Эту версию мы попытались уточнить у Ивана Потупчика, когда с ним увиделись. "Помогал ли я ему бумагу составлять, - ответил он, - не помню. Но написать это можно, если хотите".

Губарев в "Пионерской правде" вначале тоже написал, что Павлик донес письменно: "Дай-ка, Яша, чистую бумагу, - внезапно проговорил Павел, поворачивая на свет лицо... - Напишем в ГПУ". А потом переделал донос на устный. Татьяна Морозова в одной из бесед с нами сказала: "Павлик написал письмо чекистам и вложил фотографию отца".

На наш взгляд, письменный донос не исключает устного. Встреча с уполномоченным могла состояться для получения дополнительных улик и с целью выяснить саму личность добровольного осведомителя для будущих отношений. "Павел пошел в сельсовет, - пишет Соломеин в первой своей книге. - За председательским столом сидел человек в военном. Когда все вышли, Павел подошел к столу: "Дяденька, я расскажу тебе..." Человек все записал и пожал Павлу руку. Писатель Яковлев дополнил Соломеина. Было учтено: кому и сколько давал отец бланков, у кого их брал. Павел якобы донес на многих сразу. Уполномоченный резюмирует: "Раз врагом нашим стал твой отец, и отца надо бить".

Заметьте: бить! Приговор отцу произнесен уполномоченным сразу после доноса ребенка. В дореволюционном Уложении о наказаниях уголовных и исправительных (статья 128) особо оговорено, что доносы от детей на родителей не приемлются, за исключением особо опасных преступлений. Взятки за полученные справки такими преступлениями не считались. В журнале "Пионер" писатель Губарев рассказывал, как Павлик украл у отца из-под подушки, когда тот спал, портфель с документами. Проснувшись, отец умолял сына: "Не губи, родимый!" А сын ночью бежит сообщить или, как тогда говорили в деревне, доказать.

Детали эти важны не для выяснения жизненной правды, а для того, чтобы понять, как в прессе рекламировался донос мальчика на отца. Через тридцать лет после появления в печати первой книги Соломеин переписал весь эпизод в новых красках. Перед доносом Павел хитрил. В школе он стоял с книжкой в руках. "Он лишь для вида листал ее, с беспокойством и ожиданием посматривая в окно. Увидев, наконец, что отец вышел из сельсовета и направился к дому, Павка быстро оделся и выбежал на улицу". Опасаясь, чтобы его не выследили так же, как он выследил отца, мальчик старался незаметно пробраться к уполномоченному, прибывшему в деревню: "Павка зачем-то оглянулся, подошел к окну, посмотрел на улицу, во двор и только после этого осторожно присел на скрипучую табуретку".

Со стороны Павла - жажда подвига, со стороны уполномоченного ремесло. Тот слушал, переспрашивал, уточнял, записывал: Павлик сообщил, что он пионер, председатель совета отряда, и уполномоченный перешел к инструктажу: "А ты, председатель, язык умеешь держать за зубами?" - "Умею!" - твердо сказал Павка и почувствовал, как забилось отчего-то сердце. "Добро! Договоримся, значит. Во-первых, мы с тобой будто что незнакомы. Ты сейчас приходил не ко мне, а к отцу. А я даже не знаю, что ты сын Трофима Морозова. Во-вторых, ты со мной не разговаривал, спросил только, не знаю ли я, куда ушел отец. Понятно? И если ты увидишь меня даже у вас дома - будто впервые видишь меня. Ясно?".

Теперь он завербован по всем правилам! И чувство принадлежности к особому клану лиц, обладающих властью над людьми, зовет его к новым подвигам. "Тогда берегись, чтобы ты не попал в сеть, последуя им, по истреблении их от лица твоего..." Но это уже не из Соломеина, а из Библии.

Через три или четыре дня после доноса Павла отца арестовали. Арест происходил обычным порядком, но в книгах писателей тех лет все выглядело, как в детективном романе. Соломеин в последней своей книге описывает: "Пришли старички в лаптях, помолились, купили справки, а потом взглянули друг на друга и, как по команде, сорвали с себя парики. "Ты арестован, Трофим Сергеевич Морозов", - услышал Павка знакомый голос..." А вот другое описание: подослали к Трофиму в сельсовет незнакомого переодетого милиционера. "Это ошибка, товарищи, вы что-то смешали!" - услышал Паша взволнованный голос отца, и ему захотелось крикнуть: "Не смешали, тятя, не смешали!". Татьяна Морозова рассказывала нам еще эффектнее: "Павлик скомандовал: "Взять его!" И энкаведисты бросились вперед".

На самом деле никого не подсылали, и Павлик не заслужил еще офицерского звания в НКВД, чтобы командовать. Просто пришли с обыском и забрали. Авторам официального мифа пришлось туго: если Павлик Морозов сообщил отцу, что донес он, то разглашается секрет полиции, а если молчал, то как же прогрессивное человечество узнало, что мальчик совершил героический поступок? "Через кого только дознались? - восхищался писатель Яковлев в книге. - Вот какая власть нынче, ничего от нее не скроешь". Автор явно стремился польстить тайной полиции.

Через три месяца, худой, рваный, грязный, заросший (Трофим до этого брил бороду) отец был приведен на суд в Герасимовку пешком под конвоем двух милиционеров. Кормить преступника в деревне было негде, а он едва держался на ногах. Его вторая жена Нина Амосова уехала из деревни и вышла замуж за другого. К Татьяне и детям Трофим заходить не захотел. Охранники отдали его отцу с матерью на три дня под расписку. Здесь-то и возник вопрос, кто донес.