Даниил Мордовцев - Державный плотник

• Название: Державный плотник
• Автор: Даниил Мордовцев
• Жанр: История

Творчество писателя и историка Даниила Лукича Мордовцева (1830 - 1905) обширно и разнообразно. Его многочисленные исторические сочинения, как художественные, так и документальные, написанные, как правило, с передовых, прогрессивных позиций, всегда с большим интересом воспринимались современным читателем, неоднократно переиздавались и переводились на многие языки. Из богатого наследия писателя в сборник вошли произведения, тематически охватывающие столетие русской истории: "Сиденне раскольников в Соловках" (конец XVII века), "Державный плотник" (о Петре I) "Наносная беда" и "Видение в Публичной библиотеке" (время Екатерины II).

---

И он велел тихонько передавать от лодки к лодке приказ, чтобы вся флотилия вытянулась в линию и двигалась у самого правого берега Невы.

- Только бы правые весла не хватали земли, - пояснил он.

Но вот вдали показались чуть заметные признаки укреплений.

Передовая лодка тихо подплыла к наружному валу, а за нею и другие. Из тех, которые ранее пристали к берегу, в глубочайшей тишине высаживались люди, шепотом передавая друг другу приказание Нейдгарта и Глебовского.

- Сомкнуться лавой и наверх вала!

- А там увидим, кого бить.

Передовая "лава" быстро влетела на вал. Шведы, не ожидавшие врага, беспечно спали на передовом посту. "Дядя Терентий", вступивший на вал в голове "передовой лавы", первый наткнулся на спавшего "на часах" шведа…

- На бастион! За мной! - скомандовал Нейдгарт.

- Где царевич? Я его не вижу! - с тревогой искал Глебовский Алексея Петровича.

- Царевич позади, на валу: он в безопасности, - успокоил Глебовского один офицер, - с ним люди.

Гарнизон бастиона, пораженный неожиданностью, также растерялся и, побросав оружие, обратился в бегство, чтоб укрыться в ближайшем редуте.

Бастион был взят.

- Спасибо, молодцы! - радостно воскликнул Нейдгарт. - Оправдали надежду на вас батюшки-царя.

Вся крепость теперь забилась тревогой.

Что оставалось делать горстке героев?

- Нам приказано только произвести разведку, сиречь рекогносцировку, отвечал Нейдгарт на вопросительные взгляды Глебовского. - А мы взяли бастион.

- Так возьмем и крепость! - смело воскликнул Глебовский.

- Возьмем! - крикнули преображенцы.

- Голыми руками возьмем.

- Головой "дяди Терентия Фомича" добудем, как сказал батюшка-царь.

- Нет, братцы, спасибо вам за усердие, а только батюшка-царь послал нас сюда лишь для разведки, а не крепость брать, - сказал Нейдгарт. - Ее возьмет сам государь.

По этому поводу историк говорит весьма основательно:

"После такого успеха (взятие бастиона), не много б, казалось, недоставало к занятию остальных укреплений, обороняемых только 800-ми человек; но - неоказание содействия войскам, ворвавшимся в бастион, сомнительная надежда на успех и неимение приказаний на дальнейшие предприятия, кроме рекогносцировки, были причинами, что атакующие, не воспользовавшись приобретенными уже выгодами, отступили. Шведы, имев время прийти в себя от первого изумления и увидев удаление россиян, ободрились, взяли меры предосторожности на случай нового нападения и, приготовясь, таким образом, к отпору, заставили своих неприятелей потерять неделю времени".[82]

Таким образом, победители отступили.

Когда затем разведочная флотилия возвратилась в лагерь к остальным войскам и царь узнал подробности дела, он щедро наградил храбрецов, а "дядю Терентия" горячо обнял и поцеловал.

- И чем же, государь, сей "Сампсон" победил шведов…[83] - сказал, улыбаясь, Шереметев.

- А чем? - спросил царь.

- Головою, да только не своею.

- Как так, не своею?..

- Шведскою, государь, - улыбнулся Шереметев. - Ворвавшись с товарищами на вал, сгреб сонного шведина за ноги и давай его головою, словно цепом, колотить направо и налево, как когда-то Илья Муромец молотил татаровей царя Калина:

"Где махнет - там улица татаровей,

А отмахнется - с переулками"…

- Так их же добром да им же и челом! - рассмеялся Петр. - Ну, и молодец же ты, вижу, дядя!

Восхищенный такою силой, государь жаловал богатырю пять ефимков.

19

В тот же день, в ночь на 26 апреля, царь Петр Алексеевич и Шереметев, поняв свою оплошность, быстро двинули все войска и флотилию к Ниеншанцу.

Перед наступлением войск у царя, наедине с Шереметевым, в палатке, произошел следующий разговор:

- Знаешь, старый Борька, что я тебе скажу? - промолвил царь.

- Говори, государь, приказывай, - отвечал Шереметев.

- Видишь, что там в углу?

- Вижу, государь, твоя государева дубинка.

- А знаешь, где бы ей следовало быть?

- Не ведаю, государь.

- На моей да на твоей спине.

Шереметев смутился.

- Твоя воля, государь: коли я провинился, вот моя спина, бей.

- А ты меня будешь бить?

- Помилуй, государь! На помазанника Божия поднять руку, рука отсохнет.

- То-то, Борис… И моя рука не поднимется бить тебя… Невдомек тебе за что?

- Мекаю, государь… Моя провинка…

- И моя… Коли б за разведчиками мы все двинулись тогда же, крепость была бы уже наша.

- Точно, государь… Маленько проворонили.

- Ну, грех пополам: ни я тебя не бью, ни ты меня… Помазанник не может творить неправду.

Утром 26 апреля русские были уже под Ниеншанцем и наскоро разбили лагерь.

Место было открытое, и шведы, опомнившись после ночного переполоха и потери бастиона, снова перешедшего в их руки, и приготовившись к отпору, тотчас же начали палить по русскому лагерю. Но снаряды не долетали до своего назначения.

- Не доплюнуть до нас, - заметил Шереметев.

- Да и наши чугунные плевки не долетят до них, - сказал Петр. - Надо послать главного крота с кротятами.

- Это генерала Ламберта, государь?

- Его. Пусть возведут траншею саженях в тридцати от крепости и строят батареи для мортир и пушек, что прибыли из Шлиссельбурга на судах, построенных за зиму Александром Данилычем.

Осадные работы начались…

А на другой день государь решил с достаточным отрядом отправиться на рекогносцировку к самому устью Невы, к выходу ее в море. Иначе могло так случиться, что, пока шли осадные работы, шведы явятся на своих кораблях к осажденной крепости, что они и делали каждую весну, и тогда русские очутились бы между молотом и наковальней.

- Помилуй, государь, - взмолился Шереметев, - тебе ли нести святопомазанную главу под выстрелы береговых укреплений?

- Если Бог судил мне вывести Россию из тьмы на свет Божий, меня не тронут вражеские ядра, - твердо решил Петр.

- Воля твоя, государь, - покорился Шереметев.

- Возьми и меня с собою, государь, - робко сказал Ягужинский.

- Ладно… Ты мне не помешаешь, Павлуша, - согласился царь. - При том же твои глаза рассмотрят в море все лучше и скорее подзорной трубы.

Вечером 28 апреля государь посадил четыре роты Преображенского и три Семеновского полков на шестьдесят лодок и под самым убийственным огнем шведских береговых батарей пустился со своею флотилией вниз по Большой Неве.

"Прикрытые лесом берега, мимо которых плыла флотилия, - говорит автор "Панорамы Петербурга", - представляли любопытным взорам царя мрачную картину дикой и сиротствующей природы, коей самые живописные виды не пленяют взора, если он не встречает в них присутствия людей, оживляющего и пустыни. Не одни берега, но и все пространство, занимаемое ныне Петербургом и его красивыми окрестностями, были усеяны лесом и топким болотом; только местами, и то весьма редко, виднелись бедные, большею частью покинутые, деревушки, состоявшие из полуразвалившихся хижин, где жили туземные поселяне, промышлявшие рыбною ловлею или лоцманством, для провода судов, приходивших с моря в Неву".

Таковы были тогда те места, на которых раскинулась теперь шумная, с миллионным населением, с храмами и дворцами, окутанная паутиной телеграфных и телефонных проволок, горящая электрическим светом столица Петровой России.

"Уверив пустынных жителей сего лесистого края в неприкосновенности их лиц и имущества, снабдив их охранными листами и не видя на взморье ни одного неприятельского судна, - продолжает Башуцкий, - Петр возвратился на другой день в лагерь, оставя на острове Витц-Сари, или Прутовом, ныне Гутуевском, три гвардейские роты, для охранения невских устий".[84]

- Я вижу, что Нарва дала нам хороший урок, - сказал царь, осмотрев осадные приготовления. - Вижу, Борис Петрович, что ты не забыл сего урока, вижу…

- В чем, государь? - спросил Шереметев.

- В том, что твой крот и кротята взрыли здесь землю не как под Нарвой, сии кротовые норы зело авантажны.

- Я рад, государь, за Ламберта, - поклонился Шереметев, - это дело его рук.

- Теперь сие осиное гнездо, - Петр указал на укрепления Ниеншанца, долго не продержится, а сикурсу[85] ожидать осам неоткуда: устье Невы я запечатал моею государскою печатью.

Уверенные в неизбежном падении последнего шведского оплота на Неве, царь и Шереметев решили: избегая напрасного пролития крови, предложить коменданту Ниеншанца, полковнику Опалеву, сдаться на честных условиях, не унизительных для шведского оружия.

Осажденные, не зная, что они отрезаны от всего света, продолжали пальбу по русским траншеям.

- Они даром тратят наш порох и наши снаряды, - улыбнулся царь, напирая на слова "наш" и "наши".

- Да мы, государь, нашего пороху и наших снарядов еще нисколечко не истратили, - отозвался Шереметев.