Виктор Конецкий - Том 1. Камни под водой

• Название: Том 1. Камни под водой
• Автор: Виктор Конецкий
• Издательство: Международный фонд "300 лет Кронштадту - возрождение святынь"
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-94220-001-7, 5-94220-002-5

В книгу вошла повесть «Завтрашние заботы» и ранние рассказы, написанные в 1950 году: «В утренних сумерках», «Заиндевелые провода», «Без конца», «Последний рейс», «Сквозняк», «Петька, Джек и мальчишки», «Путь к причалу», «По сибирской дороге», «Спуститься и подняться», «Под водой», «Если позовет товарищ», «Над белым перекрестком», «Повесть о радисте Камушкине», «Две женщины», «Последняя ночь Бандита», «Из дневника боксера».

Предисловие А.Комарицына.

---

Айонский ледяной массив… Всегда тут что-нибудь случается. Ветер с норда. Он и нагнал сюда льды. И теперь приходится идти на юг вместо востока. Противно, когда не приближаешься к цели. Но дизель стучит, и флаг не обвисает на гафеле — значит, все еще не так плохо. Уже больше половины пути осталось за кормой. Обнаглели люди. Они все идут и идут вперед на этих челноках с обшивкой толщиной в ноготь.

По правому борту открывался берег — мыс Шелагский, черный, морщинистый, черствый.

Караван растянулся. Уже несколько сейнеров вышли из строя, не успев проскочить в раздвинутую ледоколом лазейку. Льдины лежали на густой, маслянистой воде бесшумно и невозмутимо. Трудно было заметить их движение. Но они двигались, черт бы их побрал. Они будто нюхом чуяли, где есть еще незанятые пространства, и сразу подтягивались туда и закрывали полыньи. От льдин тянуло сырым, мозглым холодом, как из земляного погреба. Они пахли не свежестью, а затхлой прелостью осенних листьев.

Вольнов засунул руки в тесные карманы ватника. Руки мерзли.

— Есть хотите? — спросил старпом.

— А что-нибудь осталось от ужина?

Старпом усмехнулся и потер свои белобрысые усы черным от давней грязи пальцем.

— Для кого осталось, а для кого и нет.

— Жук ты, одесский жук, — сказал Вольнов. — Признайся наконец, сколько ведер картошки в Тикси продал?.. И прибавь оборотов… Хотя я сам…

Он дунул в переговорную трубу, прикоснувшись губами к холодной, позеленевшей от сырости меди раструба. В машинном отделении слабо пискнул свисток. Вахтенный моторист внизу вынул заглушку, и переговорная труба сразу густо наполнилась лязгом и гулом двигателя.

— Ершов слушает!

— Прибавьте еще десять оборотов! — крикнул Вольнов. — И внимательнее на реверсе: входим в тяжелый лед.

— Мясные консервы в духовке на камбузе, открытая банка, — сказал старпом.

— Я тебя спросил о картошке.

— Глеб Иванович, вы меня сейчас опять воспитывать будете? — жалобно заныл старпом. — Не надо, а? Ведь все равно бесполезно… Меня в шестилетнем возрасте исключили из детсада за аморальность. Я частушку все пел: «Очень рваная зада у нашего детсада…» Вот меня и исключили. И с самых тех пор я воспитанию не поддаюсь.

— Черт бы тебя побрал, кулик одесский, — сказал Вольнов и засмеялся. — Твое счастье, что не пойман — не вор.

Старпом продал зимовщикам в бухте Тикси несколько ведер картошки. Конечно, не по своей цене. Это была первая свежая картошка, которую видели тиксинцы, и они не жалели на нее денег. А старпом купил на всю выручку оленины, и команда была довольна.

— И кипяток еще не остыл, наверное, — сказал старпом. — Попить можете с малиновым экстрактом.

— Хорошо, — сказал Вольнов. Он наконец вспомнил сон, который ему снился.

Ему приснилась Агния. И было странно, что он сразу не вспомнил сна, потому что весь перегон он думал о ней. Ему снилось, что они едут в каком-то быстром поезде, наверное «полярной стреле», в одном вагоне, но в разных купе, потому что она не одна. С ней муж и дочка.

И вот он сидел один в своем купе, думал о ней, и вдруг она пришла, села напротив на диван. Они молчали, глядели в окно на березовые леса, за стеклом летел дым. Потом она сказала, что очень хочет малинового льда. И на первой же остановке он сошел, бросился искать мороженщицу, нашел ее, и залил лед малиновым экстрактом, и принес его, но поезд уже ушел. Здесь он проснулся, но ему почему-то не было плохо на душе. Наверное, во сне он очень верил в то, что она любит его и простила его, и что ей тоже грустно. Но это было только в первый момент после сна. А потом чувство вины перед ней вернулось.

…Она говорила тогда, что должна что-то объяснить, что все очень нехорошо, ей теперь нет прощения, он будет о ней думать плохо. И она заплакала тогда, утром в Архангельске. Вольнову надо было уходить, он опаздывал на судно к отходу. А она плакала, и он не мог ее бросить и начинал немного злиться.

— Я же не люблю вас, я ни капельки не люблю вас, — говорила она. А в коридоре за дверьми ее комнаты жужжал электросчетчик, и Вольнов все время слышал его то ослабевающее, то нарастающее жужжание. — И это ужасно, что все так случилось.

— Мне надо уходить, — сказал Вольнов, и сухой язык плохо слушался его. — Не плачь. Я тебя очень прошу: не плачь. Не было ничего плохого, честное слово… Ты знаешь, вот у меня веснушки на плечах, и я всегда их стыдился, честное слово… А сегодня мне не стыдно, это первый раз в моей жизни так, ты понимаешь?

— Глеб, вы очень смешной, — сказала она сквозь слезы.

— Ну, улыбнись тогда, — сказал Глеб и пальцем стер с ее щеки слезу. — Ведь ты была летчицей, тебе стыдно плакать, улыбнись… Я опаздываю на судно, и я не могу уйти, пока ты плачешь.

И вдруг она перестала плакать и сказала быстро, строго, с каким-то облегчением:

— Отвернитесь, я оденусь и провожу вас.

Она так все время и говорила ему «вы».

Когда они шли по улице, она была уже совсем такой же, как накануне вечером, в ресторане. Как будто ничего не случилось в эту ночь, как будто она только что не плакала.

По утренним улицам торопились на лесобиржи, заводы, доки, стройки рабочие люди, курили свои первые папиросы и кашляли от первого дыма. В трамваях было полным-полно, такси не видно, срок отхода каравана уже наступил, но Вольнов надеялся на то, что кто-нибудь из начальства загулял вчера и отход задержится. Вольнов знал, как перегонщики веселятся перед Арктикой… Яркие флаги бились на ветру на мачтах иностранных судов вдоль бесконечных архангельских причалов, иностранцы грузились лесом. Сотни бревен и досок кружились в реке. Река была очень широкой и хранила спокойствие среди суеты утреннего города. На душе, как всегда перед отходом в далекий рейс, было чуть тревожно. И женщина, которая шла рядом с Вольновым, стала отдаляться от него и чужеть. Ночью, у нее дома, он был полон тепла и нежности к ней, а сейчас мысли о судне, об опоздании, о старости механика, о пресной воде, которую надо будет взять на ходу из реки, о топливе, о погоде в горле Белого моря стали отдалять его от этой женщины. И он уже плохо понимал, зачем она в такую рань пошла провожать его, зачем в такую рань намазала себе губы.

— Может, ты вернешься? — спросил Вольнов. — А? Я, пожалуй, попробую проголосовать грузовик. Иначе будет скандал страшной силы. И потом, я стою борт о борт с Яшкой. Будет ли тебе удобно встречаться с ним?

— Где вы стоите? — спокойно спросила она.

— У самой Экономии.

— Вчера утром я была там и купалась там — и не видела никаких сейнеров.

— Мы пришли после полудня.

— Я люблю там купаться.

Она совершенно не собиралась оставлять его одного. Она даже говорить стала медлительно. А он здорово опаздывал.

— Неужели здесь нигде нельзя достать такси?

— Там очень хорошо купаться, — повторила она. И ему показалось, что она издевается над ним.

— Там, как и везде, полным-полно мазута, — сказал Вольнов.

— Нет. Там течение отжимает мазут и щепки к левому берегу.

— Я напишу тебе с Диксона, — сказал он.

— Зачем? — спросила она. — Смотри: вон такси!

Старая, какая-то даже лохматая и серая от старости «Победа» с зеленым огоньком выворачивала из-за угла набережной. К ней бежали двое военных моряков.

— Поздно, черт возьми! — сказал Вольнов.

— Бежим! — крикнула Агния. И сама побежала впереди него. У нее была узкая юбка, она приподняла ее на бегу. Были очень красивы ее быстрые стройные ноги. Вольнов на ходу подумал о том, что он может гордиться такой женщиной, — это было мужской гордостью.

Когда они подбежали, на «Победе» погас зеленый огонек.

— Я же говорил, что уже поздно, — сказал Вольнов.

Агния наклонилась к окошку шофера, волосы упали ей на лицо, она звонко и весело засмеялась.

— Спасите! — сказала она. — SOS! Спасите наши души! Опаздываю! Отдайте машину нам, а?

И ей уступили машину.

И им вслед махали оставшиеся на панели моряки с золотыми погонами на плечах. Но как только пассажиры скрылись, улыбка на лице Агнии пропала. И вся она как-то постарела. И Вольнов увидел, что ей, наверное, было трудно так быстро бежать, потому что она все еще дышала очень тяжело.

— Молодчина! Спасибо, — сказал Вольнов.

— Можете не благодарить, Вольнов, — сказала Агния. — Я это не из-за вас. Просто мне надо сказать вам несколько слов, чтобы объяснить вчерашнее, сегодняшнее то есть… Я только отдышусь и тогда скажу…

— Может быть, не надо этого? — спросил он. — Пожалуй, трудно найти слова, чтобы объяснить то, что было вчера?

— Не врите, — сказала она. — Не врите, Глеб. И не бойтесь, что я начну признаваться вам в любви… Все мужчины боятся этого наутро, я знаю, об этом достаточно написано…

И вероятно, тут ему следовало бы понять, что, едва найдя, он может потерять ее. Но машина так быстро неслась вдоль причалов, чужих, незнакомых судов, деревянных, черных от сырости домишек, так бодро и весело дребезжал кузов у этой старой «Победы», так смешно самостийно попискивал у нее сигнал, так тревожно было от чувства опоздания, что Вольнов не мог как следует сосредоточиться на том, что происходило сейчас между ним и женщиной, которую еще вчера он совсем не знал. И потом, конечно, то, что все произошло так просто, быстро, легко, — теперь, утром, уже мешало относиться к ней с серьезностью, на которую она сейчас рассчитывала.