Игорь Андреев - На пути к Полтаве

• Название: На пути к Полтаве
• Автор: Игорь Андреев
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-3866-0

Полтавская битва стала крупнейшим сражением Северной войны, предрешившим дальнейшую судьбу России и Швеции. К этой блестящей победе Петр шел долгим и трудным путем. Жестокая борьба за власть, преобразование государства и армии, два Азовских похода, Константинопольский мирный договор и… проигранная битва при Нарве — все это вехи истории России и становления Петра I как государственного деятеля и полководца.

Книга рассказывает о его победах и поражениях, соратниках и недругах, о предыстории и ходе Северной войны.

---

Софья, в свою очередь, всеми силами старалась вернуть Петра в Москву. Формально это означало бы примирение с братом и продолжение прежней, «подковерной» борьбы, в которой у регентши были свои преимущества. Но Петр наотрез отказался уезжать из обители. Посредники Софьи вернулись ни с чем. Пришлось царевне просить патриарха о помощи. Она, конечно, была прекрасно осведомлена о симпатиях Иоакима, но ничего другого не оставалось, как прибегнуть к авторитету первосвятителя, обещавшего привезти мир. 21 августа Иоаким приехал в Троицу. Но он не только не привез мира, но и сам остался при молодом государе. А это уже был знак всем — пора покидать тонущий корабль царевны.

Настал черед московского гарнизона. В стрелецкие полки были отправлены царские грамоты с приказом идти в Троицу. Там отреагировали не сразу — раздумывали. От 25 августа сохранилась помета, сообщавшая о том, что в монастырь «против грамот» никто не пришел. 27 августа всем 18 стрелецким полковникам под страхом казни было вновь приказано явиться к царю. На всякий случай через головы полковников послали грамоты прямо стрельцам — велено было идти в монастырь всем начальным людям, до десятников включительно, прихватив с собой еще до десяти рядовых выборных стрельцов. Такая постановка вопроса загоняла полковников в угол: отговориться нечем, а вот голову потерять можно. Вот тут и выяснилось, что деньги решают далеко не все. Стрельцы дрогнули.

Чувствуя, что земля уходит из-под ног, в Троицу отправилась сама Софья. Но начать переговоры с Петром ей не дали. 30 августа в том самом Воздвиженском, где когда-то слетели головы Хованских, правительницу остановил боярин И. Б. Троекуров. Царевне приказано было поворачивать домой и ждать указа. К этому было прибавлено: если она не подчинится, то с ней поступят «нечестно». Эти слова прозвучали для Софьи как приговор. Ее уже не боялись, не брали под стражу — просто возвращали назад. За всем этим чувствовались уверенность и сила. И в самом деле, в этот день в Троицу пришли сразу 14 стрелецких полковников со стрельцами.

Тогда же были оглашены первые результаты розыска о Шакловитом. Все «изветы» о намерении Федора Леонтьевича поджечь Преображенское и убить государя приобрели характер официального обвинения. У Боярской думы потребовали выдачу преступника. Не успевшим приехать в Троицу думным чинам пришлось спешно доказывать свою лояльность Петру уже в кремлевских палатах.

3 сентября дума приговорила «вора Федку Шакловитова с товарищами» выдать государю. Федора Леонтьевича посадили на телегу и под конвоем повезли в Троицу. Возобновившийся розыск поставил судей в трудное положение. Сколь ни ненавистна была партии Нарышкиных царевна Софья, она все же принадлежала к царской семье. Выясняя правду, приходилось быть осторожными. Свой интерес преследовал и один из судей, Борис Голицын, двоюродный брат Василия Васильевича Голицына. Любимцу Петра очень хотелось вывести из-под удара своего родственника, по крайней мере освободить от обвинений в подготовке покушения на жизнь царя. Руководствовался Борис Алексеевич вовсе не привязанностью к рухнувшему «канцлеру». Обвинение грозило обесчестить весь род Голицыных. Все это означало, что главным ответчиком станет Шакловитый. Он изначально был обречен. Оставалось лишь уточнить статьи обвинения.

Федор Шакловитый на допросах и очных ставках признавался только в очевидном. Да, 7–8 августа стрельцов созывал, но не для того, чтобы поднять бунт, а для охраны Софьи, собравшейся идти в Донской монастырь. Нет, государя убить, а патриарха сместить не собирался, то злой оговор. Упорствовал он до тех пор, пока один из допрашиваемых стрельцов не упомянул про письмо, в котором речь шла «о перемене патриарха». Шакловитый повинился: такое письмо было, и он читал его стрельцам вслух, но в нем говорилось лишь о венчании на царство «великой государыни царевны».

Упорство Шакловитого побудило судей прибегнуть к пытке. Кнут хорошо развязывал языки. Шакловитый не выдержал и стал признавать предъявленные ему обвинения. Однако и здесь бывший глава Стрелецкого приказа не упускал случая подчеркнуть, что он всего лишь исполнитель чужих планов.

Многие признания Шакловитого могли стать гибельными для его бывших соратников. После первой пытки он дал кнутобойные показания о Василии Голицыне. Тот будто бы горевал, что старую царицу в 1682 году не убили: «…Есть ли б ее в то время уходили, ничего бы не было». Борису Голицыну пришлось проявить немалую изворотливость, чтобы оправдаться перед Петром и не дать хода страшному обвинению. Ценой больших усилий это удалось сделать. В приговоре В. В. Голицыну ничего не было сказано о его причастности к августовскому заговору и намерению извести царя и его семейство. В вину было поставлено только то, что он «о всяких делех мимо их великих государей докладывали сестре их» и во втором Крымском походе «промыслу никакого не учинил и отступил прочь», отчего казне «великие убытки… государству разорение и людем тягость». В результате фаворита царевны лишили боярства, имений вотчины и отправили в вечную ссылку на Север, из которой он уже не вернулся.

Выдача Шакловитого, не говоря уже о его казни, означала полное поражение Софьи. Пришло время решать и ее судьбу. Для этого Петру надо было достигнуть соглашения с братом. Царевна напрасно надеялась на Ивана. Возможно, при других обстоятельствах ей бы удалось заставить его замолвить слово в свою пользу. Но здесь в события вмешалась родня царицы Прасковьи, которая была не особенно расположена к правительнице. Салтыковы также выжидали исхода конфликта с тайной надеждой, что Петр устранит Софью. В десятых числах сентября боярин П. И. Прозоровский привез царю Ивану письмо от Петра с обвинениями в адрес царевны. Петр писал о том, что пришло «время нашим обоим особам Богом врученное нам царствие править самим, понеже пришли есми в меру возраста своего». Конечно, каков из «государя братца» Ивана правитель, Петр хорошо знал. Но форму следовало соблюдать. Главное же было сказано в конце письма: Софья отстранялась от «росправы» — управления государством и более не упоминалась в царских титлах. Объявленная «зазорным лицом», она должна была отправиться в заточение в Новодевичий монастырь. Пока без пострижения — разве только своею охотою. Но желания постричься Софья не высказала. Она проиграла, но вовсе не была сломлена.

Победа была закреплена новыми назначениями в правительстве. Дьяки и подьячие, тесно связанные с прежним правящим кругом, были отставлены. Многих отправили в провинцию. Другим пришлось начинать все заново — выслуживаться и завоевывать доверие у «новых господ». Приказы возглавили сторонники Нарышкиных, внесшие изменения в курс правительства. Нуждаясь в поддержке, оно стало более отзывчивым к требованиям дворянства.

В чем причина победы Петра? Думается, самое важное заключалось в том, что в понимании современников Софья исчерпала свою легитимность. Ее претензии на соправительство при братьях-царях на том основании, что она — «дочь царя Алексея Михайловича», казались неестественными и беззаконными. Не случайно все ее мечты о венчании не шли дальше разговоров в узком кругу — стоило ей попытаться выйти за его пределы, как все стопорилось.

Софья пала. До Полтавы оставалось 18 лет 10 месяцев — целая вечность.

Азовские походы

Устранение Софьи означало начало самостоятельного царствования братьев. Пришло время им самим «владеть царством». Соблюдая старшинство, Петр даже обещал в этом соправительстве почитать «государя брата, яко отца». Это, конечно, был обыкновенный жест вежливости. На самом деле Петр уже мало кого слушался. Исключение составляла разве только Наталья Кирилловна, к которой он был горячо привязан. Парадоксальность ситуации, однако, заключалась в том, что сам 17-летний Петр вовсе не рвался править. Необходимость сидеть с думными чинами, разбирать множество дел, слушать доклады глав приказов, читать воеводские отписки — все это наводило на него смертельную скуку. Похоже, победа над сестрой-соперницей обрадовала его не только тем, что ушел в прошлое страх перед злыми кознями правительницы: отныне ничто не должно было ограничивать его в «Марсовых» и «Нептуновых потехах». Все, что он потребует, станут поставлять без промедления, по всесильному царскому слову. Разумеется, Петр принужден был чаще участвовать в церемониях и выходах, где без государя никак нельзя было обойтись. Но что касается рутины управления, то ее он возложил на доверенных лиц, включая родного дядю царя, боярина Л. К. Нарышкина, и боярина, князя Б. А. Голицына.

О первом современники отзывались с большой долей скептицизма. Он не блистал умом, был заносчив и, «хотя не злодей, токмо не склончивый и добро многим делать без резону». Лев Кириллович не упускал случая подставить ножку своему сопернику Голицыну, влияние которого на царя вызывало у него большие опасения. Б. А. Голицын, напротив, отличался большим умом, опытностью, был не чужд интереса к западной культуре. Однако положение Голицына пошатнуло заступничество за двоюродного брата, В. В. Голицына. Мешало Борису Алексеевичу и чрезвычайное пристрастие к крепким напиткам. Попросту говоря, он был пьяницей. Это пагубное увлечение не могло не отразиться на результатах его государственной деятельности. К тому же Голицын страдал общим для большинства вельмож пороком — был нечист на руку. К слову сказать, не меньшим корыстолюбием отличался и Лев Кириллович. Так что приход к власти новой группировки для огромной массы населения России остался совершенно не замеченным. Как раньше гнули и обирали, так и продолжали гнуть и обирать. Кроме того, появились новые повинности, связанные с причудами царя.