Игорь Андреев - На пути к Полтаве

• Название: На пути к Полтаве
• Автор: Игорь Андреев
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-3866-0

Полтавская битва стала крупнейшим сражением Северной войны, предрешившим дальнейшую судьбу России и Швеции. К этой блестящей победе Петр шел долгим и трудным путем. Жестокая борьба за власть, преобразование государства и армии, два Азовских похода, Константинопольский мирный договор и… проигранная битва при Нарве — все это вехи истории России и становления Петра I как государственного деятеля и полководца.

Книга рассказывает о его победах и поражениях, соратниках и недругах, о предыстории и ходе Северной войны.

---

О первом современники отзывались с большой долей скептицизма. Он не блистал умом, был заносчив и, «хотя не злодей, токмо не склончивый и добро многим делать без резону». Лев Кириллович не упускал случая подставить ножку своему сопернику Голицыну, влияние которого на царя вызывало у него большие опасения. Б. А. Голицын, напротив, отличался большим умом, опытностью, был не чужд интереса к западной культуре. Однако положение Голицына пошатнуло заступничество за двоюродного брата, В. В. Голицына. Мешало Борису Алексеевичу и чрезвычайное пристрастие к крепким напиткам. Попросту говоря, он был пьяницей. Это пагубное увлечение не могло не отразиться на результатах его государственной деятельности. К тому же Голицын страдал общим для большинства вельмож пороком — был нечист на руку. К слову сказать, не меньшим корыстолюбием отличался и Лев Кириллович. Так что приход к власти новой группировки для огромной массы населения России остался совершенно не замеченным. Как раньше гнули и обирали, так и продолжали гнуть и обирать. Кроме того, появились новые повинности, связанные с причудами царя.

В эти годы больший вес приобрел и князь Федор Юрьевич Ромодановский. Петр ценил его за необыкновенную преданность и исполнительность. Будучи главой Преображенского приказа, князь ведал политическим сыском — одним из столпов петровского режима. Одна только мысль о свидании со свирепым Федором Юрьевичем приводила в трепет подданных, поскольку с кнутобойными мастерами, какие были в его приказе, вину всегда можно было сыскать, был бы только человек, а у человека — спина.

В «Марсовых потехах» Федор Юрьевич в «звании генералиссимуса Фридриха» командовал одной из армий, в составе которой обыкновенно «сражался» сам царь — ротмистр Петр Алексеев. Противную сторону, куда обыкновенно включали стрелецкие полки, возглавлял «генералиссимус» И. И. Бутурлин. Маневры и потешные бои, естественно, заканчивались полным «разгромом» стрельцов и пленением Бутурлина. Мирились стороны за столом. Здесь уже и победители, и проигравшие открывали совместные боевые действия против «Ивашки Хмельницкого», то есть предавались безудержному и пагубному пьянству. Молодой государь ничем не уступал своим товарищам-собутыльникам. Все это, конечно, свидетельствовало о нравственных изъянах Петра и его окружения. Огромная энергия царя находила свое выражение в действиях созидательных, однако пристрастие к питию трудно к ним причислить.

Сухопутные бои чередовались с «морскими» сражениями и кораблестроением. Петр загорелся мыслью о создании настоящей «потешной флотилии». Царь работал сам, уже лихо управляясь с топором и кузнечным молотом; учился у иностранных мастеров, руководивших строительством; торопил нерадивых поставщиков; подстегивал городовых воевод и приказных судей, которые мешкали с присылкой мастеровых и необходимого для постройки материала. По обыкновению, торопясь и распекая, Петр не замечал того, что из-за его частых отлучек из Москвы во многих государственных делах наступил застой. Так, приехавший персидский посол не мог править посольство, пока не состоится аудиенция у государей. Но вызволить Петра из Переславля было делом непосильным. Все призывы и напоминания пропадали втуне. Кончилось тем, что в Переславль, заручившись строгим материнским словом, отправились Нарышкин с Голицыным. Лишь после этого царь уступил. Но, должно быть, на приеме он взирал на посланца шаха с большим неудовольствием.

Летом 1693 года Петр собрался на Север. Это была его первая поездка к настоящему морю. Намерение сына привело Наталью Кирилловну в смятение. Ей, по-видимому, хватило одного вида Плещеева озера с завитками волн, чтобы смертельно испугаться за Петра. Источники не донесли до нас высказываний царицы на этот счет. Есть, однако, признание другого человека, старца Авраамия. Он сопровождал царя на Плещеево озеро и видел, как тот «лазит безопасно на щоглы (мачты. — И.А.), и опущаетца, о чем ево старцово сердце страху исполнилось». Не приходится сомневаться, что сердце Натальи Кирилловны «исполнилось страху» еще более сильного. Царица категорически потребовала от сына не ходить в море. Петр обещал. Однако, ступив на архангельскую землю, об обещании тут же забыл. При первой возможности царь отправился в море, а вернувшись, вознамерился строить верфь. Его планы разрастались, приобретая уже совсем не «потешный» размах. Ведь Архангельск — не Переславль на берегу срединного озера, а морские ворота России.

В эти месяцы 1693 года Петр редко вспоминал о матери. Писал нечасто, хотя и укорял себя, «недостойного Петрушку», за невнимание к «дражайшей моей матушьке». Тем не менее его коротенькие письма дышат сдержанной любовью в ответ на ту заботу, которая буквально изливается из посланий царицы. Он всячески успокаивает мать, прибегая к высшим «авторитетам». «Да о единой милости прошу: чего для изволишь печалиться обо мне? Изволила ты писать, что предала меня в паству Матери Божией; такого пастыря имеючи, почто печаловать?» — писал он 14 августа, оборачивая в свою пользу заступничество Богородицы, к которой взывала в своих молитвах Наталья Кирилловна.

Беспокойство старой царицы не было случайным. Ее по-своему нелегкая, со стремительными взлетами и оглушительными падениями жизнь протекала в тревогах за сына и в приступах раннего недомогания. Жить Наталье Кирилловне оставалось несколько месяцев. Петр вернулся в самом конце сентября 1693 года. Тут же окунулся в дела, связанные с приготовлением нового похода по Белому морю. Дела эти требовали частых отлучек. В середине января 1694 года пришло тревожное известие о болезни матери. Болезнь оказалась скоротечной. 25 января, на 42-м году жизни, царица скончалась. Петр не любил переживать на людях. Он затворился со своей печалью в одиночестве, по сути, бежал ото всех. О глубине его скорби можно судить по короткому посланию Апраксину. «Федор Матвеевич! — писал царь двинскому воеводе. — Беду свою и последную печаль глухо объявляю, о которой подробно писать рука моя не может, купно же и сердце. По сих, яко Ной, от беды мало отдохнув и о невозвратном оставя, о живом пишу». В этом признании царь прописал себе рецепт одоления «невозвратного». Для него это — «живое», необходимое дело, которое следует, несмотря ни на что, торопить и двигать. Тогда этим делом было задуманное плавание по Белому морю, позднее — всякие иные дела, в которых у Петра никогда недостатка не было, а была всего лишь одна проблема — какое дело самое наипервейшее?

И все же в этой печальной истории прощания сына с матерью есть свои темные стороны. Петр бежал от своего горя и от страданий умирающей Натальи Кирилловны, даже не подумав о том, что, быть может, очнувшись, она пожелает в последний миг своей земной жизни увидеть его. Мы не знаем, была ли царица в памяти или без памяти в свои последние часы. Зато точно знаем, что ее взгляд не мог найти среди скорбящих ненаглядного Петрушу. «Но все-таки сыну оставлять умирающую мать — противно чувству!» — не удержавшись, воскликнул один из первых биографов Петра, историк М. П. Погодин.

В мае 1694 года Петр отправился в путешествие по морю на Соловки. Во время плавания яхту настигла буря. Ветер был такой силы, что моряки не надеялись остаться в живых. Петр причастился. Но судьба хранила путешественников — вывернулись, проскользнули в Унскую губу, где волны бесновались не с такой силой. В память о спасении царь собственноручно поставил на берегу крест.

В 1630 году недалеко от места высадки Петра водрузил подобный крест анзерский иеромонах Никон. Водрузил по причине своего еще более невероятного спасения: в бурю угодила не яхта — лодка, чудом добравшаяся до пустынного кийского берега. Крест был обетный: старец обещал основать на месте спасения обитель и слово сдержал. Став патриархом, Никон, а это был именно он, построил здесь знаменитый Крестный монастырь.

Петр монастырь заложить не обещал да и число монахов множить не собирался. Потому обошелся крестом в прославление Спасителя. Впрочем, без петровского своеобразия не обошлось — крест украшала надпись на голландском языке, без упоминания царского имени: «Сей крест сделал шкипер Петр в лето Христово 1694».

По возвращении из Соловков на воду был спущен корабль «Святой Павел». Несколько позже в Архангельск пришел купленный в Голландии фрегат «Святое пророчество». Теперь уже царь мог встречать и провожать иностранные торговые суда под собственными стягом. Событие для Петра было архиважным, и он не скрывал радости: «Что давно желали, ныне совершилось». В завершение навигации 1694 года русская эскадра из трех кораблей проводила торговцев до Канина (Святого) Носа. Петр не отказал себе в удовольствии попрощаться с негоциантами орудийным залпом.

Государственные заботы, быть может, даже помимо воли все более одолевали Петра. Время потех заканчивалось. Игры царя перерастали в серьезные начинания. Осенью 1694 года случилась последняя крупная «потеха» под Кожуховом. «Генералиссимус Фридрих Ромодановский» с «потешными» и выборными полками нападал на «польского короля» Ивана Бутурлина. Всего в столкновении участвовали семь с половиной тысяч человек. Бутурлин, которому по сценарию полагалось проиграть баталию, упорствовал. Сначала не хотел сдать крепость, затем засел в укрепленном лагере. Но ничего не помогло, пришлось сдаться. Конечно, бои не предполагали смертоубийства. Но игры с порохом и пушками, призванные дать войскам необходимую выучку, были занятием опасным. Имелись раненые и убитые.