Ирина Солодченко - НЕЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР

• Название: НЕЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР
• Автор: Ирина Солодченко
• Жанр: Современная проза

---

Денис замолк, а неуемный крестный, воспользовавшись паузой, пробурчал:

– Недавно передавали по телевизору, как какой-либо арабский врач делал операцию на мужском органе и зацепил какой-либо нерв или что-то еще. И пациент стал импотентом… Так этому врачу тоже такой нерв перерезали. Вот как бывает, Стасик… А ты жалуешься…

– Это – давний принцип талиона "равным за равное". Он еще в древнем Вавилоне применялся …- объяснил Денис. – А нам он более известен как «Око за око, зуб за зуб».

Андрей украдкой посмотрел на реакцию Стаса. А тот сидел с прострацией в глазах. Очевидно, уже уразумел, что в Украине не все так плохо с ответственностью (или безответственностью) медицинских работников, как это ему казалось раньше.

Сенбернар все еще дремал, положив морду докладчику на колени, а Наташкина тетка посмотрела на мужа и покачала главой: «Вот это да…».

– А в некоторых странах, например Швеции и Новой Зеландии, – продолжал Денис, – в качестве альтернативы применяется другая система. Если люди не могут или не хотят судиться, или адвокат не берется за их дело, то они привлекают врача к ответственности по системе no-fault, то есть «без вины», и там не нужно доказывать вину доктора. Пациенты пишут обычную жалобу и получают компенсацию со специального фонда. Но такая система используется лишь в том случае, если медицинскую ошибку можно устранить или ее можно было предотвратить. Так, все знают, что послеоперационные инфекции не обязательно возникают от небрежной преступности.

– Преступной небрежности, – поправила мужа Светлана.

– А как это различить? Где граница? – спросил папа-профессор.

– Это и есть проблема. Из-за этого новозеландская система «без вины» менялась несколько раз. Сначала пострадавшим выплачивали единовременно определенную сумму, а потом такие платежи отменили. В 1992 году понятие «несчастного случая в медицине» было определено как убыток, нанесенный лицу вследствие медицинской ошибки или неудачи. А в Швеции система no-fault применяется, если пациенту причинен ущерб, которого можно было избежать или который случился из-за такого неправильного лечения, которое отнюдь нельзя оправдать. И если такому пациенту пришлось после этого отлежать как минимум 10 дней в больнице или оставить роботу на 30 дней, то он получает компенсацию. Так в Швеции (просто цирк!) врачи на каждом углу каются в своих ошибках, детально информируют пациентов об их праве на компенсацию и даже помогают им составлять иски против самих себя.

– Наверное, уплатить компенсацию – это самое простое в данной ситуации, – выдохнул Стас и снова поплелся на лоджию. Его цвыгалка, как тень, шмыгнула за ним.

Наталья шепнула, что пора идти в ресторан и исчезла в своей комнате. А Андрей пробрался на кухню. Но не успел он зажечь сигарету, как в дверях появились улыбающийся Семен Львович, папа-профессор и докладчик Денис, за которым тащился его верный пес. Папа-профессор возмущался:

– …как тебе эта «хирургия не на той стороне»? Я не понимаю, как можно не видеть, какую ногу отрезаешь – больную или здоровую?

– Это все из-за того, что там все поставлено на поток, – согласился Семен Львович. – Помнишь, в свое время по стране передвигался широко разрекламированный хирургический конвейер – «ромашка» Федорова. Это же надо такое придумать – хирургический конвейер! С полным бригадным подрядом: один режет, другой зашивает. Я – хирург, но я не понимаю, как можно больного по конвейеру с разрезанным глазом пустить. Меня учили ставить диагноз, лечить и оперировать на основании полного анамнеза. А это невозможно без личного контакта с больным.

Отец стряхнул пепел в причудливую хрустальную пепельницу в виде желудка и выдал свои воспоминания:

– Помню я эти рейды… Приехали, порезали глаза и уехали… А кто-то вел статистику осложнений? Нет, конечно. На западе видел как? Все закрыто, лица не видно, открыто только место для операции. Кто, что – все безлично. И нас до этого доведет эта проклятая болонская система, черт бы ее подрал…

– Специализация называется, – вставил Андрей. – Один врач наблюдает больного, другой принимает решение об операции, третий оперирует, а четвертый осуществляет послеоперационное наблюдение.

– Так, – поддержал Денис. – На западе царит узкая специализация. Набьешь руку на аппендиците, за 10 минут его вырезаешь, но больше ни на что не способен.

– Я считаю, что в нашей стране общество получает ровно столько, сколько оно платит хирургам, терапевтам, медсестрам и фельдшерам скорой помощи, – обратился папа-профессор к Андрею. – На западе офтальмологи, кардиологи и нейрохирурги – самые высокооплачиваемые врачи. Операционные там напичканы современными аппаратами, которые ежегодно обновляются…

– Но по мышлению и уровню знаний я не ощутил их особого преимущества, – перебил Денис папину тираду.

Семен Львович затянулся и попробовал закруглить беседу.

– Та что тут спорить? Государство и больные предпочитают иметь врачей-энтузиастов и удивляются – куда исчез их фанатизм? Ведь как раньше было хорошо! Доктора ночами сидели возле тяжелобольного, обсуждали каждый случай в ординаторской и вели настоящие научные споры. А мне тошнит, когда я чувствую от пациентов потребительское отношение… Из-за этого я не могу относиться к ним с открытой душой. Больные считают, что врачей надо кидать в тюрьму за самые маленькие ошибки. Государство со своей стороны знает, что платит нам мало, и по этой причине смотрит на наши погрешности в полглаза. В смысле, что с вас взять за такую зарплату? А вот видите, к судам тоже можно приспособиться… В Украине больные считают, что правды не добьешься, винят нас за круговую поруку, за то, что истории болезни переписываем… А что это такое – создать прецедент и сажать врачей за решетку? Это очень опасно. Тогда мы вообще не будем браться за сложные случаи. Я, например, ни за что не прооперирую тяжелобольного, если буду знать, что в случае неудачи меня упекут в колонию строгого режима. Тогда только сумасброды будут оперировать.

– Знаете, как в Техасе было? – сказал Денис, поправляя очки. – Там усложнили процедуру подачи иска против врачей. Так взбунтовались не только адвокаты, но и жители Техаса. Адвокаты – за потерю доходов, а жители – за то, что в Техас все плохие доктора ринутся.

– А я считаю, все закономерно, – продолжил Семен Львович. - Бизнес давно хозяйничает в медицине и старается получить прибыль любой ценой. Бизнес – беспринципен, он аморален, чтобы там не говорили. А у наших пациентов все еще существует представление о каком-то мифическом добром докторе Айболите, который просто обязан их вылечить.

Папа-профессор извинился и вышел в гостиную.

– Я б разделил врачей на четыре категории, – сказал Андрей, воспользовавшись отсутствием папы, которого он немного стыдился. – Одни смирились со своей маленькой зарплатой и работают на совесть. Кто-то скажет, такого не бывает? Бывает. Меня самого в детстве лечила педиатр Кищенко, которая ездила на велосипеде в наш спальный район, вечерами звонила по телефону домой больным деткам, приходила-проведывала, носила на руках, пока температура не падала… Обычно таких даже не благодарят… Не просят – и не надо. Другие лавируют… Они настаивают на операциях там, где их не должно быть, но иногда и бесплатно прооперируют. И таких – пруд пруди… Все готовы проконсультировать, расписать лечение и убегают, пока больные не пришли в себя. Не раз подмечено – когда пациент выкладывает свои кровные, то самые глупые консультации приобретают для него особую ценность. А бесплатные советы кто ценит?.. И третьи – это те, кого все боятся и ненавидят. Это – самые мерзкие и самые циничные доктора со счетчиком в голове, которые воспринимают медицину как элемент бизнеса. И не возражайте, такие есть… Они назначают таксу перед операцией и решают свои проблемы на костях пациентов.

Андрей замолк, а Семен Львович впервые посмотрел на него с любопытством. А потом спросил:

– А четвертые?

– А четвертые сломались, – прибавил тихо, вспомнив Смидовича.

– Но как вы представляете себе медицину вне бизнеса, – согласился Семен Львович, – если бизнес уже везде пролез – в литературу, музыку? Все кругом коммерциализировано. В такое время живем… Бизнес не мог прозевать такого лакомого куска, как здоровье человека.

…Когда Андрей возвратился в гостиную, на столе уже стояли торт с фруктами. Наталья сообщила, что на сладкий стол молодежь не остается, потому что им уже пора быть в ресторане. Но отец просит его зайти в кабинет.

– Зачем? – напрягся парень.

– Хочет что-то предложить.

Папа-профессор восседал за просторным письменным столом лицом к двери. Как в офисе.

– Садись, Андрей, хочу поговорить. Как ты? Я слышал – работаешь в ЦРБ. Как там? Доволен?