Павел Кувшинов - Весенний этюд в кошачьих тонах

• Название: Весенний этюд в кошачьих тонах
• Автор: Павел Кувшинов
• Жанр: Современная проза

Светлая романтическая повесть о любви и её понимании. Про подростков (тинейджеров) и для них же написанная. С элементами психологии, незлой иронии и юмора.

---

К счастью, в этот день было не холодно и совсем безветренно. Погода располагала и к прогулкам, и к беседам. А они готовы были рассказать друг другу если не всё, то очень многое о себе.

Перво-наперво Роб получил ответ на вопрос, который не давал ему покоя с того момента как он увидел её рисунок. Почему она не поступила прошлым летом? Причина оказалась предельно простой — она слишком поздно решила поступать на базе девяти классов, а когда опомнилась, то экзамены уже шли, и документы у неё не приняли, как она не упрашивала. «Похоже на правду, только всё равно глупо терять целый год, имея такие способности!» — грустно подумал Робка.

И он рассказал ей свою «историю в искусстве». И про фломастеры с ароматами Франции, и про граффити с паркуром, и про четыре класса за два года в художке, и про свой скачок на третий курс училища.

— Какой ты молодец, ты же за четыре года сможешь сделать то, что другим порой не удаётся и за восемь! — восхищённо подытожила его рассказ Алечка. — Я так рада, что у тебя так здорово всё получается! Ведь ты сможешь поступить в институт в возрасте семнадцати, нет, даже шестнадцати лет! — продолжала она всё так же восторженно. — И ты знаешь, я бы никогда не подумала, что тебе, как и мне, всего четырнадцать — ты выглядишь старше.

— Я пару раз на спор проходил фейсконтроль в ночные клубы, — похвастался Роберт, — на самом деле там нет ничего сложного — возраст можно сыграть. Так ты тоже пошла в школу с шести лет? — спросил он с улыбкой, потому что у них опять обнаружилось что-то общее.

— Почти с шести с половиной, я в апреле родилась.

— Так-так, отсюда поподробнее, и какого числа?

— Седьмого!

— Типичный овен! — заключил Робка.

— А ты когда?

— Восемнадцатого июля!

— Нетипичный рак! — засмеялась Алечка.

— А ты веришь в гороскопы?

— Скорее да, чем нет, — на секунду задумавшись, ответила девочка, — знаешь, иногда сбывается, — грустно добавила она, — и, как ни странно, не только у людей… — продолжила Аля и замолчала.

Некоторое время они шли молча. Её что-то тяготило. Что-то очень глубоко засевшее, там застрявшее и незаживающее. Робка чувствовал это и не расспрашивал, чтобы не драть по живому. Он знал — сейчас не время. Но когда гнетущая пауза уже начала затягиваться, он повернулся к ней, и улыбнувшись, попросил:

— Расскажи мне, пожалуйста, «краткую историю жизни Алечки».

Алевтина словно внезапно вышла из гипнотического транса.

— Ну, кратко вряд ли получится! — уже с весёлыми искорками в глазах и деланной серьёзностью произнесла она, — слишком долго живу я на этой грешной земле! — важно поведала девочка и засмеялась. — Но я попробую.

Сосредоточенно нахмурив лобик, будто роется где-то в глубинах памяти она стала картинно живописать своё жизнеописание.

Она была волгодончанкой уже во втором поколении. Её дед с бабкой приехали по комсомольской путёвке строить завод «Атоммаш» ещё в советские времена, когда в новой части города было всего два дома. В общем, давно это было. Мать её родилась и выросла в Волгодонске. Здесь же закончила институт и пошла после его окончания работать на Атоммаш, где и познакомилась с будущим своим мужем и алиным отцом. Красавец-мужчина, передовик производства, высокая зарплата, не пьёт, не курит, любит до безумия. Ну что ещё надо для счастья? Расписались, получили двухкомнатную, строили планы. Началась перестройка с её перегибами и трудностями. Но они были счастливы вместе, и всё им было нипочём. Родилась Аля. Маленькое тёплое солнышко в их трудной в то время жизни. И говорить начала рано, и слух музыкальный, и рисовала лучше всех, и читать научилась в три с половиной года, и в школу с шести лет, и училась на пятёрки, и ребята с девчатами в школе любили и уважали.

— Ну сплошная радость, а не ребёнок! — опять рассмеялась Алечка.

Кроме основной школы она успевала ещё учиться в музыкальной по классу фортепиано и заниматься гимнастикой в спортивной. После пятого класса она поступила в художественную школу и две другие канули в лету. Там она проучилась пять лет, с нулевого класса по четвёртый. А потом вот сорвалась и прикатила в столицу в родной тётке Вале поступать в художественное училище. Правда, опоздала, зато теперь даже работает, а не совсем сидит на шее у родителей. А остальное он и сам видит.

— Краткость — сестра таланта! — зааплодировал Робка, смеясь, — а что же ты прикидывалась в актовом зале, что не имеешь к музыке никакого отношения?

— Ну во-первых, я этого не говорила, ты сам так решил, — прячась за стоящее посреди аллеи дерево и хитро выглядывая из-за него, ответила Аля, — во-вторых, я училась всего три года и сейчас действительно не имею к фортепиано никакого отношения. А в-третьих, мне просто было прикольно сидеть и смотреть, как это делаешь ты. Вот так! Всё просто!

Она показала ему язык и бросилась убегать. Ну конечно же, она знала что это бесполезно — Робка догнал её в три прыжка и поймал за руку. Первым его желанием было обнять и поцеловать беглянку, а, видимо, этого она от него и ждала, убегая. Но он только взял её руки в свои, прижал её пушистые ладошки к груди и нежно-нежно посмотрел ей в глаза, казавшиеся сиреневыми при свете уличных фонарей. И прочитал в них… благодарность. «Почему?» — подумал он. А она отвела взгляд и тихонечко положила голову ему на грудь.

Весь оставшийся путь они проделали молча, взявшись за руки и каждый думая о своём. Им было уже немного зябко, но тепло и спокойно на душе. Когда они подошли к цветочному павильону возле алиного дома, Робка внезапно остановился и, не отпуская её руку, спросил, серьёзно глядя на девочку:

— Можно задать тебе один очень важный для меня вопрос?

— Задавай. — Настороженно сжавшись, разрешила Аля.

— Скажи, а что ты имела в виду, когда предлагала мне дружбу?

— Ну… — облегчённо выдохнула Алечка, — а что ещё можно иметь в виду под словом «дружба» кроме собственно дружбы? — с видом неподдельного удивления переспросила она.

— Только дружбу?

— Ну да, чистый духовно-дружеский союз двух творческих людей! — Как по написанному оттарабанила девочка и улыбнулась. Широко, но как-то загадочно.

Робку от этой фразы под лопаткой словно током прошило. Он на миг еле заметно выгнулся. Но, не подав вида, торжественно изрёк, держа руку за спиной:

— Ну, тогда это тебе! В знак нашей духовно чистой дружбы! — И, словно фокусник, достал из-за спины, большую, просто шикарную белую розу и протянул её Алечке, слегка преклонив колено.

Восторгу девочки не было предела! Она захлопала в ладоши, запрыгала от радости, взяла в руки розу, бережно прижала её к груди и закружилась с ней в танце, воздев счастливые глаза в тёмное и беззвёздное городское небо. Почему-то она была безумно рада именно этой одинокой розе. А может, розе именно этого цвета?

«Странные существа эти девчонки!» — пронеслось в голове у Робки. Он тоже был в восторге, только уже от Алечки. Он смотрел на неё и любовался, глубинами сознания пытаясь понять, а может, почувствовать, чем же был для неё этот прекрасный белоснежный цветок. Комплиментом её чистой душе? Или выражением его отношения к ней? Но скорее всего, она правильно поняла его знак, приняв белую розу за символ дружбы. Видно, совсем не вдруг, идя к нему, она предложила именно дружить… А она всё кружилась в своём странном танце с ангельской улыбкой на лице.

— Упадёшь! — вдруг воскликнул он и бросился её ловить, — голова закружится и упадёшь, глупенькая, — тихо добавил он, поймав её за плечи и нежно глядя в её глаза, светившиеся счастьем. Глаза заблестели и она уткнулась ему в грудь, вздрагивая всем телом. — Ну что ты, маленький? Ну, что случилось? Успокойся, мой хороший. — Он ласково погладил её по голове. Потом поднял в ладонях её личико с уже заплаканными, но от того не менее прекрасными глазами, поцеловал в носик и, вытерев пальцами слёзы, прижался щекой к её влажной щеке.

— Роба, просто мне так хорошо с тобой… — шепнула она ему на ушко и снова заплакав, быстро сняла варежку, достала платок и хотела вытереть свои слёзы с его лица. Робка поймал её руку и вдруг застыл, любуясь.

Как же она была прекрасна, такая беззащитная и такая заплаканная, с большой белой розой в обнимку и небесной улыбкой на лице.

— Пойдём, холодно, слёзки замёрзнут, — улыбнулся Робка.

— Они же солё-о-оные, — в ответ улыбнулась она, не переставая плакать.

Цветочница в павильоне, глядя на ребят, тихо радовалась и умилялась, чрезвычайно гордая тем, что в этой пьесе о любви она тоже сыграла свою хоть и маленькую, но очень важную роль.

Робка опять проводил Алечку до самых дверей. И снова поцеловал ей руку, а она его — в щёку.

Позже Аля рассказала Робу, что тётя Валя в тот день не на шутку перепугалась за племянницу, увидев ту с зарёванными глазами и с розой в руках. Пришлось долго успокаивать схватившуюся за сердце тётку, что, наоборот, всё хорошо, что её новый друг подарил ей цветок, а плакала она от переизбытка чувств. А в квартире потом ещё целые сутки пахло валерьянкой.