Аллен Курцвейл - Шкатулка воспоминаний

• Название: Шкатулка воспоминаний
• Автор: Аллен Курцвейл
• Издательство: АСТ, ACT Москва, Транзиткнига
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-030132-4, 5-9713-0162-4, 5-9578-2072-5

Клод Пейдж. Одно из самых таинственных имен бурного XVIII века Загадочный авантюрист – или великий изобретатель?

Жизнь его была полна приключений и крутых поворотов – от нищеты и безвестности к богатству и славе, от покоя – к смертельной опасности…

По слухам, он обладал поистине сверхъестественной властью над механизмами и… женщинами.

Согласно легенде, одно из его изобретений сыграло поистине мистическую роль в судьбе Марии-Антуанетты…

В чем заключалась его тайна?

Современный исследователь снова и снова пытается отыскать ускользающую истину!

Разгадка скрыта в старинной шкатулке…

---

Когда аббат и Клод прошествовали в кабинет дворянина, молодой красивый слуга объявил, что граф задержится. Аббат сначала осмотрел ртутный бассейн весом в сто пятьдесят фунтов (по его собственным оценкам), затем повернул ручку механического планетария, разместившегося на подставке. Клод по привычке мысленно перечислил все предметы в комнате: коллекция вогнутых и выпуклых зеркал, зажигательное стекло на подоконнике, четыре электрические машины, такие привычные взору философа инструменты, как микроскоп, барометр, гидрометр, гигроскоп (Клод предположил, что не такой точный, как еловая веточка его матери), полка с аэрометрами (один был похож на серебряный волан, другой – на китайскую ракетку, третий – на королевскую державу). Клод обрадовался, что они оставили свои поддельные приспособления дома.

Составление списка прервалось, когда аббат повернул ручку планетария с такой силой, что Марс слетел с орбиты и закатился под стол. Как раз в тот момент, когда Клод пытался восстановить порядок во Вселенной, вошел граф Корбрейский.

– Мы уже встречались раньше, – отчеканил он.

– Да, сэр, в магазине Люсьена Ливре, – ответил Клод, поднимаясь с пола.

Аббат почувствовал, что его присутствие неинтересно графу. Здесь только Клод мог добиться поддержки. Поэтому Оже промолчал, стоя за столом, заваленным изделиями из стекла.

– Мой друг, – сказал Клод, посмотрев на аббата, – тот самый человек, который делал «Даму с собачкой на качелях».

– Давайте больше не будем говорить о тех часах, – ответил граф. – Я совершил ошибку. Пусть это останется нашим секретом. Ведь мне приходится помнить о своей репутации.

– Хорошо, забыли.

– Тогда зачем вы пришли?

– Мы хотим, чтобы вы помогли нам с механическим воспроизведением звуков. Вы интересовались этим раньше.

– Возможно, Даже если и так, я уже все забыл. Это было очень давно.

– Тогда я надеюсь, что вы позволите мне напомнить об этом деле.

Граф любезно согласился.

Клод начал свою речь с лирического рассказа о путешествиях.

– В хижинах горцев я видел машины, в которых дерево и железо слились так же легко и естественно, как встречаются небесная твердь и горы. Я слышал, как голосовые связки мертвецов наигрывают печальные мелодии. Я даже понял, как говорит флейта. И теперь я хочу, monsieur le comte,[112] соединить все эти исследования в одном грандиозном устройстве.

– Не вижу связи между твоими исследованиями. Впрочем, это не твоя вина.

– Моя мать, – продолжал Клод, – говорила, что лучше взрастить один богатый урожай, чем размениваться на многие. Но также она ценила те особенные сады, где разнообразие крылось в их внутренней глубине.

– Ну, покажи мне эту твою внутреннюю глубину.

Клод достал тетрадь с набросками. Граф притворялся, что все понимает. Он задал несколько вопросов не по существу, однако изобретатель отвечал так, будто они раскрывали самую суть его работы. Граф также отметил, что у него есть несколько условий, и Клод с радостью их принял. Ведь выбора у него не было.

Скормив Геркулесу морковку, граф удовлетворенно-благодушно изрек:

– Что ж, ты получишь свою говорящую голову.

Он позвал секретаря. Красивый парень вбежал в кабинет, зажав пантограф под мышкой. Граф диктовал, секретарь строчил, и два набора деревянных рукояток производили на свет тот же самый текст в уменьшенном формате. Контракт был коротким и четким. В нем оговаривались обстоятельства финансирования, способ оплаты и условия оплаты. Имя графа заносилось в текст только после предварительного одобрения с его стороны.

– Репутация, знаете ли, – заметил дворянин.

Главный пункт договора звучал так: «Я оплачу изготовление искусственной головы, которая, при помощи шестеренок и блоков, а также других научных приспособлений, будет говорить. Говорящая голова должна иметь в своем репертуаре, помимо других звуков, такие слова: «Vive le Roi – да здравствует король!» Срок в девять месяцев, начиная с момента подписания договора обеими сторонами и до завершения работ, был надписан сверху, соглашение скреплено подписью графа и засвидетельствовано аббатом, чей автограф было почти невозможно разобрать.

53

Дойти до улицы Святого Севериана можно было и пешком. Но Клод и аббат решили нанять коляску.

– Поторопись! Друзья ждут нас! – сказал Оже.

– Ты рассказал им о встрече?

– Я был уверен в успехе.

По дороге домой они разговаривали друг с другом на языке специалистов – о разнообразных шарнирах, о расположении трубок и зубчатых механизмов, о закаливании стали. И лишь когда они въехали во внутренний двор, аббат остановился.

– Теперь нам пора забыть о делах. По крайней мере на день. Помни, что говорила твоя мать: «Делу – время, потехе – час». Пришла пора веселиться!

Назидательные проповеди мадам Пейдж никогда не включали в себя подобные простоватые изречения, однако Клод был слишком счастлив, чтобы спорить.

Аббат заорал еще со двора:

– Journaliste! Empailleur! Nouricce![113]

Головы Плюмо, Пьеро и кормилицы с Агнес на руках появились в проеме слухового окошка. Клод ничего не сказал. Вместо этого он поднял высоко в воздух полный кошель монет. Головы исчезли. Донесся звук спускающихся по лестнице деревянных башмаков кормилицы, подбитых сапог журналиста и тапочек из выделанной страусиной кожи Пьеро (таксидермист нередко пользовался оставшимися от чучел лоскутами для своих целей).

Друзья выбежали во двор, наряженные и готовые к празднику. Кормилица даже взяла напрокат сложное, слегка старомодное платье, непривычно сдавливающее некоторые части тела. Посовещавшись, Клод и компания решили отправиться на фестивальную площадь.

Вскоре вся группа тронулась в путь, рука об руку: Агнес боязливо схватилась за тонкий пальчик кормилицы, кормилица цеплялась за шершавую руку чучельника (слишком много мышьякового мыла), чучельник держал перепачканные чернилами пальцы Плюмо, а тот, в свою очередь, подхватил под руку аббата. Последний также опирался на Клода, чтобы не упасть. Цепочка не разбилась даже, когда они проходили под аркой, несмотря на то что проход был довольно узким. Все еще держась друг за друга и хохоча, друзья залезли в поджидающую у ворот коляску.

Неподалеку от фестивальной площади они купили маринованных огурцов и овсяный хлеб. Клод заметил человека-оркестр, которого встретил в свой первый день в Париже, и обнаружил, что тот прикрепил еще несколько колокольчиков к наряду. Хотя это и позабавило Клода, он все же решил не портить звуковыми исследованиями праздник. Работа, как верно сказал аббат, начнется по-настоящему только на следующий день.

Агнес протянула пальчик, указывая на арку в дальнем конце площади, где разместился жонглер. Группа друзей попыталась протиснуться поближе, но их остановила толпа, собравшаяся перед крытым павильончиком. Зазывала обещал им показать чудеса эквилибристики и акробатики. Друзья прошли мимо игрушечного скрипача, привязанного к человеку.

– Посмотри! – сказал Клод дочери. – Кукла заставляет своего хозяина играть на скрипке!

Около пожирателя огня, от которого несло серным духом, другой зазывала разглагольствовал о совершенствах человека с обезьяньим хвостом.

– Только что с корабля! – кричал он, не уточняя, с какого именно. – Для леди и джентльменов! Произошел от расы хвостатых галерных рабов, где в скамейках даже проделывали дырки, чтобы разместить их необыкновенные органы! Страшный сон портного, мечта любой женщины! – Играя на любви публики ко всему непристойному, зазывала просунул полы фрака между ног.

Дальше друзья имели честь лицезреть человека с извращенным чувством голода. «Этот человек с жадностью набрасывается на все, что ему дают!» – гласила надпись на плакате, изображающем его предыдущие обеды. Агнес показывала, а Клод читал вслед за ее пальчиком: «Свечка, шерстяные гетры, набор салфеток, амбарный замок с резной скважиной, кадка из-под масла, два карманных ножа, молоток каменщика, конский хвост, горшок с травами, включая сам горшок». Ныне жертвой всепоглощающего голода обжоры стала книга великого Рабле.

– Переплетенная в опоек, – заметил Плюмо.

– Вот бы сюда Ливре! – сказал аббат. – Он всегда терпеть не мог жадных читателей.

– Думаю, извозчик тоже оценил бы этого парня! – отметил Клод.

Все посмеялись над другом, которого сейчас не было рядом (он застрял на паромной переправе через Треву). Они прошли мимо африканца, весьма экзотического человека, который разговаривал сам с собой, присвистывая и прищелкивая. Это веселило зевак, собравшихся вокруг. Клод сказал: «Я где-то читал, что пение скрипки больше всех остальных музыкальных инструментов похоже на человеческий голос. Подозреваю, автор книги не был на родине этого бедняги!»

Наконец группа добралась до жонглера. Выступающий демонстрировал завидное мастерство. Люди толпились возле него, и наши друзья с трудом нашли место, откуда можно было наблюдать. Жонглер подбрасывал в воздух несколько разных предметов, взятых у зрителей. Самыми запоминающимися из них были рыба и кожаный ботинок, снятый с ноги заинтересованного прохожего. Завидев в толпе Агнес, жонглер стащил с ее головы шапочку и добавил в свой круг. Толпа зааплодировала. Клод залез в кошелек и выудил из него мелкую монету. Ему нравилось в этот вечер играть роль покровителя.