Джеймс Риз - Книга колдовства

• Название: Книга колдовства
• Автор: Джеймс Риз
• Издательство: Издательства: Эксмо, Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-41453-6

Геркулина, двуполый адепт мистического ведьмовского сообщества, волею трагических обстоятельств переселившаяся из Франции в Америку, получает приглашение на Кубу от ведьмы Себастьяны д'Азур. Но вместо «мистической сестры» в Гаване ее встречает монах по имени Квевердо Бру. Геркулина и не подозревает, что стала жертвой хитроумной интриги и ее ждет участь живого «герметичного андрогина», предназначенного для создания философского камня…

Энн Райс, создательница знаменитых «Вампирских хроник», назвала ведьминские хроники Джеймса Риза «глубоким проникновением в суть готического романа» и поставила их на равное место с лучшими образцами жанра.

---

Должно быть, той ночью Леопольдина видела похожих на пчел птичек-колибри, и ей повезло, что они не накинулись на нее всем роем, как случилось со мной, и не изжалили.

Той ночью Леопольдина ушла от дома Бру (о, как я задрожала, когда она рассказала мне эту историю, живо напоминавшую о моих страданиях; как я благодарила судьбу за то, что моя малютка избежала опасности), а затем вернулась невредимой в гостиницу. Только брату она осмелилась рассказать о своем двойном открытии: о доме Бру и о птицах. Люк, разумеется, поверил ей. Он всегда верил сестре: во-первых, та никогда не лгала ему, во-вторых, это вполне походило на правду, а в-третьих, так ему было проще. Более того, к рассказу сестры он добавил свои собственные подозрения. Вернее, не столько подозрения, сколько… Он поведал о чем-то весьма странном.

Они безжалостно потешались над гувернером, которому Бру явно очень хорошо платил — в противном случае тот давным-давно сбежал бы от les trésors, проявлявших себя как самые отчаянные сорванцы. Наставник наверняка хотел бы увидеть своих учеников погребенными, подобно зарытым в землю сокровищам ценой в ту сумму, что была обещана ему в качестве вознаграждения за труды. Так вот, этот самый гувернер по имени Рене днем ранее пообещал дать Люку испанскую монету, если тот расскажет ему по секрету, как его сестрица делает «пи-пи».

— Как я делаю что?! — вскричала Леопольдина.

— Как ты делаешь «пи-пи», — повторил смущенный братец. — Ну то есть как ты мочишься, и…

— Да знаю я, что такое делать «пи-пи». Фу! Tues bête![196] Но почему наш Любопытный Нос хочет это узнать?

Нетрудно догадаться, что нюхательный орган гувернера напоминал хобот.

— Не знаю, — ответил Люк, с улыбкой доставая из кармана честно заработанную монету.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что знаю только, как ты какаешь.

И они рассмеялись, потому что Люк выбросил монету через окно прямо на улицу.

Не знаю, продолжали они после этого заниматься с Рене или нет; честно говоря, я сильно сомневаюсь. Скорее всего, они сбежали туда, где обожали играть, пока жили в Гаване, — в кафедральный собор. Близнецы отыскали там статую святого Себастьяна! Потом они мне говорили, будто искали там некий покой, но я полагаю, что цель их походов была гораздо проще: Люк оттачивал свое ремесло карманника, приносившее доход и ему, и сестре.

Услышав о странном вопросе гувернера, я сразу поняла, что именно Бру хотел выведать через своего наймита: не произвела ли я на свет нового андрогина? Нет ли у него под рукой еще одного Ребуса? Если бы оказалось так, он осуществил бы свой план и без меня. Он надеялся понять это, узнав, как мочится Леопольдина — сидя или стоя, либо то так, то эдак. Последнее устроило бы его больше всего: именно так делала я сама, пока была живой. Ах, Бру, проклятый дурак!

Конечно же, дети не унаследовали всех моих особенностей. Леопольдина была просто девочкой, а Люк — просто мальчиком. Но алхимику стало известно об этом не сразу.

Наконец Себастьяна решила, что достаточно окрепла и готова отправиться в новое плавание. По правде сказать, писала она, ее страшило приближение Дня крови и ей хотелось успеть повидаться со мной, тем более что Сент-Огастин — где, как она думала, я находилась — был совсем рядом. Тогда же она догадалась, что ее «сокровища» знают какой-то секрет; она расспросила их, и Люк выложил все, ибо не умел лгать. Леопольдина подробно рассказала и про дом Бру, и про птиц. Себастьяна похвалила девочку. У нее самой зрели кое-какие подозрения, но она была слишком слаба, чтобы докапываться до истины при помощи ясновидения или предпринимать какие-либо реальные действия.

После рассказа близняшек Себастьяна решила, что пора попытаться застать алхимика врасплох. Свое посещение она назвала «светским визитом», а то, что она знает адрес Бру, объяснила не то совпадением, не то умением угадывать подобные вещи, свойственным ведьмам. Якобы она решила поблагодарить монаха за гостеприимство. Себастьяна взяла с собой Леопольдину, они должны были попрощаться с алхимиком и выразить сожаление о том, что так скоро должны уехать. Итак, две ведьмы отправились к дому Бру, в то время как Асмодей и Люк занялись багажом, ибо все четверо (к сожалению, растолстевшая крыска, пятый член их компании, скончалась во время морского перехода и обрела вечный покой в шляпной коробке графини Скавронской, куда по такому случаю было положено три сорта сыра, добытого в буфетной корабля) должны были отплыть в Сент-Огастин на следующее утро. Они собирались нагрянуть ко мне внезапно и порадовать меня своим неожиданным появлением. Ах, если бы так и случилось! Если б они приехали ко мне во Флориду. Если бы я по-прежнему жила в том городе, если бы не уплыла в Саванну и не села на идущий в Гавану «Афей»!

Чтобы подробно рассказать о «светском визите» ведьм к ничего не подозревающему Бру, мне потребуется вспомнить все, что я узнала от участниц события, и подвергнуть их слова художественной обработке. Себастьяна после визита написала в своей книге только одно: «Беги!» Леопольдина также не рассказала всех деталей происшедшего. Что ж, это вполне понятно. Я сама с удовольствием оставила алхимика там, где он находится, причем в буквальном смысле, и никогда никому не раскрывала подробностей.

После такого уведомления я должна каким-то образом «законопатить» сию зияющую дыру, дабы она не потопила корабль моего повествования. Прошу прощения, если что-то из моего рассказа покажется вам не вполне достоверным — у меня нет иного выхода, кроме как дать волю своей фантазии, ибо без толики художественного вымысла я не смогу объяснить вам, что привело меня к моему нынешнему состоянию. Под словами «мое нынешнее состояние» я имею в виду не то, что моя душа ведьмы пребывает в истлевающем теле недавно скончавшейся невинной девицы. Правда, это обстоятельство ставит меня перед выбором: либо писать быстрей, либо искать новое вместилище, ибо тело нынешней моей hôtesse[197] вот-вот закоченеет и станет совсем бесполезным, а также начнет смердеть, покроется подтеками, так что я больше не смогу играть эту комедию. Сейчас я, как кукловод, дергаю за веревочки, вызывающие конвульсии девицы и оживляющие ее пульс, а также издаю притворные стоны, поймавшие судового врача в ловушку жалости: он не смеет передать мою hôtesse капитану, чтобы наскоро отпеть и предать волнам, но не смеет и обещать безутешным родственникам, что она выздоровеет. Он говорит об «инфекции», и это сильно мне помогает. Дело в том, что на судне присутствует моя спутница (о ней еще речь не заходила, но она еще появится на страницах этой книги), и стоит ей лишний раз упомянуть в разговоре об «инфекции», как у всех пассажиров пропадает желание приближаться к двери моей каюты. Если бы не это обстоятельство, моя костенеющая хозяйка и я сама не знали бы ни минуты покоя.

Так вот, когда я говорю о «моем нынешнем состоянии», я имею в виду состояние божественное, духовное или призрачное. Знаю, звучит излишне помпезно. Вообще-то моя спутница имеет обыкновение говорить: «Умерла — и хватит об этом!» Она советует потерпеть до прибытия к месту назначения и уж тогда вселяться в какое-нибудь новое тело. «К чему такая спешка?» — спрашивает она с улыбкой. Будучи смертной, она не в силах понять, какое неотложное дело я ныне делаю.

Поверь, моя дорогая неведомая сестра, читающая эти строки: мне крайне важно полностью и до конца поведать тебе правдивую историю моей жизни. И я прошу у тебя снисхождения, приступая к приукрашенному, «литературному» изложению событий, в которых сама не участвовала. Надеюсь на твое снисхождение. Итак, начинаю рассказ о том, как моя soror mystica вместе с «сокровищами» покинула Кубу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Такой же долго снился мне старик,

Как ты, беспутный, спившийся и толстый.

Я позабыть стараюсь этот сон.

У. Шекспир. Генрих IV, часть II (Перевод Б. Пастернака)

Себастьяна с Леопольдиной нагрянули в дом Квевердо Бру неожиданно, застав алхимика врасплох на его assoltaire. Он предстал перед ними уже не в черном костюме из парусины и шелка, но в каком-то немыслимом бурнусе, пропахший вонючим потом. Леопольдина вела свою спутницу к дому с черными воротами, шагая по улицам Старого города очень медленно и осторожно — гораздо медленнее и осторожнее, чем, казалось бы, требовала ситуация. Несмотря на юный возраст, девочка уже достаточно повидала в жизни и многое понимала; она подозревала, что Бру предает и ее спасительницу, и весь мир теней. Да что там — не просто подозревала, а знала об этом и жаждала с ним расквитаться. Однако нужно было соблюдать осторожность. Себастьяна чувствовала себя не слишком уверенно на извилистых улочках старой Гаваны, она прикрывалась желтым шелковым зонтиком от солнца и старалась не ускорять шаг, чтобы слишком быстрое приближение к дому Бру не всполошило птиц и их хозяин не узнал заранее, что к нему идут. Надо было появиться неожиданно, дабы алхимик не успел прибегнуть к обычному маскараду, скрывавшему его истинное лицо. Мои ведьмы хотели застать его «голым».