Дамиен Бродерик - Игроки Господа

• Название: Игроки Господа
• Автор: Дамиен Бродерик
• Издательство: АСТ, Адаптек Пресс
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-054076-1, 978-5-93827-132-6

Августу Зайбеку 20 лет, он совершенно обычный человек. Однажды, его двоюродная бабушка Тензи сообщает, что она находит трупы в ванне каждую субботнюю ночь, к утру они всегда исчезают. Август воспринимает этот рассказ как фантазию пожилой леди, пока он сам не натыкается на труп, который впихнули в ванну на втором этаже дома его тети. Даже это не беспокоило его, но когда кто-то выходит из зеркала в ванной… Август обнаруживает, что он — Игрок в Состязании Миров. Он открывает тайны космоса, в конечном счете, космос оказывается вычислением, учится выживать в сражении между Игроками и порочными К-машинами, встречает Хорошую Машину, которая убила всех в одном из миров, и воскрешает себя из мертвых.

---

— Я напишу рапорт об этом парне, — сказал мусорщик женщинам, — но просто угостите его зеленью — и никаких проблем.

Потом приподнял свою кепку в моем направлении:

— Доброго вечера, сэр, и благодарю за помощь.

Затем он вскарабкался на раковину, выдвинув предварительно два ящика из шкафчика, чтобы облегчить восхождение, и шагнул в никуда. Зеркало дрогнуло — и вновь застыло, словно пруд в безветренную погоду, покрылось золотистой патиной, на краях восстановились выщерблены. Я видел в нем отражение Мэйбиллин, которая целилась в меня из трубки. Голубой огонь, зеленый луч — какая разница. Я хотел просто залезть в горячую ванну, лечь в постель и пробудиться от этого преимущественно бессмысленного сна. Правда, все сны бессмысленны, с этим не поспоришь.

— Давайте-давайте, — предложил я, — выметайтесь в окно и улетайте на своих волшебных швабрах.

— Мы должны…

— Да, я в курсе, — и как они собираются объяснять окно без стекла и паленую краску? Возможно, вернутся обратно, когда я буду спать, и все исправят. — Что ж, давайте, пронзите меня своим амнезийным лучом — и дайте наконец поспать, я провел за рулем весь сегодняшний день, с шести утра.

Лун взглянула на меня и взяла у своей напарницы трубку. Мэйбиллин не стала терять времени даром — выбралась через окно и исчезла. Красавица приблизилась ко мне, притянула мою голову к своему блестящему красному рту. Я ждал, что она меня укусит. Элемент вампиризма, отлично!

— Знаешь, как говорят, Август, — мягко прошептала она мне в ухо, — «Пять — серебром, золотом — шесть, семь — тайной, чтоб в могилу с собой унесть».

Оглушенный, я отпрянул от нее. Этим стишком убаюкивала меня внучатая тетушка Тэнзи после гибели родителей. Древнее гадание, позже рассказала мне она, что-то с родины моего отца. Теперь эти строчки пульсировали в моем теле, и я глухо ответил:

— Да, Лун, я знаю эту считалочку, — Тэнзи, телефонный экстрасенс, достаточно часто бормотала ее при мне своим клиентам. — «Один — для печали, два — на беду…» Вообще-то, на мой взгляд, бед для одного дня мне выпало с избытком.

Она радостно засмеялась.

— Ты очаровательный мальчик! Помнишь, как она кончается? «Одиннадцать — ведьма летит далеко, двенадцать — весь мир танцует легко». На один месяц больше, чем в году. Я еще вернусь и взгляну на тебя. Кто знает? — тут она, к моему удивлению, поцеловала меня. — До свидания.

Потом отступила, дважды прикоснулась к трубке. Вспыхнуло изумрудное сияние. Оно было холодным; я содрогнулся от мягкого шока, и комната подернулась туманом, будто во сне. Покачиваясь на своих облаченных в носки ногах, я наблюдал, как Лун осторожно выбирается через оконную раму. Там она словно зависла в воздухе, темный силуэт на фоне темноты. Проделала что-то, возможно, перекалибровку инструмента, и голубой свет нарисовал окно — точно такое же, как раньше, застекленное, покрашенное.

Я ждал черноты, потери памяти, амнезии. Вместо этого мое тело точно покалывали булавки и иголочки. Спотыкаясь, я проковылял к раковине и плеснул себе в лицо холодной водой. Я все помнил. Да, эти воспоминания были абсурдными, смешными, нелепыми. Я избавился от одежды, в то время как вода наполняла ванну, и по комнате полз пар. Затем уселся в чудесную горячую воду, скребя ароматным мылом подмышки и другие вонючие места. Выставил левую ногу из мыльной воды и повернул, чтобы рассмотреть серебристые иероглифы на подошве. Я отчаянно надеялся, что Лун не окажется моей давно потерянной сестрой или еще каким родственником. Насколько я знал, у меня, к счастью, не было потерянной сестры. (Вот-вот, именно что насколько я знал. Бедный гусеныш.)

Пока вода спускалась, я яростно вытерся, желая спать настолько отчаянно, что это чувство больше напоминало голод. Собрал одежду и ботинки и в темноте протрусил по холодному полу в спальню. Окно было распахнуто, сетка от насекомых натянута — сквозь проволоку я видел ясное, очень черное небо — ни луны, ни ведьмовских метел, ни НЛО, ни лучей прожекторов. Мерцали звезды, прохладный ветерок доносил из сада запахи свежей земли и листьев. Почему они ошиблись? Без сомнения, их записи должны были сообщить, что один игрок увиливает от обязанностей, что одна фигурка в их проклятом великом Состязании затерялась в человеческом море после смерти родителей. Я показал небесам средний палец — и увидел, что он дрожит. Не такие уж и умные, черт бы их побрал. Потеряли меня на двадцать лет, и я скрывался, пока сам не нашел ублюдков.

Теплая подушка. Лун. Ведьма летит далеко. Ее восхитительные жгучие губы. За окном лежал огромный темный мир. И из него вели двери. Я спал.

Три

Деций

Настроенный решительно, Деций Зайбэк карабкался по Т-первичной последовательности туда, где боготвари ожидали рождения в смертельных осколках космоса, одного из немногих, в котором онтология и местные законы физики дозволяли реализацию такого пути к славе. Цветистые бесконечности разлетались из-под ног с каждым шагом его отполированных кожаных подошв, изготовленных по личному заказу знатоком-сапожником в соседствующей с Землей Шанге.

«Schwellen» открывались и закрывались, повинуясь его божественным повелениям, пока он шел через туман метафизической сложности. Стоило ему остановиться, как вокруг мгновенно возникала вакуоль, обеспечивающая поддержание необходимых для жизни условий, наполненная влажным воздухом для его дыхания, освещенная цветовым спектром, воспринимаемым его глазами — непроницаемый щит против ревущей агонии распыленного пространства-времени за пиксельными границами. Как всегда, он испытывал благодарность к боготварям, однако это чувство не могло ни отвлечь его от цели, ни внушить бесполезное благоговение.

Он смотрел наружу через почти прозрачный щит на родственные вселенные, сменяющие друг друга, каждая следующая на шаг опережает предыдущую на пути к катастрофе, к компактизации, к инцистированию. Там, завернутое в кричащую тишину смоделированных гравитационных обрезков энергии, покоилось семя этих боготварей, Ангелов, которые, он не сомневался, представляли собой лишь субстрат для Состязания — или должны были превратиться в таковой после своего рождения в конце времен.

В этой вселенной, сказал он себе, угрюмо созерцая пятнистую темноту, кончается ночь; тени на западе укорачиваются, и в конце концов здесь наступит вечный день. Его кожаные подошвы удовлетворенно стучали по плитке, затем по полированным доскам, по зернистому бетону, по податливому металлу, серому, словно старый алюминий, по чистому свету, натянутому, точно батистовая ткань… В честь рабочего дня Деций тщательно облачился в lung-p’ao из искусственного дамаста, рубаху с разрезами спереди, сзади и на боках, в духе наездников, сшитую его любимым портным из Пайпа. Роскошные узоры украшали рабочую робу: из волн вставали горы, их верхушки пронзали облака, где резвились драконы. Поверх тугого воротничка он повязал шерстяной клубный галстук, темно-бордовый с хаки, цвета Ирода. Он сделал последний шаг в Т-первичное закрытое пространство-время — и оказался на станции Игдрасиль.

В полумраке тикали дедушкины часы, точные, успокаивающие, символ постоянства. Насколько Деций знал, ни он сам, ни другие члены семьи их здесь не вешали. Очередное свидетельство доброты Ангелов, которым вскоре предстоит родиться в этом пространстве со множеством форм, искривленном финальным алгоритмом в конденсирующийся, умирающий космос — большее сокровище, нежели драгоценная жемчужина — в котором космологическая константа лямбда станет равна нулю, и местная закрытая вселенная получит великий шанс, какого не выпадает почти никому — шанс коллапсировать и тем самым, в момент мучительной, пламенной смерти, достичь Т-бесконечности.

Он обнаружил, что его стол по-прежнему завален различными бумагами, и со вздохом уселся на большой оранжевый эргономичный пластиковый шар, купленный в Сиэттле. Застегнул широкие манжеты и принялся за работу, черкая ручкой направо и налево, выискивая в ворохе привычной информационной физики и онтологической механики толкование предсказания. В прошлом, случалось, его ручка неожиданно пузырилась и текла, словно внезапно падало давление воздуха на станции. Это приводило его в ярость: так он испортил свой лучший шелковый chi-fu. Увы, вычислительные устройства здесь просто не работали — слишком близко к финальной компрессии Точки Омеги. Их алгоритмы обращались в пыль. То же самое происходило и с кремниевыми и искусственными квантовыми штуковинами. Удивительно, что работали мозги; по-видимому, их спасали особенности белковых сетей, и нарушалась только функция сна. Он слегка пожал плечами. Да, здесь не место для беспечных сновидений.

Тяжелая дверь с шипением открылась. В кабинет вошел его взъерошенный адъютант, полуголый, почесывающий голову с рассеянной улыбкой. Гай остановился возле стола и, дыша слегка кислыми парами, дружески чмокнул Деция в щеку.