Клод Изнер - Убийство на Эйфелевой башне

• Название: Убийство на Эйфелевой башне
• Автор: Клод Изнер
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-064994-5, 978-5-271-26789-5

Исторический детектив «Убийство на Эйфелевой башне» переведен на многие языки и стал мировым бестселлером. Сюжет романа основан на реальных событиях, упоминавшихся в газетах того времени.

В 1889 году, через сто лет после взятия Бастилии, в Париже проходит Всемирная выставка. К этому мероприятию приурочено торжественное открытие Эйфелевой башни. И вот солнечным утром в толпе посетителей, толпящихся на платформах башни, погибает женщина. Может ли укус пчелы быть причиной ее смерти, или существует другое объяснение?..

---

Виктор медленно попятился. Щеголять в таком галстуке розового шелка способен только один человек: Кэндзи Мори.

Кто-то выкрикнул его имя:

— Мсье Легри! Э-ге-гей, мы здесь!

Эдокси махала ему рукой. Мариус, Антонен и Кэндзи одновременно повернули головы в его сторону. Один из троих поднял руку, подзывая его. У Виктора перехватило дыхание. Перчатки. На этом типе были толстые перчатки. Кто там вспоминал про перчатки?.. Кучер. Кучер в деле Островского! «Перчатки в такую жару…» Перчатки, чтобы предохранить себя от яда!

Виктор ощутил опасность. Он стоял, остолбенев. Это был он, он!

Затрещали аплодисменты, фанфары протрубили первые такты «Марсельезы», на трибуну поднялся Гюстав Эйфель. В толпе возникло движение. Воспользовавшись толкотней, Виктор стремительно бросился к Таша, но вдруг свернул направо, прошел по галерее и вышел на северную лестницу, ведущую на вторую платформу. Он преодолел несколько ступенек, даже не удосужившись оглянуться, так как был уверен, что тот человек не отстает от него ни на шаг.

«Давай, иди сюда, подонок, иди!»

Любой ценой увести его от Таша! Виктор сделал крутой поворот, сбежав по ступенькам и выйдя к сувенирной лавке. Бросив быстрый взгляд в витрину, понял, что человек в перчатках проглотил наживку. Теперь Виктору оставалось рассчитывать только на быстроту своих ног. Лифт прибыл с первого этажа, он вскочил туда, как только вышли поднявшиеся, и смешался с толпой. Над ухом прозвенел голосок:

— Мир тесен, не так ли, друг мой?

Виктор обернулся. Человек в перчатках улыбался ему, спрятав руки в карманы. Виктор заставил себя взглянуть ему в лицо.

— Гувье дал мне приглашение и сказал, что…

Он не успел закончить фразу, кто-то наступил ему на ногу каблуком и навалился всем весом. Виктор вскрикнул и хотел отодвинуть невежу, но от боли у него еле двигались руки. Он увидел, что человек сжимает что-то в ладони. Выскочил на лестницу южного входа, налетел на какую-то женщину и остановился, готовый к тому, что в это самое мгновение напитанная кураре игла глубоко войдет в его тело. Виктор успел вспомнить, как однажды на берегу Сены нашел еще живую рыбину, брошенную рыбаком, с выпученными глазами и порванной крючком губой.

Человек в перчатках все еще улыбался. Никогда еще Виктор не испытывал такой ненависти. Она готова была выплеснуться наружу, но вдруг он в ужасе застыл, увидев, как чья-то тень мелькнула за спиной человека в перчатках, и тот резко обернулся. Виктору показалось, что каждый кадр задерживается на долю секунды, а потом, в полной тишине, его сменяет другой. Настоящий сеанс хронофотографии: вот на лице у человека в перчатках недоумение, потом оно искажается яростью, а нападавший с неумолимой силой выворачивает его руку так, что татуировочная игла входит ему в ляжку, легко преодолев тонкую ткань полосатых панталон.

На лице Мариуса Бонне застыло выражение крайнего изумления. Смерть пришла на свидание, которое он назначил, да только удар ее бархатной перчатки пришелся по нему самому.

Виктор услышал гомон, крики, сделал несколько шагов, хотел поднять панаму, но мышцы не слушались его. Он посмотрел на распростертое на полу еще живое тело и поднял глаза на Кэндзи.

— Как же вы вовремя! — только и смог выдавить он из себя почти беззвучно.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Суббота 2 июля

Графиня де Салиньяк разделила местность на боевые квадраты. Рафаэле де Гувелин достались стеллажи слева, Адальберте де Бри и Бланш де Камбрезис — справа. Матильда де Флавиньоль, которой помогала Валентина, старательно прочесывала полки, стоящие посредине.

— Поторапливайтесь, я вижу, он возвращается! — воскликнула графиня, занимавшая наблюдательный пост. — Что там «Та, которая»? Вы ее нашли?

— Нет. О, вот интересная книжечка, «Обесчещенная Лукреция» Вильяма Ше…Шеек…

Дверь магазина распахнулась — это, размахивая «Пасс-парту», ворвался Жозеф.

— Специальный выпуск о деле на башне!

— Дайте взглянуть! Дайте взглянуть! — заверещали женщины.

Выставив вперед перо, которым смахивал пыль с корешков, он силой заставил их отступить.

— Спокойствие! Тишина! Статья подписана Антоненом Клюзелем, я его знаю, он сюда приходил, это знакомый мсье Легри.

— А где мсье Легри? — спросила графиня.

— В префектуре полиции. Его и мсье Мори допрашивает инспектор Лекашер. Какая история!

Жозеф поудобнее уселся на лестнице, развернул газету и прочел:

ЭКСКЛЮЗИВНЫЕ ПРИЗНАНИЯ УБИЙЦЫ только для читателей «Пасс-парту»

Десять дней странные происшествия, приводившие к гибели посетителей, омрачали удовольствие от Всемирной выставки, повергая следователей в настоящее замешательство. Череду несчастных случаев вызвали укусы пчел, или то были преднамеренные убийства? Завесу над этой тайной приподнял Антонен Клюзель, предоставив на суд публики исповедь, которую оставил ему Мариус Бонне, найденный мертвым вчера вечером на первой платформе Эйфелевой башни.

— Подумайте, ведь и мы там были! Нет, мои нервы этого не выдержат! — воскликнула графиня.

Опустив газету, Жозеф смерил ее пренебрежительным взглядом.

— Вы действительно хотите услышать посмертную исповедь убийцы? — резко спросил он.

— Безусловно, друг мой, продолжайте, продолжайте!

— В таком случае я требую тишины, чтобы было слышно, как муха пролетит, ясно?

Он поудобнее устроился на своем насесте и приступил к чтению:

«Чувствовали ли вы когда-нибудь острую боль, такую сильную, будто верхнюю половину тела разрывают железные крючья? Приходилось ли вам страдать от удушья, такого стеснения в груди, что вы не в состоянии хоть что-нибудь предпринять? В первый раз такое случилось со мной в прошлом году, когда я присутствовал на торжественном открытии института Пастера.

Доктор сказал мне, что у меня грудная жаба и если я продолжу прожигать жизнь, меня скоро не станет. Бросить журналистику, сказать „прощай“ всему тому, в чем я видел особую прелесть, — ни за что! Раз жизнь моя оказалась на волоске, я решил пойти ва-банк и осуществить давнюю мечту: создать собственную газету, которая переплюнет популярность „Пти журналь“.

Мне удалось уговорить состоятельного инвестора, Константина Островского. Он негласно профинансировал меня, согласившись дать мне ссуду. Я дал расписку, в которой обязался вернуть долг не позднее 31 декабря 1889 года. Спустя некоторое время после выхода первых номеров „Пасс-парту“, в апреле, он передумал и потребовал возместить ему и капитал, и проценты, в противном случае грозился меня разорить. Того, кто долгие годы зарабатывал на хлеб бульварными бреднями, трудно удивить. Я пустил в ход дипломатию. И добился отсрочки на несколько недель. В мозгу немедленно созрел единственно возможный выход: убить этого человека. Я задумал совершенное преступление, у которого невозможно будет найти мотив, и в то же время хотел увеличить тираж „Пасс-парту“, предложив читателям тему не менее волнующую, чем Джек Потрошитель. Очень скоро мой план был готов. Он состоял в том, чтобы устранить некоторое количество людей, которых объединяло бы только то, что они оказались в один и тот же момент в одном и том же месте. Разумеется, в списке намеченных жертв был и Константин Островский. Полиция, сбитая с толку, безуспешно искала бы логику в этих убийствах.

Какое оружие выбрать? Револьвер? Слишком шумно. Холодное оружие? Слишком заметно. И тут я вспомнил, что Константин Островский увлекался экзотическими вещицами. Помимо прочего, у него была и коллекция калебасов и керамических горшочков, приобретенных у перекупщика из Венесуэлы. Однажды он показал мне их содержимое: коричневое, рыхлое вещество, перемешанное с землей, которое он назвал „смерть в бархатной перчатке“. Он говорил: „Это сок травы, убивающей без всякого шума, она называется кураре, ее используют индейцы Южной Америки“. Я попенял ему, что опасно хранить такую смертоносную субстанцию без предосторожностей. Он возразил: „Ее еще надо уметь приготовить“.

Я прочел множество трудов, описывающих этот яд, проштудировал текст Клода Бернара. Я узнал, как получить раствор для инъекций из чистого кураре: достаточно вскипятить его в дистиллированной воде и потом процедить. Стащить один керамический горшочек у Островского было под силу даже ребенку. Но как ввести кураре жертве? Шприцем Праваца? Троакаром? Я колебался. Спросить в аптеке?

Слишком рискованно. И тут мне улыбнулась удача. В книжной лавке моего друга Виктора Легри есть витрина, в которой его компаньон, мсье Кэндзи Мори, выставляет сувениры, привезенные из своих путешествий. Стоило мне увидеть татуировочные иглы из Сиама, как я чуть не закричал от радости: теперь у меня было идеальное оружие».

— Какой негодяй! — воскликнул Жозеф.