Алла Соколова - Выпуск 2. Пьесы для небогатых театров

• Название: Выпуск 2. Пьесы для небогатых театров
• Автор: Алла Соколова
• Издательство: Независимое объединение петербургских авторов «Домик драматургов»
• Жанр: Драматургия
• Год: 1997

Книги серии «Ландскрона» выходят небольшими тиражами (до тысячи экземпляров). Но это — целевые издания. Они не предназначены для случайных людей. В них представлены разные драматурги. Их связывают два обстоятельства — принадлежность к Петербургу и профессиональный уровень. Все они прошли через мастерскую драматургов при СТД, все имеют опыт работы с театрами.

Руководитель проекта: Андрей Зинчук

---

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Часы я, Верочка, свои серебряные продал, тетка говорила, отцовские еще, вроде…

Пауза.

ВЕРА ИВАНОВНА. Жалко.

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. А мне нисколько. Я тебе еще подарок хотел в мороженице вручить.

ВЕРА ИВАНОВНА. Подарок? Мне?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Как положено. На свадьбу.

ВЕРА ИВАНОВНА. Ой, а я тебе ничего такого…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Как ничего? Вы мне сердце свое подарили, Вера Ивановна, а говорите ничего.

ВЕРА ИВАНОВНА. Ну, сердце, это…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Самое дорогое и есть. А теперь зажмурьте глаза и протяните ручку.

ВЕРА ИВАНОВНА. Зачем?.. А… (Догадалась. С улыбкой зажмуривается и протягивает руку.)

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ (что-то кладет Вере Ивановне в раскрытую ладонь). Открывайте!

ВЕРА ИВАНОВНА. Ой!.. Паша!.. Какое красивое… и камешек… (Надевает кольцо.) Прямо как раз… Вот спасибо! (Бросается ему на шею, целует.) Милый мой, какой ты хороший! Какой ты добрый!.. Пашенька!.. Чем же я заслужила… глупая такая… ворчунья…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ (смущенно). Я рад… я рад…

ВЕРА ИВАНОВНА. Знаешь, это мой первый подарок в жизни. От мужчины. Я его буду на наши свидания надевать, ладно?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Почему только на наши…

ВЕРА ИВАНОВНА. Да дочка увидит… Отнимет… Скажет, зачем тебе такое, дай мне. А сама пропьет с собутыльниками… И где ее только, непутевую, носит?

Пауза.

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Ничего. Скоро уедем.

ВЕРА ИВАНОВНА. Ты мне вечером позвони, ладно?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. А ты уже уходишь?

ВЕРА ИВАНОВНА. Ну… еще пять минут посижу. А завтра…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Завтра я переезжаю, Вера.

Пауза.

ВЕРА ИВАНОВНА. Еще ничего не приглядел?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Нет… пока. Не успел.

ВЕРА ИВАНОВНА. Паша, я тебя не могу… к себе. Ты не обижаешься?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Что ты! Я понимаю! Я ничего!..

ВЕРА ИВАНОВНА. Во-первых, дочь не сегодня-завтра явится…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Верочка, не переживай, пустяки…

ВЕРА ИВАНОВНА. Во-вторых, соседи…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Я же говорю, не впервой…

ВЕРА ИВАНОВНА. Как-то все нехорошо…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Ничего, недолго осталось.

ВЕРА ИВАНОВНА. Может, не ждать весны, а прямо сейчас, а?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Погоди. Месяц еще хотя бы поработаю, потом на разведку съезжу. Посмотрю, что, как… Может, и не будем ждать. Посмотрю…

ВЕРА ИВАНОВНА. Господи, помоги нам! Бедным твоим людям, прежде чем мы придем к тебе, помоги нам, Господи, найти место успокоения и мира на твоей земле! Господи, мы так долго терпели и страдали без ропота, а теперь просим тебя и молим, помоги нам!..

Картина третья

Поздний осенний вечер. То же место действия. Холодно, сыро, темно. Типичная петербургская погода с ветром и мокрым снегом. У Владимирской церкви, на ящике, прислонившись к ограде, сидит, съежившись, Павел Сергеевич, поджидая Веру Ивановну. Увидев ее, он неловко вскакивает и бежит ей навстречу.

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Верочка!

ВЕРА ИВАНОВНА. Паша!

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Здравствуй, Верочка!

ВЕРА ИВАНОВНА. Здравствуй, родной. Давно прибыл?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Да я ведь сразу и позвонил, как с поезда…

ВЕРА ИВАНОВНА. Ну как, жив, здоров?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Жив…

ВЕРА ИВАНОВНА. Удачно съездил?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Расскажу… все.

ВЕРА ИВАНОВНА. Ты не голодный?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Я?.. Не помню… вроде что-то с утра ел…

ВЕРА ИВАНОВНА. У меня бутерброды… взяла с колбаской… Зайти бы куда.

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Ничего. Вот ящик наш любимый. Посидим.

ВЕРА ИВАНОВНА. У нас дожди, слякоть, холод. Там-то как, получше?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Там тоже дожди…

ВЕРА ИВАНОВНА. Ну, поешь, поешь, после… (Наливает ему из термоса чай.)

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Вот это хорошо. Горяченький. Я что-то промерз…

ВЕРА ИВАНОВНА. Там тоже, говоришь… Что ж, осень, она везде… Ты не простудился в дороге?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Немножко как будто есть…

ВЕРА ИВАНОВНА. Что? Температура?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Да нет… должно быть так… пройдет.

ВЕРА ИВАНОВНА. Ты смотри, не заболей. Нам теперь болеть нельзя.

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. А что это ты с такой сумищей?

ВЕРА ИВАНОВНА. Я? Ох, Паша, не спрашивай. Тут такие события… Не знаю, если б не ты, хоть в петлю, ей Богу!

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Что случилось?

ВЕРА ИВАНОВНА. Случилось… да… Да ты ешь, ешь, после, потом… (Вдруг заплакала.) Наташка моя комнату продала!

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Как продала? Кому? Вашу комнату? Где вы все живете? (Вера Ивановна плачет.) Вера! Как же это?..

ВЕРА ИВАНОВНА. Так!.. Через деловой брак!.. Азербайджанец какой-то или… уж я не знаю, кто он там по национальности… Моя-то дура по пьяни… наговорили ей, она и рада… А теперь он вселился и требует, чтобы мы в недельный срок… Иначе он в суд подаст… на выселение… Что делать, Пашенька, а?..

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Погоди, какое же он имеет право…

ВЕРА ИВАНОВНА. Да ведь какие у нас теперь права? Деньги — вот все права!

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Нет, но ты же пенсионерка, блокадница, — это же твоя…

ВЕРА ИВАНОВНА. Это такой страшный человек, Паша! Он… он всех купит, всех судей, всех адвокатов, он нам на кухне так и сказал. — Я вас всех, — говорит, — куплю, — сам улыбается, а зубы у него сплошь золотые. И купит, Пашенька, ты бы видел, что он себе домой тащит в холодильник, сплошные банки по невозможной цене иностранные. А вчера с двумя девушками пришел молоденькими, Паша, что они там вытворяли, стыдно сказать! Мою дуру напоили, она и проспала до утра, а я на кухню ушла, всю ночь там и просидела.

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. А Алеша где?

ВЕРА ИВАНОВНА. Алеша!.. (Зарыдала.) Алешеньку, Паша, забрали!

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Куда забрали?

ВЕРА ИВАНОВНА. В интернат инвалидный. В интернат-то к нему прихожу в воскресенье, впускной день у них. Что, говорю, Алешенька, как тебе здесь, не очень плохо? — Плохо, бабушка. — А что же, Алешенька, плохого? — Да при мне, — говорит, — одного мальчика побили, он до горшочка не дотянулся, ну и штанишки испачкал… — А тебя, — спрашиваю, — не обижали? — Нет, пока, кричат только очень. — Говорит — и глазки у него такие испуганные, грустные… Я, конечно, в слезы, так он же меня еще и утешает. — Ничего, — говорит, — бабушка, не плачь, вы с дядей Пашей только к себе меня на лето заберите, хорошо? Очень мне хочется летом в деревне пожить… (Плачет.) Все понимает ребенок…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Да, дела…

ВЕРА ИВАНОВНА. Наташка моя, видно, совсем рехнулась. Как дурочка, сама с собой ходит, разговаривает, то ли он ей чего подсыпал? Отравит он ее, чует мое сердце, отравит.

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Погоди, комнату, говоришь, она ему продала, а деньги где?

ВЕРА ИВАНОВНА. Деньги?.. А я, Паша, не знаю… Я, Пашенька, ничего не знаю. Он говорит, я вашей дочери на книжку положу. У нее спрашиваю, та только на меня глаза таращит да улыбается. Нет, это не от водки, это он уж ей точно чего-нибудь подсыпал…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Может, мне с ним поговорить… по-мужски?

ВЕРА ИВАНОВНА. Ой, что ты! Не дай Бог! Еще тебя укокошит. Он все может, подговорит кого-нибудь… Нет, Пашенька, уходить нам надо. А как уйти? Сердце кровью за Наташку с Алешенькой обливается. Я уж и пожитки все собрала, сложилась… а это вот на первый случай, сегодня уж домой не пойду. Решила так: встречу тебя, где-нибудь вместе заночуем, где Бог даст. Я уж теперь не хочу с тобой расставаться, будь что будет. Хоть на вокзале, хоть в подвале, хоть на чердаке, лишь бы вместе, вдвоем. Вот, все я тебе выпалила, все свое горе… Ты-то как? У тебя-то что? Нашел дом-то?

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Нашел.

ВЕРА ИВАНОВНА. Слава Богу!

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Да только…

ВЕРА ИВАНОВНА. Что? Ты не тяни, а то у меня сердце замирает. Ты по порядку…

ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, приезжаю я на то место, что тебе говорил… Там у меня когда-то вроде родственница жила, пятая вода на киселе… Приезжаю, — а там пусто. Я сперва, знаешь, не понял, ошибся, думаю. Ну, стою так, спросить не у кого, походил, побродил… Место, вроде, то, и речка так течет, и пригорок, и сосны… а деревни нет, как корова языком, ни следочка.