Алексей Поярков - Ликвидация. Книга первая

• Название: Ликвидация. Книга первая
• Автор: Алексей Поярков
• Издательство: РОСМЭН
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-353-02822-2

Он каждый день висит на волоске от смерти, чувствует за спиной ее леденящее дыхание. Смерть смотрит на него глазами воров, убийц и бандитов, она забирает его друзей, соратников и близких. Но он обязан выжить и для этого стал сыщиком, охотником, зверем, познав, что не всякий друг надежен, не всякий преступник — враг... Его знает вся послевоенная Одесса — подполковника уголовного розыска Давида Гоцмана, но лучше всех изучил его враг, главарь банды Академик, для которого избавиться от ненавистного мента — дело принципа.

---

— Виталий, здесь надо посмотреть за пол-Одессой, — устало проговорил Давид. — Где я возьму людей?.. А вот за эти пистолеты у меня в душе заноза. Пацаны с разных районов. И водящие у них разные… А пистолеты — как с одного лотка.

— Какие версии?

— Пока никаких.

Они остановились на углу, пропуская вывернувший из подворотни фургон с надписью «Рыба». Невдалеке виднелся театр, возле которого уже зажигались вечерние огни. Театр — одно из немногих в Одессе зданий, которое снабжалось электричеством бесперебойно, по специальному распоряжению обкома. Прочие тонули во тьме.

— В театр не пойдешь?

— Нет, — помотал усталой головой Гоцман и даже зажмурился от предвкушения. — Я лучше пару часов подушку придавлю. А повезет, так и на всю ночь залягу… Завтра опять карусель начнется.

— Завтра я с тобой, — быстро сказал Кречетов.

— За завтра — завтра поговорим… Бывай.

Они пожали друг другу руки. Тихо насвистывая, Кречетов направился ко входу в театр. За ним, на большом расстоянии, тоже рассеянно посвистывая, шел худой, стриженный наголо мальчик лет тринадцати, одетый в застиранную ковбойку и подпоясанные ремнем солдатские брюки.

Через десять минут Кречетов, выслушавший заверения администратора Шумяцкого в совершеннейшем почтении, сидел в гримерке Тони и, улыбаясь, вслушивался в звуки скандала, который певица устраивала костюмерше.

— Это поглажено?! Вот ЭТО — поглажено?! — рвалось в полуоткрытую дверь. — Взгляните на этот шов!!!

— Антонина Петровна! Со сцены ж никто не увидит…

— Я увижу!!! — взвился поставленный голос Тонечки. — Этого достаточно!!!

Она влетела в гримерку, переполняемая чувствами. И, как всегда в такие моменты, показалась Кречетову особенно красивой.

— Антонина Петровна, вы сегодня блистательно выглядите. — Он встал, щелкнул каблуками, склонился к ее руке.

Как в старой армии, подумалось Кречетову. Только до революции звания майора не было, его еще при Александре III отменили… Поймав себя на этой мысли, он сам себе подивился: сколько ненужных сведений скопилось в его голове!..

— Виталий, давай без пошлых комплиментов! — дрожащим от негодования голосом бросила Тоня. — Не нужны мне сейчас пошлые комплименты, ты понимаешь это или нет?! И потом, почему ты здесь сидишь? Мне нужно переодеваться!..

— Пожалуйста, не надо со мной так разговаривать, — мягко улыбнулся Кречетов.

— Ах так!.. А ну пошел вон!

Кречетов сильно схватил ее за запястья, притянул к себе, властно заглянул в глаза:

— Со мной. Не надо. Так. Разговаривать…

Через несколько секунд Тонечка сдалась. Капризно надула губки:

— Извини… но… но я же должна настроиться.

— Это ты меня извини, — усмехнулся Кречетов. — Настраивайся. А я пойду.

Он поцеловал ее, подхватил с гримерного столика фуражку и вышел.

— Что вы там копаетесь?!! Я сказала, один шов, а не все платье!!! — догнал его уже в фойе свежий голос Тонечки.

Глава двенадцатая

Двор, в котором жил Давид Гоцман, видел на своем веку всякое. Но такие вещи приключались здесь нечасто. А потому многочисленные обитатели двора высыпали из своих коммунальных обителей и с приличествующими моменту разговорами созерцали, как двое потных грузчиков волокут вверх по лестнице галереи пианино. Сзади их страховал гордый до слез Эммик с объемистым узлом на плече. Его вишневые глаза сияли от счастья.

— Эммик, это шо? — поинтересовалась тетя Песя, наблюдая за тем, как грузчики, пыхтя, вволакивают инструмент на площадку.

— Это наше, мама, — гордо улыбнулся сын. — Будет у комнате стоять.

— Ой, вей! Так это ж дорогая вещь…

— Начинаем жить, мама!

Тетя Песя аккуратно постучала ближайшего к ней грузчика по мокрой спине:

— Смотрите глазами! Вы ж его так пошкрябаете!

— Шо вы кудахчете, мадам? — прохрипел грузчик. — Та шо мы, в первый раз?

— Ставь его щас же! — приказала тетя Песя. — Дай проход!

Она с трудом протиснулась между пианино и перилами галереи, на ходу любовно погладив полированный бок инструмента, и деловито пощупала узел на плече Эммика. Понизив голос, шепнула:

— И где ты это взял? Ты шо, не мог принести ночью? Давид Маркович здесь…

— Успокойтесь, мама! — счастливо всхлипнул Эммик. — Это Циля дает за собой приданое!

— ШО?!

Только тут тетя Песя заметила спокойно стоящую у подножия лестницы мадам лет тридцати, почти не уступающую ей в объемах и жизненном опыте. На ее решительном лице было ясно написано, что она — Циля и пришла надолго.

Клокоча от ненависти, тетя Песя выхватила узел из рук сына и запустила им в пришелицу. Попала. Даже не покачнувшись, Циля невозмутимо подняла узел из пыли и отряхнула. Такая наглость вывела тетю Песю из себя настолько, что она перешла к решительным боевым действиям — кряхтя, сбежала вниз и неслабо толкнула Цилю в плечо:

— Иди отсюда, шаромыжница!

— Не трожьте ее, мама! — со слезами в голосе воскликнул Эммик. — Это моя жена!

— Какая здесь тебе жена?! Здесь твоя мама!!! — правильно расставила приоритеты тетя Песя и снова повернулась к новоявленной невестке: — Иди отсюда и пианину свою забери, шоб я не видела!..

Циля, недобро глядя на свекровь, перекинула узел на левое плечо, мощной рукой молча отодвинула тетю Песю и стала подниматься по лестнице. При каждом ее шаге ступени жалобно скрипели.

— Кудой?! — задохнулась от такой наглости тетя Песя. — Кудой ты идешь, я тебя спрашиваю?!!

Дорогу ей загородил сын, готовый постоять за супругу. Пока они боролись внизу, Циля добралась до галереи, по пути сдвинув бедром пианино и загородив им дверь в комнату Гоцмана. В этот миг тетя Песя одолела сына и бросилась за невесткой, потрясая кулаками.

— Мама! Мама же! — взвыл Эммик, спеша следом. — Мы расписались, мама!..

— Ты вгоняешь маму в самый гроб и даже глубже!..

…В этот патетический момент Гоцман проснулся, так и не успев толком отдохнуть. Выйти на галерею у него не получилось — дверь подпирало пианино. Пришлось стучать в окно. Грузчик сдвинул инструмент, и Гоцман, зевающий и застегивающий на груди гимнастерку, шагнул в эпицентр бури.

— Вот штамп, смотрите! — Эммик торжествующе потрясал своим замусоленным паспортом. — Давид Маркович, здрасте! Скажите, я же имею право?! Нет, вы скажите, имею?! Имею! — Он гордо распахнул перед Цилей дверь своей комнаты. — И мы будем жить здесь!

— А? Нет, вы видели?! — Тетя Песя, выхватив из руки сына паспорт, ткнула его Гоцману под нос.

— Поздравляю, тетя Песя, — вздохнул Давид, мельком взглянув на штамп. — Кстати, Эммик, тебе уже паспорт пора менять… Ты ж до войны последний раз получал.

Эммик и Циля захлопнули за собой дверь так, что галерея содрогнулась. Тетя Песя, сорвавшись с места, метнулась к своей комнате и через минуту с подушкой и одеялом вломилась в дверь к сыну.

—Мама!!! — взвыл Эммик на всю Одессу. — У вас имеется другая комната!!!

— Я в своем доме!!! — не менее категорично ответила тетя Песя…

Тяжело вздохнув, Гоцман облокотился на перила, с досадой сплюнул во двор, размял пальцами «Герцеговину Флор» из кречетовской пачки. Вот и выспись тут, попробуй…

Аборигены тем временем деловито щупали пианино и со знанием дела сравнивали достоинства ленинградской марки «Красный Октябрь» и трофейного «Циммермана». Ворковал патефон, гундосило последние известия радио. Из полуоткрытых дверей вырывалось дружное гудение примусов. Гоцман принюхался — кто-то жарил на маргарине бычков…

Он еще раз сплюнул и поймал приветливый взгляд дяди Ешты.

— Добрый вечер, Давид Маркович…

— Добрый, добрый, — проворчал Гоцман в ответ. — Скажете тоже — добрый…

В коридоре УГРО, несмотря на воскресный день, снова было полно народу и толкотня хуже, чем на Привозе. Только что семечками не торговали. Запаренные конвоиры зло покрикивали на задержанных — на сей раз было их человек десять. Леха Якименко недобро глядел на это скопище и, по-видимому, уже не соображал от усталости, кто он и где находится.

«А ведь у него залысины, — почему-то подумал Гоцман, глядя на подчиненного. — Елки-палки, ведь молодой еще пацан».

— Запарился, Леша?— поинтересовался он, хлопая капитана по плечу. — Откуда эти?

Якименко вздрогнул, взгляд его стал осмысленным.

— Запарился, Давид Маркович, врать не буду. А хлопцы — с родной до боли Пересыпи.

— Шо на этот раз?.. Меня Омельянчук нашел, говорит — плюй на воскресенье, есть дела…

— А то же, шо и в остальные. Пять ТТ в смазке, номера сбиты. Ну и до кучи «штайр» и два обреза…

Давид крепко помял ладонью затылок, тяжело вздохнул:

— Ладно. Сейчас, только ополоснусь маленько, и начнем…

— Ты мне мансы тут не пой!.. — Гоцман так ахнул ладонью по столу, что невольно поморщился отболи. — У меня один, но исключительный вопрос: где взял волыну?