Николай Коротеев - Мир приключений 1974

• Название: Мир приключений 1974
• Автор: Николай Коротеев
• Издательство: "Детская литература"
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1974

Ежегодный сборник приключенческих и научно-фантастических повестей и рассказов советских и зарубежных писателей.

---

В этом плане мне представляется удачей рассказ А. Якубовского «Мефисто» (сборник «Аргус-12»). Мозг умирающего ребенка, своего сына, один профессор пересадил в тело большого кальмара и пользуется разумным животным в своих эгоистических целях. Разумеется, имея такого «разведчика» на дне моря, можно открыть 1115 новых видов абиссальной фауны. «Самое важное, в конце концов, знание», — успокаивает себя учений отец. Но он ошибается: знания без морали могут приводить к самым тяжелым и бесчеловечным последствиям, чему мир уже не раз был свидетелем.

Много ли он размышляет над тем, что должно чувствовать это несчастное существо — получеловек, полукальмар? Настроения Мефисто постепенно изменяются: от отчаяния («Возьми меня к себе, мне страшно») он переходит к ненависти, постепенно в нем исчезает человеческая мораль, по остается человеческое сознание. Разумный зверь (если головоногое можно назвать зверем) — что может быть страшнее? От такого спасения нет. Мефисто начинает убивать и в итоге убивает собственного отца. Да полно, отец ли он ему? Может быть, эта кара заслужена?

Человеческий мозг, попавший в кальмарье обличье, мы находим и в другой повести, в «Океанавтах» Сергея Павлова. Но различие разительное. Если у А. Якубовского в этот фантастический ход вложен серьезный нравственный смысл, то у С. Павлова не вложено ничего. Случился вот такой любопытный факт, и точка. Надо еще учесть, что мозг, перебравшийся в кальмара, — это мозг любимой девушки главного героя, который расследует таинственное происшествие на глубоководной станции, где и встречается лицом к лицу со своей Лоттой. Можно себе представить ту сложнейшую гамму чувств, тот ужас, которые должны охватить и его и ее при встрече! Но ничего ужасного не происходит. Человек и кальмар весело сотрудничают друг с другом как ни в чем не бывало. Повесть переполнена чехардой совершенно невероятных приключений и совпадений. А вот обстановку на батискафе автор выписал детально и зримо, видно, он хорошо знал, о чем писал.

К сожалению, и А. Якубовский идет сходным путем в другой своей повести, «Прозрачник», почему-то здесь не задумываясь над тем, к каким моральным потрясениям должна приводить кардинальная перестройка человеческого организма. Правда, автор облегчил свое положение тем, что его герои имеет возможность в любой момент вернуться в нормальное человеческое состояние. Следовательно, только от сто доброй поли зависит, заниматься ли научными изысканиями в образе Прозрачника или жениться на любимой девушке. Надеюсь, никто не сомневается, что он выбрал науку.

А что бы переживал Сигурд, если бы у него не было возможности вернуться? Впрочем, как я уже сказал, именно этот вариант использовал писатель в рассказе «Мефисто», пожалуй, самом сильном в его сборнике «Аргус-12».

ЕЩЕ ОДНА «ВЕЧНАЯ» ТЕМА фантастики — машина времени. Не проходит года — да что там года, месяца! — чтобы кто-нибудь где-нибудь не отправился на прогулку в прошлое или будущее. К сожалению, пассажиров, которых бы не следовало подпускать к таким ответственным командировкам, намного больше, чем хотелось бы. У скольких авторов машина времени давно уже превратилась в одну из граней все тех же вездесущих кубиков!

Начнем, однако, с хорошего произведения. К таким бы я отнес повесть Севера Гансовского «Винсент Ван-Гог» (сборник «Идет человек»). Повесть привлекает прежде всего совершенно профессиональным знанием предмета, о котором взялся писать автор, — в данном случае речь идет о жизни и творчестве великого французского художника. Кстати сказать, о том, что С. Гансовский любит и знает живопись, можно было судить и по другим, более ранним его работам. Пожалуй, по этому рассказу не хуже, чем по «обыкновенным» биографическим описаниям, читатель представит себе трагическую судьбу художника, смысл его творений. Но плюс к этому еще добавляется фантастическая фигура жулика, который пытается подзаработать, тайком переправляя полотна из прошлого в будущее. Ничего, правда, из этих махинаций не получается, но неоднократное общение с великим художником выправляет нравственные сдвиги в его душе.

В лирическом, не совсем обычном для него тоне разрабатывает тему временных скачков и В. Михайлов в повести «День, вечер, ночь, утро» (сборник «Исток»). Космонавт, вернувшийся на родную планету через пятьсот лет по земному счету, перемещается на машине времени назад и приходит к своей девушке через несколько часов после своего отлета, правда, ненадолго, но В. Михайлов тоже добрый автор, он находит способ, как Киру тоже переселить в будущее, к любимому человеку.

А вот пример противоположный. Сказав много хороших слов о сборнике В. Колупаева, я, к сожалению, не могу распространить эти оценки и на его повесть «Качели Отшельника» (сборник «Фантастика–72»).

Группа космических исследователей, отлучившись на несколько дней с научной станции на отдаленной планете (разумеется, со следами древней цивилизации), при возвращении обнаруживает, что там произошли странные вещи. Их товарищи куда-то исчезли, от некоторых остались скелеты, всюду запустение и разрушение. Перед нами распространенное начало множества научно-фантастических произведений. Произошло что-то непонятное… Ситуация дает возможность показать поведение разных людей, оказавшихся в критических обстоятельствах, внезапно лишившихся своих близких, друзей… Но возможность еще надо превратить в действительность.

Загадка объясняется довольно просто: оказывается, начальник станции организовал эксперимент по управлению временем. Эксперимент вышел из-под контроля, вследствие чего время на разных широтах Отшельника потекло по-разному. На экваторе уже прошло много сотен лет, а на полюсах все осталось по-прежнему. Тут, правда, возникает несколько чисто сюжетных неувязок: как, а главное, почему могло так случиться, что улетевшие на несколько дней со станции люди ничего не знали о готовящемся эксперименте? Два предположения: либо это была необдуманная, скоропалительная авантюра, либо от них это почему-то скрывали. Но почему, зачем? Никаких объяснений мы не получили. Понадобилось автору, чтобы они ничего не знали, вот они ничего и не знают. Или: на станции, где прошли века, осталась в «живых» одна девушка, которая, как и прилетевшие космонавты, не понимает, что произошло. Как же так? А она-то в каком же времени жила. Вопросы можно продолжать, но не в них дело. Вот прочли мы повесть. Давайте в очередной раз задумаемся, зачем она написана. Что хотел сказать автор читателю, претендуя на его время и внимание?

Может быть, автор хотел воспеть неодолимую поступь научно-технического прогресса и мощь человеческого разумам Вот, мол, каких успехов добилось человечество, даже течение времени изменять теперь может. Но для утверждения этой не слишком новой и чисто технической мысли не требовалось писать длинную повесть, к тому же она рассказывает не столько о победах человеческого разума, сколько о временных поражениях на пути к овладению тайнами природы. Но тогда будет более верным такое предположение: автор хотел сказать, что наука, прогресс требуют жертв, они неизбежны (хотя эта неизбежность как раз в повести и не обоснована), но, несмотря на эти жертвы, человечество все равно идет вперед. Что ж, пусть так. Опять-таки сама ситуация позволяет создать остродраматическое произведение. Она, и именно с экспериментом, вышедшим из-под контроля, была подробно исследована в повести Стругацких «Далекая Радуга». Речь не о том, что это какой-то совершенный образец, в ней есть натяжки, неубедительные решения, по катастрофа на Радуге показана через восприятие живых и разных людей. За них можно волноваться, радоваться, огорчаться, с ними можно спорить или соглашаться, то есть в произведении есть тот необходимый человеческий материал, который и делает литературу литературой. В «Качелях Отшельника» нам как раз этого-то и не хватает. Мы не можем сочувствовать девушке, которая много лет живет одна в окружении враждебной природы, потому что для нас остается закрытым ее внутренний мир. Нельзя же сочувствовать имени, написанному на бумаге. Мы не можем вникнуть в переживания другой девушки, которая входит а комнату и видит за столом скелеты своих только что оставленных товарищей. Разумеется, нас информируют о том, что она потрясена, но между сообщением о потрясении до изображения самого потрясения — «дистанция огромного размера».

Этим-то литература из кубиков отличается от первичной литературы. Она только называет, обозначает предметы и состояния, по большей части давно известные. Конечно, автор может сказать, что точно такого эксперимента с управлением временем никто не описывал. Может быть, точно такого и не описывал. Сути дела это не меняет. Не наполненная оригинальным человеческим, социальным, политическим содержанием, фантастика всегда будет оставаться лишь пустой игрой ума. Если же автор это понимает и стремится к такому наполнению, то, значит, ему просто не всегда хватает мастерства, чтобы осуществить свои намерения.