Петр Гладилин - Платоническое сотрясение мозга

• Название: Платоническое сотрясение мозга
• Автор: Петр Гладилин
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9697-0514-2

Проза Петра Гладилина — это всегда путешествие, в которое автор не приглашает — увлекает читателя. И в этом путешествии непредсказуемость сюжета (Гладилин умеет его блестяще выстроить) отходит на второй план, становясь фоном, погружая в мир метафор и контекстов, разбираться в которых — задача из интереснейших.

---

— Жаль, очень красивая вещь, — сказал Ювачев.

Насте понравилось, что ее пожалели. Так они и познакомились.

Адъютант Ювачев не смог выполнить приказ командира части. В письме Насте он выдал военную тайну: «Странные истории происходят порой в жизни. Действительно, был новобранец Лебедушкин парнем. Все — как положено. А тут повели солдат мыться в баню. Разделись все донага, разобрали шайки, мочалки, мыло, разошлись по душевым. И вдруг замкомзвода видит: идет с шайкой девчонка! В левой руке — шайка, а в правой — кусок мыла. Вокруг голые парни, и она — в чем мать родила. И ни тени смущения! Как будто так и надо. Стали разбираться, кто такая, оказалось — это солдат. Рядовой Лебедушкин. Призвали нормального парня. Щупленький, конечно, но был нормальный мужичек, и все у него было чин по чину... и брился, и баском разговаривал, и мужское достоинство было... на месте. И вдруг за ночь превратился в девчонку. Повели к доктору, осмотрели. Женщина! Как она есть! Его спрашивают: «Зачем ты такое сделал?» А он отвечает: «Чтобы домой меня отпустили. Не хочу в армии служить». Вот какие дела происходят порой на свете, Настена! Что только люди не сделают над собой, симулянты, чтобы от армии откосить!»

Письмо Ювачев написал, но решил отправить не из части, а из города. Он знал: особый отдел иногда «заглядывает» в письма. А ему очень хотелось удивить свою возлюбленную. Настя, как и все девушки, любила удивляться, любила все необычное.

Было раннее утро. Ювачев вышел на плац и стал ждать полковника. Было холодно, Ювачев быстро замерз, но письмо Насте, лежавшее во внутреннем кармане, грело душу. Когда полковник вышел из подъезда штаба, Ювачев последовал за ним. Они пересекли третий учебный корпус, прошли мимо столовой и вошли в клуб. Полковник был мрачен и не проронил ни слова. В такие минуты, Ювачев это прекрасно знал, заговаривать первому с начальником было категорически запрещено.

В клубе было темно. Чтобы без приключений пройти через фойе, заставленное строительными лесами, на сцену, где временно разместили Лебедушкина, Ювачев запалил зажигалку и поднял ее над головой полковника.

Через фойе они вышли на сцену. Ювачев спрятал зажигалку в карман. На сцене, в полутьме, стояли солдатская кровать и прикроватная тумбочка. Лебедушкин лежал поверх одеяла и читал.

Адъютант первым бросился вверх по ступенькам из зрительного зала на авансцену, второй раз за день он имел полное право обогнать командира части.

— Встать, смирно! — закричал Ювачев во всю мощь своих легких.

Девушка отложила книгу, посмотрела на Ювачева, как на привидение, привстала, спустила ноги на пол. Она увидела приближающуюся огромную тень полковника, но совершенно не испугалась, а если даже испугалась, то никакого виду не подала. Более того, вступила в дискуссию:

— Что вы кричите как резаный, так можно и заикой на всю жизнь остаться! — спокойно сказала она.

— Встать, смирно! Да пошевеливайся ты! — заорал Ювачев как резаный.

— Боже мой, как вы мне все надоели. Одну минуточку подождите, сейчас сделаю закладочку!

Девушка положила книгу на прикроватную тумбочку, прежде заложив календарик как закладку, встала на ноги и только после этого поприветствовала полковника.

— Здравия желаю, товарищ полковник! — сказала она спокойно, не по-военному, а наоборот, на глубоком выдохе... с душой. На ней было красивое приталенное, почти в пол светло-серое платье, на голове — прическа: длинные волосы собраны на затылке в пучок, на длинной красивой шее — простенькие стеклянные бусы. Руки без маникюра, но красивые и ухоженные. Она не вытянулась по струнке, а сразу же сложила их на груди, как барышня позапозапрошлого века.

— Что это, Лебедушкин? — спросил полковник.

— Вы о чем, товарищ полковник?..

— Откуда это миленькое платьице, Коля?

— Сама себе пошила. Нашла три метра синего сатина, постирала, высушила и сшила платье, я чувствую себя в нем превосходно! Мне надоело таскать солдатскую робу.

— Коля, Коля, Коля! Как же тебе не совестно, ты же солдат российской армии! Платьице себе пошил!.. Ты что, всех нас опозорить хочешь?!

— Меня зовут Наташей. С вашего позволения.

— И как давно?

— Со вчерашнего вечера. Я взяла себе имя Натали в честь моей бабушки, Натальи Аркадьевны, урожденной Шевцик. Я девушка восемнадцати лет и не подлежу призыву на действительную воинскую службу. Пожалуйста, отпустите меня домой. Извините, я устала стоять навытяжку, у меня спина занемела.

Девушка, еще вчера бывшая солдатом, села на кровать и поправила складки на платье.

— Смирно! — заорал капитан Ювачев.

Извините, но я присяду, с вашего позволения, у меня сегодня недомогание, ужасно кружится голова, — с дрожью и обидой в голосе сказала «служащая срочной службы».

— Встать! — снова закричал адъютант во всю мощь своих легких.

«Наташа Шевцик» даже не шелохнулась. Наоборот, она улыбнулась. И произнесла спокойно и с достоинством, которое бывает только у взрослых женщин, когда они говорят о подобных вещах:

— Вы не поверите, товарищ полковник, но то, что я сейчас скажу, — это чистая правда! Ко мне пришли больные дни! Спина отваливается!

— Военврач Морозов прав, таких симулянтов белый свет не видывал! Это ж надо такому случиться! У солдата менструация! К солдату срочной службы пришли месячные! — спокойно сказал Кинчин. А про себя подумал: «Ох уж мне эти москвичи!»

— Я в училище бежал кросс со сломанной рукой! — вмешался адъютант. И снова скомандовал: — Встать!

— Я так же раньше думала, что пустяки, никакие не пустяки, вот вам бы один разок помучиться, тогда бы поняли, что значит — требовать невозможного. Встать не могу.

— Я его силой подниму, товарищ полковник!

— Не трогай... не надо, — сказал командир части, — тогда, мадам, — вежливо обратился он к Коле Лебедушкину, — я, с вашего позволения, тоже присяду. Мне как-то неловко стоять перед вами, все-таки я старше по возрасту и по званию.

— Будьте любезны, месье, присаживайтесь, окажите такую любезность! — сыграл в галантность XIX века Коля.

— Благодарю, — сказал полковник, снял папаху из светлой белой овцы, присел на табурет, что стоял рядом с прикроватной тумбочкой, закинул ногу на ногу и закурил. — Пахнет кофе? Не так ли?

— О да! — сказал светский Лебедушкин.

— Откуда этот чарующий запах?

— Из железной кружки, это мой кофе, — Лебедушкин показал алюминиевую чашку с остатками кофе.

Ювачев что-то хотел сказать, слегка приоткрыл рот, но сразу же закрыл, решил не вмешиваться.

— Откуда у вас кофе, мадемуазель? — спросил полковник.

— Сублимированный... высший сорт. Я сохранила его чудом, грамм сто. Кстати, как вам сегодняшняя погода?

— То есть солдат весь день-деньской лежит на тахте, пьет кофе и читает, — Кинчин взглянул на переплет книги, — Поля Элюара.

— И еще пишу пьесу. Вот рукопись. — Лебедушкин показал стопку бумаг, лежащую на тумбочке.

— Ты, Николай, еще и писатель!

— Такого солдата я вижу впервые, — наконец осмелился на короткую реплику Ювачев.

— Я не солдат, я — художник. Может быть, даже гений! — сказал Лебедушкин.

— Мало что мадам! Да еще и гений к тому ж! — язвительно пошутил Кинчин и выплюнул прилипший к кончику языка кусочек табаку.

— Гениальная баба! — пошутил вслед за начальником адъютант.

— Не в том смысле, что я — гений, законченный, готовый, как Пикассо, или Писсаро, или Толстой, или Оливье. Я хочу сказать, что я чувствую свой гений, и у меня есть свой долг перед ним! — сказала Наташа.

— Так кто же перед нами? Актриса или писатель? — спросил полковник, играя в ложный интерес.

— Когда-нибудь я стану великой актрисой! А если моя мечта о театре не сбудется, я стану писательницей, или пианисткой, или, на худой конец, художницей. Но как бы там ни сложилось, я обязательно буду заниматься искусством!

— Артистический талант у тебя, Лебедушкин, бесспорно, присутствует. Даром перевоплощения ты обладаешь в полной степени, мы — тому живые свидетели, — заметил полковник.

— Это не дар перевоплощения, это скорее искусство выживания.

— А известно ли тебе, Николай...

— Я устала повторять... меня зовут Наташей.

— Хорошо... известно ли вам, Натали, что подавляющее большинство великих были мужчинами, например Станиславский, Немирович-Данченко, Шекспир, среди композиторов вообще нет женщин, лучшие писатели и артисты — тоже мужчины.

— Ложь, созданная мужчинами, ради осознания собственного мифического превосходства.

— Одним словом, я считаю необходимым вернуть вас в первоначальное природное состояние, более: вижу в этом свой долг перед мировым искусством, — завершил словесную дуэль полковник.

— Занятия будут проходить под моим личным руководством в ночное время, подальше от солдатского глаза, ежедневно. Завтра... кросс, строевая, огневая, химзащита, спортчас, — деловито отрапортовал Ювачев.