Филип Рот - Американская пастораль

• Название: Американская пастораль
• Автор: Филип Рот
• Издательство: Лимбус Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-8370-0454-4

«Американская пастораль» — по-своему уникальный роман. Как нынешних российских депутатов закон призывает к ответу за предвыборные обещания, так Филип Рот требует ответа у Америки за посулы богатства, общественного порядка и личного благополучия, выданные ею своим гражданам в XX веке. Главный герой — Швед Лейвоу — женился на красавице «Мисс Нью-Джерси», унаследовал отцовскую фабрику и сделался владельцем старинного особняка в Олд-Римроке. Казалось бы, мечты сбылись, но однажды сусальное американское счастье разом обращается в прах…

---

— Что ваша мать имеет против евреев? Ответьте.

— Ну, только то, что говорят обычно.

— Мне ничего обычно не говорят. Так что ответьте, пожалуйста, сами.

— Ну, прежде всего, что они слишком напористы. (Пауза.) И всегда думают о выгоде. (Пауза.) Вспоминают еще о «еврейских зарницах».

— Еврейских цевницах?

— Еврейских зарницах.

— Что это значит?

— Вы не знаете, что такое «еврейские зарницы»?

— Пока не знаю.

— Поджоги с целью получить страховку. Это называется еврейскими зарницами. Вы это никогда не слышали?

— Нет. Это для меня новость.

— Я вас шокировала. Я этого не хотела.

— Да, я шокирован. Но лучше уж обсудить все в открытую, Доун. Для этого мы и встретились.

— Так говорят не обо всех евреях. О нью-йоркских.

— А что говорят о евреях Нью-Джерси?

Пауза.

— Думаю, их считают одной из веток нью-йоркских.

— Понятно. То есть к евреям штата Ута разговоры о зарницах не относятся. И к евреям Монтаны тоже. Так? К евреям штата Монтана это не относится.

— Я не знаю.

— А как относится к евреям ваш отец? Давайте обсудим это открыто и избавим нас всех от горя, которое может принести будущее.

— Мистер Лейвоу, хотя иногда все это и говорится, чаще всего не говорится ничего. Моя семья вообще не из разговорчивых. Два-три раза в год мы ходим вместе в ресторан: отец, мать, мой младший брат Дэнни и я. И меня всегда удивляет, что вокруг сидят люди, пришедшие семьями, и разговаривают друг с другом. Мы просто сидим и едим.

— Вы уклоняетесь от темы.

— Простите. Я вовсе не собираюсь защищать их, потому что мне самой это не нравится. Просто показываю, что с их стороны это отнюдь не глубокое чувство. За ним не стоит никакой серьезной озлобленности или ненависти. Иногда он употребляет слово «еврей» с оттенком осуждения. Это не связано с его убеждениями, но время от времени такие чувства проявляются. Да, это верно.

— И как же они отнесутся к тому, что ваш муж еврей?

— Примерно так же, как вы относитесь к тому, что ваш сын собирается жениться на католичке. Одна из моих кузин замужем за евреем. Все немножко прохаживались на этот счет, но скандала не было. Она, правда, была постарше меня, и все радовались, что она хоть как-то устроилась.

— Была таким перестарком, что и еврей сгодился. Сколько ж ей было, сто?

— Тридцать. И никто не рыдал. Вообще все это не имеет значения, если только кто-то не хочет сознательно оскорбить другого.

— А если хочет?

— Что ж, тогда может возникнуть желание как-то съязвить. Но мне не кажется, что брак с евреем должен восприниматься как проблема.

— Пока не возникнет вопрос о воспитании детей.

— Вы правы.

— И как же вы с родителями собираетесь разрешить этот вопрос?

— Этот вопрос я буду решать сама.

— И что это означает?

— Я хочу, чтобы мой ребенок был крещеным.

— Вы хотите этого.

— Варианты возможны во многих случаях, но только не когда речь идет о крещении, мистер Лейвоу.

— Что такое крещение? Почему это так важно?

— Это простая процедура смывания первородного греха. Но если ребенку суждено умереть, она открывает ему путь на небо. Если ребенок умер некрещеным, душа обречена на маяту во тьме.

— Что ж, нам, разумеется, не хотелось бы этого. Позвольте спросить о другом. Если, скажем, я соглашусь, чего еще вы хотите?

— Думаю, что, когда они подрастут, мне захочется, чтобы дети приняли первое причастие. Святые дары…

— Значит, главное, на чем вы настаиваете, — крещение, которое, как вам кажется, обеспечит умершему ребенку путь на небо, и первое причастие. Объясните мне, что это.

— Это тот первый раз, когда мы приобщаемся к евхаристии.

— А это что значит?

— Сказано: сие тело мое, сия кровь моя…

— Это связано с Иисусом?

— Да. Разве вы этого не знаете? Это момент, когда все преклоняют колени. «Это тело мое, ядите его. Это кровь моя, пейте ее». И тогда все прихожане произносят «Господь — Бог мой» и вкушают от тела Христова.

— Этого я не могу принять. Простите, но это уж слишком, и я отказываюсь.

— Если ребенок будет крещеным, можно пока не заботиться обо все остальном. Почему бы ему самому не решить, когда придет время?

— Нет, Доун, я предпочел бы, чтобы ребенок этого не решал. Я, безусловно, предпочитаю решить это сам. Не хочу оставлять ребенку возможность решать, будет он есть Христа или нет. Я готов с полным уважением отнестись к любым вашим действиям, но мой внук есть Христа не будет. Простите, но это не обсуждаемо. Теперь послушайте, на что я готов согласиться. Я дам вам право окрестить его. И это все.

— Как — все?

— Пусть еще будет Рождество.

— А Пасха?

— Пасха. Ей нужна Пасха, Сеймур. Знаете, дорогая Доун, чем была Пасха для меня? Пасха — это тот день, благодаря которому мы получаем массу заказов. Массовые заказы на перчатки, которые должны лежать в магазинах, ожидая покупателей, которые явятся за всеми этими пасхальными аксессуарами. Я сейчас расскажу вам одну историю. Каждый год тридцать первого декабря, днем, мы полностью рассчитывались со всеми делами и обязательствами минувшего года, отправляли рабочих по домам и садились с начальником цеха и начальницей цеха распить бутылку шампанского. И только мы успевали сделать первый глоток, как — всегда! — раздавался звонок из магазина в Уэлмингтоне, потом из магазина в Делавере. Звонили закупщики, которые хотели сделать заказ на сотню дюжин коротких белых лайковых перчаток. В течение двадцати с лишним лет мы знали, что, поднимая бокал за удачу в новом году, мы непременно услышим звонок с просьбой поставить сотню дюжин перчаток, и речь шла о пасхальных перчатках.

— Что ж, у вас была своя традиция.

— Да, юная леди, была. А теперь расскажите, что, собственно, означает Пасха?

— Его воскрешение.

— Чье?

— Иисуса. Воскрешение Иисуса.

— Мисс, вы утяжеляете мою участь. Я-то думал, что это день, когда вы устраиваете парадное шествие.

— Да, шествие происходит.

— Хорошо, я не отниму у вас шествие. Что еще?

— На Пасху мы едим ветчинный окорок.

— Хотите есть на Пасху ветчину — ешьте. Что еще?

— На Пасху мы ходим в церковь.

— В добротных белых перчатках, надеюсь?

— Да.

— Вы хотите посещать в Пасху церковь и брать с собой моего внука.

— Да, мы будем тем, что моя мама называет «католики раз в году».

— Действительно так? Раз в году? (Весело хлопает в ладоши.) Что ж, по рукам. Раз в году. Убедили.

— Вообще-то два раза в году. На Рождество и на Пасху.

— А что вы будете делать на Рождество?

— Пока ребенок мал, просто посещать службу и петь рождественские хоралы. Полагается оставаться в церкви, пока не пропоют все хоралы. Иначе все не в счет. Рождественские хоралы поют и по радио, но в церкви пение не начинается, пока младенец не родился.

— Это все мне не важно. Хоралы, как бы их ни пели, меня не интересуют. Сколько дней все это продолжается на Рождество?

— Во-первых, Сочельник. Потом ночная месса. Ночная месса — это высокая месса…

— Не знаю, что все это означает. И знать не хочу. Даю вам канун Рождества и день Рождества. Даю Пасху. Но не даю эту штуку, которая означает поедание тела.

— А катехизис? Как быть с катехизисом?

— Этого я не могу позволить.

— Вы знаете, что это?

— А мне и не нужно знать это. Думаю, я проявил достаточную щедрость. Сын объяснит вам — а он хорошо меня знает, — что я уступил вам больше чем наполовину. И что же такое катехизис?

— Возможность освоить учение Иисуса.

— Категорически возражаю. Понятно? Вы меня поняли? Ударим по рукам? Зафиксируем письменно? Можно мне верить вам на слово или все-таки зафиксируем письменно? Что скажете, Доун?

— Мне страшно.

— Вам страшно?

— Да. (Почти в слезах.) Боюсь, я не в силах дольше бороться.

— А меня восхищает, как вы боретесь.

— Мистер Лейвоу, давайте решим все это потом.

— От «потом» толку мало. Или сейчас, или никогда. Нам нужно еще обсудить вопрос подготовки к бар-мицве.

— Если родится мальчик и его будут готовить к бар-мицве, сначала он должен быть окрещен. А потом сам решит.

— Что решит?

— Став большим, он сумеет определить, что ему больше по душе.

— Он не будет определять ничего. Определяем вы и я. Здесь и сейчас.

— Но почему нельзя подождать и посмотреть, что будет?

— Мы ни на что не будем смотреть.

— Я (повернувшись к Шведу) не могу больше так разговаривать с твоим отцом. Он слишком давит. Я проиграю. Мы не можем обсуждать это, Сеймур. Я не хочу бар-мицвы.

— Вы не хотите бар-мицвы?

— С торой и всем остальным?

— Именно так.

— Не хочу.

— Не думаю, что мы сможем прийти к соглашению.