В Травинский - Мир Приключений 1965 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)

• Название: Мир Приключений 1965 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)
• Автор: В Травинский
• Издательство: ДЕТГИЗ
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1965

МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ (Альманах) № 11

Москва, Детская литература, 1965

СОДЕРЖАНИЕ

Травинский В., Фортус М. Поединок с гестапо

Альтов Г. Шальная компания

Гансовский С. Чужая планета

Насибов А. Письменный прибор

Попов А., Светланов Ю. Оставалось семь дней

Жемайтис С. Гибель “Лолиты”

Емцев М., Парнов Е. Только четыре дня

Коротеев Н. Огненная западня

Мирер А. Будет хороший день!

Пашинин В. Разведчики 111-й

Яров Р. Нужно, чтобы чувствовала

Ройзман М. Вор-невидимка

Булычев К. Девочка, с которой ничего не случится

Томан Н. Среди погибших не значатся

Локерман А. Новый способ ловить медведей

Локерман А. Как медведь геолога вылечил

Ляпунов Б. Воскрешенные черты

Ляпунов Б. Любителям научной фантастики

Оформление Ю.Копейко

---

Порик успевал всюду. Посреди нескончаемых обязанностей, сокращая до предела время сна и отдыха своей двойной жизни, буквально на глазах у немцев Василий стремительно вел к концу подготовку главного Дела: дела военного.

Из самых лучших, самых нетрусливых ребят формировался первый отряд. Это была почти сплошь необстрелянная сельская молодежь. Их следовало учить с азов: с военных азов. Перед подъемом и после отбоя, шепотом, полупоказом им объяснили устройство пистолетов, винтовок и автоматов, учили, как вставлять запал в гранату, как выбирать цель, как разбирать замок… Редчайшие вначале, драгоценнейшие экземпляры оружия, полученные от французов, Порик хранил пуще глаза.

По двое, по трое, отпущенные на три — четыре часа из лагеря по разрешению старшины, безусые украинские парни где-нибудь на окраине городка торопливо собирали и разбирали винтовку, ревниво поправляя друг друга. Они пока все знали в теории: что такое перебежка, что значит “ближний бой” и как минировать железнодорожное полотно. Они в сжатом виде слушали тот курс наук, который преподносили Порику командиры, а потом окопы сорок первого года.

Ни один из них не знал, к чему их готовят. Дело делалось тайное, лишних вопросов не задавали: надо — скажут. Про себя думали ребята, что, может, вскоре выведет их Порик из лагеря в маки — понаслышались они о маки от французов; а то, может, настанет день, они подымут восстание, захватят лагерь, пойдут на Аррас, возьмут Аррас, ворвутся там в гестапо и… — мало ли что бродило в юных головах ненавидящих и угнетенных людей.

Но никто, даже французские руководители, не догадывался о замыслах Порика, потому что сама мысль, вынашиваемая им, показалась бы фантастической любому политическому деятелю, а тем более деятелю подпольному, как бы ни был он опытен, решителен и дерзок.

Лесные партизаны Белоруссии… Степные партизаны Украины… Горные — на Кавказе, в Крыму, на Карпатах, Балканах, Аппенинах. Морские партизаны Норвегии и Греции… Подземники крымских каменоломен… Городские отряды Краснодона и Варшавы, Киева и Праги, Парижа и Милана, что днем лояльно стояли у станка, а ночью — у пулемета… “Железнодорожная война”, или “битва на рельсах”… “Автомобильная война”, или “война шоферов”…

Но и среди великолепного калейдоскопа народной изобретательности, подпольного отчаянного остроумия, на фоне всей второй мировой войны все-таки выделяются, все-таки стоят особняком, партизанские группы, руководимые Василием Пориком.

Потому что у Василия Порика партизанской базой стал… лагерь рабов.

Порик не вывел сразу своих хлопцев в маки, нет; он не поднял восстания в Бомоне. В лагере все оставалось по-прежнему: подъем, кусок эрзац-хлеба, серые людские ленты медленно расползаются по шахтам, через двенадцать часов — миска брюквы, полицаи выгоняют очередную группу петь и плясать, перед сном, в дальнем углу Порик, покрикивая, гоняет бегом “физкультурников”, проверка, отбой, темнота. И только тогда, часа через два после отбоя, начинается вторая жизнь Бомона.

Быстрые легкие тени скользят из бараков к проволочному ограждению. Тени стекаются в группы по три-четыре человека. Кто-то шепотом коротко отдает команду. У каждой группы свой лаз через проволоку. Группы молча проползают под проволокой. Группы молча, шаг в шаг за старшим, сходятся к рощице в километре от лагеря. Молча получают оружие. Сдвигаются плотнее. На секунду вспыхивает электрический фонарик: партизаны должны видеть своего командира в лицо. Он гасит фонарь, командир, он коротко и ясно указывает, что третья группа недопустимо задержалась у проволоки и что она должна отрепетировать сбор с точностью до минуты. Потом командир замолкает, снимает зачем-то с плеча автомат и, глубоко вздохнув, начинает объяснять сегодняшнюю задачу. Он волнуется, командир, они все волнуются, чапаевцы, тридцать пять партизан отряда имени Чапаева, — ибо сегодня их первый большой бой.

Французы просили встретить эсэсовцев: полубатальон выведен на отдых с Восточного фронта. Полубатальон движется на автомашинах, в час ночи он должен прибыть в Аррас. Тридцать пять украинских партизан встречают полубатальон немцев на французской дороге. Они впервые все вместе: до этого действовали по отделениям. Они в темноте толкают под бока друг друга: “О, Петька, и ты, значит…” “Разговорчики!” — одергивает Порик. Он слушает французских связных: в первой машине едет начальство, в последней — тоже. Связные тяжело дышат: они на себе принесли пулемет…

Они молча лежат на обочине, тридцать пять “восточных рабочих”, схваченных далеко-далеко отсюда в облавах, привезенных за тридевять земель, таких одиноких тогда, таких потерянных, — а теперь лежат с автоматами, ждут полубатальон эсэсовцев, найденные, собранные, обученные войне прямо в немецком концлагере, — им найденные, им, Василием Пориком, приведенные сюда, на французскую дорогу, встречать двести кадровых солдат на автомашинах. Эти солдаты возвращаются из России, может быть, как раз из-под Винницы, — ведь не в окопах же держали эсэсовцев, держали против партизан — может, держали в самой Соломирке, прямо в самой Соломирке. Это война, это мировая война, и отдыхать от украинских партизан двести кадровых убийц едут по французской дороге, которую уже перекрыли украинские партизаны, к которой уже примеряется из пулемета Василий Порик.

И они въезжают в зону обстрела — длинная колонна темных грузовиков, их борта прошивает из пулемета Василий Порик, по ним бьют тридцать пять стрелков кинжальным огнем, прицельным огнем: с кратчайшей дистанции очень удобно прицеливаться из темноты в освещаемую фарами колонну. Они кричат, немцы, от боли, от неожиданности и от страха, — да, да, и от страха, потому что это страшно, когда в глубоком тылу, на давно покоренных французских дорогах темнота сечет пулеметом, неведомым, тайным пулеметом по двумстам дремлющим людям. Они кричат, они бестолково мечутся между машинами, а по ним бьют, грохочут гранаты, трупы валятся под колеса и свисают с бортов. Бьют особенно старательно по передней и задней машинам, по офицерам, чтобы некому было остудить панику и прекратить суету на освещенной дороге. И офицеров нет, офицеры убиты первыми, но это — немцы, это опытные солдаты, кто-то уже подает спасительную команду, кто-то уже рассыпает их цепью вдоль колонны, кто-то расстанавливает пулеметы. Они очень быстро опомнились, и сейчас, сию минуту, ударят в ответ из полутораста автоматов и трех пулеметов, ударят по вспышкам в темноте, по тридцати пяти украинцам, двум французам и командиру. Тут решают мгновения. Опыт профессионала находит секунду, чтобы сразу всем замолчать, отодвинуться и исчезнуть в темноте, — и пусть эти, на дороге, бьют впустую по сторонам, не решаясь подняться, давая время уйти.

А потом — пускай встают, пускай бросаются в погоню, подымают на ноги все войска департамента, всю полицию, всех шпионов и осведомителей, пускай оцепляют города и деревни и проверяют подряд тысячи человек — ничего не найдете, следа не найдете, потому что вам и в голову не придет, где нас надо искать, потому что мы уже подползли обратно под проволоку, мы уже лежим на нарах в бараках, — в ваших бараках, в вашем концлагере, под охраной ваших солдат.

Утром нас пинком подымут с нар, как всегда, сунут по куску вашего эрзац-хлеба, старшина Бомона опять наорет на нас, как всегда орет по утрам, — невысокий круглоголовый парень, ваша правая рука, — наорет, нагрозит, и нас погонят по вашим шахтам, молчаливых, покорных “восточных рабочих”, погонят по шахтам, где французы шепотом расскажут нам о каких-то смельчаках, напавших ночью на эсэсовцев и перебивших сорок человек. Через двенадцать часов нам дадут вашей брюквы, и вскоре тенями мы вновь соберемся у проволоки, и вскоре вновь перекроем дорогу, взорвем мост, пустим под откос поезд, подожжем склад, — и даже не пробуйте нас отыскать, во веки вечные не догадаетесь, как нас искать: мы оказались умнее вашей системы, мы переиграли вас в кровавой и беспощадной игре!

Да, подобного не могло предположить даже гестапо. Чтобы партизанский отряд базировался в лагере, чтобы партизаны жили под фашистской охраной, на немецком пайке, чтобы возглавлял их сам старшина лагеря — такого ни раньше, ни позже не случалось.

Изнутри, незаметно для враждебного глаза перерождалась жизнь Бомона. Внутренняя организация лагеря перешла в руки подпольщиков, на всех мало-мальски значимых местах сидели свои: кухня, полиция, старостат, нормировщики…

От ФКП к чапаевцам был прикреплен товарищ Фреде. Каждому отделению отряда придали одного — двух французских связных, они же — переводчики и проводники.

Отряд Порика стремительно “осваивал” департамент, один из важнейших департаментов Франции, подпирающий и как бы лихорадочно сооружаемый Атлантический вал, и бельгийскую линию обороны, и подступы к самой Германии. Добрая треть эшелонов Империи на север и запад и обратно катилась по рельсам Па-де-Кале, а по его шоссе шли чуть ли не все передвижения войск. И на рельсах и на шоссе стал отряд Порика. Мины и засады перерезали дороги, мины и взорванные мосты обрубали колеи. Порик впервые вывел своих ребят в “дело” осенью 1943 года, а к концу его на счету у чапаевцев числилось 13 пущенных под откос поездов, 170 разбитых вагонов, из которых 48 — с танками и орудиями, 5 сожженных военных складов, 20 перехваченных в пути военных грузовиков, срезанный телеграфный кабель исчислялся уже километрами, а количество убитых и раненых немцев приближалось к тысяче. Это был блестящий счет для полусотни партизан, если еще вспомнить об условиях, в которых они находились. Это было тем более здорово, что за полгода отряд не потерял ни одного человека: так неожиданны были его засады, так ловки были его отходы и исчезновения.