Григорий Ходжер - Белая тишина

• Название: Белая тишина
• Автор: Григорий Ходжер
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1976

Роман «Белая тишина» является второй книгой трилогии о нанайском народе. Первая книга — «Конец большого дома».

В этом романе колоритно изображена жизнь небольшого по численности, но самобытнейшего по характеру нанайского народа. С любовью описывает автор быт и нравы своих соотечественников.

Время действия — начало XX века. Октябрьская революция, гражданская война. Ходжеру удалось создать правдивые образы честных, подчас наивных нанайцев, показать их самоотверженную борьбу за установление Советской власти на Дальнем Востоке.

---

— Ты уже давал слово, — сказал средний брат. — Слово у тебя, как пух тополиный, куда ветер подует, туда и полетит.

— Даю слово, больше ее пальцем не трону. Поверьте мне, и уладим наше дело без дянгианов.

— Сестра старше нас. Если она согласна остаться, мы ничего не скажем против, мы тогда готовы мириться, — ответил старший из братьев. — Но ты должен перед всеми признать себя виновным.

Полокто был согласен на все, лишь бы закончить побыстрее этот разговор. Завтра он признает себя побежденным, признает себя виновным, большой кусок материи, который называется «утиральней лица от стыда», он будет рвать на лоскутки, вытирать лицо и отдавать эти лоскутки всем присутствующим. Это очень стыдно, вытирать стыд лоскутком материи перед толпой. Но что делать? Опозорился на весь Амур, теперь только об этой драке будут говорить по всей великой реке. Стыд, какой стыд!

— Согласен, — выдавил из себя Полокто, — будем мириться.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

После побоища с Заксорами Ганга больше не поднялся, рана на голове на четвертый день начала загнивать, и через несколько дней старик тихо и спокойно «ушел в буни». На похороны отца приехал Пота с семьей. В маленькой грязной фанзе Ганга всю ночь горели жирники. В изголовье покойника поставили плошку с толстым фитилем.

Жирник горел ярко, пламя покачивалось из одной стороны в другую, как голова змеи.

— Жил тихо и тихо умер, — говорили в фанзе.

— Заксоры его обижали, обоих сыновей…

— Да, от них же и смерть.

Пота слышал эти слова, ему хотелось возразить, сказать, что не Заксоры виноваты, виноваты дети, он, Пота, и Улуска. Двое сыновей не смогли прокормить одного старого отца. Разве это сыновья! Бывает, что одна дочь кормит престарелых родителей, а двое сыновей, удачливых охотников, не могли… При чем тут Заксоры? Сам Пота после примирения с Баосой мог вернуться в Нярги и жить с отцом, а он вместо этого звал его к себе — на Харпи. Да какой старик на старости лет покинет стойбище, где он родился, женился, родил детей? И Улуска? Разве не мог после смерти Баосы уйти из большого дома. А он вместо этого тоже упрашивал отца переселиться к ним.

После похорон отца Пота собрался домой, но пришлось ему задержаться на день из-за Богдана, который решил остаться в Нярги.

— Пусть остается, зачем его принуждать, — сказал Пиапон, к которому пришли Пота с Идари за советом. — Если человек хочет жить самостоятельно, не надо ему мешать.

Пота в душе давно согласился оставить сына в большом доме, он знал, что насильно увезти Богдана ему не удастся, потому что за мальчика заступятся все дяди и тети. А Идари молчала, она была убеждена, что сын ее остался в Нярги по наущению деда, который и после смерти продолжает мстить ей за побег.

Пиапон поехал провожать Поту с Идари до Малмыжа, где собирался сделать кое-какие покупки. Когда бы ни приехал Пиапон в Малмыж, какие бы у него ни были срочные дела, он прежде всего навещал своего друга Митрофана Колычева.

— Жив? Череп не проломили? — засмеялся Митрофан. Он уже слышал о побоище в Нярги.

— Жив, — смеялся в ответ Пиапон.

— Чего это вы подрались?

— Братья приезжали отбирать Майду, жену Полокто.

Митрофан обнял друга, похлопал по плечу. Надежда уже ставила на стол еду, бегая от печи к столу, расспрашивала о семье, просила рассказать о побоище между Заксорами и Киле, удивлялась, что дрались сосед с соседом, хороший друг с закадычным другом.

Когда сели за стол, поели и выпили, Митрофан сказал:

— Знаешь, друг мой Пиапон, меня чуть не забрали в солдаты да не отправили на войну. Вот там уж война так война, не то что ваша — палочная, там пушками, ружьями люди воюют.

И Митрофан начал рассказывать другу, как начиналась мировая война.

— Наш русский царь, германский царь, аглицкий царь, да всякие другие цари, да мало ли их расплодилось на свете, хотят всю землю между собой поделить. Делили, делили, а поделить не могут, каждый хочет пожирней кусок, да побольше ухватить. Если умом не смогли поделить, то решили силой, вот и началась война. Вот она откуда. А тут всякие приезжали и говорили: «Мы воюем за веру, за отечество, за батюшку царя». Я верил им, хотел воевать, защищать русскую землю. На самом деле это все обман, это мне мои друзья ссыльные растолковали, я бы своей головой ничего не понял. Говорю тебе, это умные люди, все законы знают. Они меня и от солдатчины освободили. Отец старик, больной, один кормилец, семья большая, — говорили они. — Какие-то законы разыскали. Хорошие люди.

«Хорошо, когда рядом умные и хорошие люди живут», — подумал Пиапон. Он считал Митрофана тоже умным другом. Только не мог ему поверить, что целые народы воюют друг против друга, чтобы разделить землю. Зачем им земля? Пиапон, сколько живет на свете, никогда не задумывался о земле, вокруг его столько было земли, сопок с тайгой, озер, рек и, все это общее, кто хочет, где хочет, там и рыбачит и охотится. Он сейчас совершенно уверен, что зря в старое время нанай имели свои охотничьи угодья. Зря, это было ни к чему. Когда нет своих угодий, бродишь, где пожелает твоя душа, и столько новых мест узнаешь — радость одна! Да и ссоры никакой. Раньше бывало, если кто набредет случайно на чужой участок, то хозяин уже недоволен, может даже убить. Война, и только. Нет, все же хорошо, что не стало у охотников собственных участков.

— Они делят земли, а простой народ кровь проливает, — продолжал Митрофан. — Вот какие эти цари и всякие короли.

После чая Пиапон собрался в лавку Саньки Салова.

— О, Пиапон, у Саньки швейные машины есть, он недавно привез, — сказала Надежда. — Ты купи жене, вот она обрадуется, да дочери тоже. Купи, Пиапон, обязательно купи, а то вас всех обшивать, рук не хватит.

«Может, Дярикта и правда обрадуется, если ей купить такую машину?» — подумал Пиапон.

Митрофан пошел провожать друга. Санька встретил их, как встречают долгожданных гостей. Лавка его расширилась, Пиапон заметил возле лавки новый приземистый амбар, за прилавком стоял приказчик. Амбар, полный товаров, помощник — приказчик, лесопильный завод в Шарго, зафрахтованный пароходик с баржой, рыбный промысел на Амурском лимане. Растет Санька, крепнет купчишка!

— Как поживаешь, Пиапон, как здоровье? — спрашивает Санька по-нанайски, да так ловко говорит, от нанай не отличишь.

— Хорошо, Саня, хорошо, — отвечает Пиапон.

Пиапону нужно было купить материю женщинам на халаты.

— Ты ему швейную машину кажи, — попросил Митрофан.

Приказчик принес машину и лоскут синей китайской дабы. На глазах Пиапона приказчик прострочил, да так, что все нанайки-мастерицы залюбовались бы.

— Да, хороша! — воскликнул Пиапон и стал торговаться.

Машина стоила дорого, и меха у него не хватило.

— Ну, ладно, отдам тебе в долг, — согласился Санька.

Пиапон купил нужный ему материал, взял машину и засобирался домой. Вернулся он в Нярги к вечеру. Встречать его вышли зять и обе дочери. Пиапон отдал им куски материи, подарки, а сам осторожно поднял обеими руками машину на грудь и понес.

— Отец, что это такое? — спрашивали дочери.

— Дома увидите, — смеялся в ответ Пиапон. — Мира, как твое здоровье?

У дверей их встретила Дярикта. Она пропустила мужа с его ношей вперед и с любопытством последовала за ним.

Пиапон торжественно поставил машину на нары и снял с нее футляр. Дярикта погладила машину и от удовольствия зацокала языком.

— Это вам всем женщинам, это продолжение вашей руки, — сказал Пиапон. — Дайте лоскуток материи.

Когда принесли лоскуток материи, он свернул его, зажал ткань и начал крутить ручку. Стежка за стежкой побежали по ткани. Дярикта нагнулась над лоскутом, разглядела стежки и ахнула.

— О-е-е-е, да как так можно, а? — спросила она, не обращаясь ни к кому. — Да, как так можно? Без рук, без пальцев.

— Ну-ка, посоревнуйтесь все втроем с этой машиной! — смеялся довольный Пиапон.

— И все можно шить? Халаты, рубашки, штаны? — спросила Дярикта.

— Все, все можно шить, — улыбался Пиапон.

— Отец, а кожу возьмет? — спросила Мира.

Пиапон этого не знал, ни Санька, ни Надежда не говорили об этом. Пиапон прикинул, игла тонкая, может не выдержать, да и кожу шьют только лосиной жилой, а ее не намотаешь на катушку.

— Нет, кожу не возьмет, — уверенно ответил Пиапон после этих умозаключений.

Дярикта достала из сундука недошитый халат и тут же принялась на машине дошивать его. Не успел Пиапон выкурить трубку, как набежало полный дом женщин и молодух. Каждая из них хотела потрогать, покрутить машину. Дярикта дошила халат под наблюдением десятка пар глаз и разрешила женщинам удовлетворить свое любопытство. Одна за другой садились женщины за машину, некоторые сбегали домой за материей, когда Дярикта заявила, что она не запасла для них лоскутков.