Григорий Ходжер - Белая тишина

• Название: Белая тишина
• Автор: Григорий Ходжер
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1976

Роман «Белая тишина» является второй книгой трилогии о нанайском народе. Первая книга — «Конец большого дома».

В этом романе колоритно изображена жизнь небольшого по численности, но самобытнейшего по характеру нанайского народа. С любовью описывает автор быт и нравы своих соотечественников.

Время действия — начало XX века. Октябрьская революция, гражданская война. Ходжеру удалось создать правдивые образы честных, подчас наивных нанайцев, показать их самоотверженную борьбу за установление Советской власти на Дальнем Востоке.

---

Токто купил новое двуствольное ружье сыну, и Гида увлекся утиной охотой. Каждый день с утра до вечера он пропадал на Харпи.

— Зря жжет порох, — говорил Пота.

— Пусть, зато отвлечется, — отвечал Токто.

На кетовую путину Токто выезжал с близкими друзьями, родственниками. Он остановился на той же релке, где ловил кету каждую осень. Все рыбаки окружающих стойбищ знали, что эта релка место храброго Токто, и никто не смел без его разрешения раскинуть тут хомаран.

У няргинцев вдоволь тоней, большинство на высоких релках и островах. На некоторых даже в большую воду можно было закидывать невод. Болонцы имели меньше тоней, и почти что все они на низких островах. Теперь им приходилось искать новые тони. Токто пригласил на свою релку болонца Лэту Самара.

Лэтэ приехал, как и остальные охотники, со всей семьей. Жена его, толстая, с мясистыми щеками, с мужским голосом женщина, распоряжалась в большом хомаране. Молчаливая красавица Гэнгиэ беспрекословно исполняла распоряжения матери, носила из лодки вещи, раскладывала их в хомаране. Молодые охотники не отводили глаз от Гэнгиэ, и она еще больше смущалась. Гида впервые увидел Гэнгиэ. Сколько раз он бывал в Болони, но ни разу не встретил ее ни в стойбище, ни на берегу реки. Он залюбовался девушкой. Гэнгиэ носила простенький летний халат, кожаные олочи на ногах, но встань она в один ряд с разодетыми девушками, пожалуй, затмила бы своей красотой всех остальных. У нее были необычные для нанайки рыжеватые тонкие волосы, заплетенные в тугие косы, спадавшие до пят. На белом лице девушки, как крылья черного ворона, разметались брови, из-под длинных ресниц блестели глаза, словно две черные смородины, освеженные ночной росой.

Гида почувствовал, как забилось сердце, кровь гулко застучала в висках. Прав был отец! Вот почему он тогда расстроился! Ох, и голова безмозглая!

Гида сразу забыл Онагу, забыл о любви, о клятве, данной на прощание. Он был очарован красотой Гэнгиэ.

«Имя ей правильно дали,[53] - думал он. — Очень правильное. Наверно, о таких красавицах говорится в сказках, что они такие прозрачные, такие нежные, что проглотят фасолинку, и эту фасолинку насквозь видно».

Токто первым заметил перемену в сыне и, подзадоривая его, часто посылал в хомаран Лэтэ то за тем, то за другим.

Кэкэчэ и Идари девушка тоже понравилась, женщины, пока были свободны, часто навещали хомаран Лэтэ и подолгу разговаривали с матерью Гэнгиэ. Лэтэ радовался, не скрывая своих чувств, ведь он скоро породнится с храбрым Токто, которого знают на всем Амуре. Большая честь быть с ним в родстве! Теперь он разрешал дочери вечером посидеть на берегу Амура, побродить по релке, хотя все же выходил проверять, с кем она водится и разговаривает.

Гэнгиэ подружилась с молодыми харпинскими женщинами и девушками и сидела с ними, пока ее не звали на ужин.

— Ты ее меньше заставляй работать, — говорил Лэтэ жене. — Пока нет кеты, нечего зря силы тратить. Пусть посидит, поговорит с новыми подругами.

— Молодые охотники пялят на нее глаза, это разве хорошо? — отвечала жена.

— Замуж выйдет, не будут пялить. Породнимся с храбрым Токто. Вот почему он меня на свое место пригласил. Поняла?

Гэнгиэ тоже узнала, кто ее жених, и стала с любопытством присматриваться к Гиде. Когда он приходил к ним в хомаран, она подавала ему трубку, стыдливо заглядывала в глаза юноши и, встретившись с его взглядом, смущенно опускала голову. Много раз заходил Гида к Лэтэ, но ни разу молодые люди не перебросились словом. Иногда Гида подходил к хомарану, Лэтэ, готовил какую-нибудь шутку, с которой собирался обратиться к девушке, но стоило увидеть ее, как его язык словно прилипал к гортани.

Гида ничего не мог поделать с собой, он прощался с Лэтой и трусливо покидал хомаран. Только оставшись наедине с самим собой он начинал бичевать себя за отсутствие смелости. Начинал вспоминать Онагу, первую встречу с ней; в первый же вечер он признался, что она ему нравится, она ответила, что давно влюблена в него — с этого у них и пошла любовь. Гида до этого никогда не встречался с девушками, но он много слышал от молодых охотников и взрослых мужчин об отношениях с женщинами и потому свою встречу с Онагой, любовь к ней, считал обыкновенным делом. А теперь все получалось по-другому, все необычно. Никто никогда не рассказывал, что любовь может быть такой непонятной и страшной.

«Я трус, и все дело во мне», — горько думал Гида.

Кета с этом году запаздывала. Те небольшие косяки, которые вошли в устье Амура, поднимались в беспорядке, выбирая протоки, где слабее было течение, а большая часть поднималась прямо по затопленным лугам. Рыбаки, ставившие на этих лугах сети, нередко ловили по две-три кетины на сетку.

Рыбаки в день по три, пять раз закидывали невод, но ловили только на уху и потому больше отдыхали, выжидая, когда начнется рунный ход рыбы. И в эти дни в гости к родителям и Токто приехал Богдан на новой оморочке из досок, сделанной Пиапоном.

Рыбаки окружили оморочку, разглядывали, прощупывали, потом столкнули на воду и поочередно прокатились на ней, испытывали плавучесть, ходкость. Все в один голос заявили, что дощатая оморочка нисколько не хуже берестяной, она легка, маневренна, хорошо скользит по воде. Пришли к выводу, что новая оморочка, пожалуй, поднимет полтора средних лося, тогда как на берестянке можно вывозить только одного. Это важное преимущество, решили охотники. Понравились и маленькие весла, ведь на берестянке не прикрепишь уключин. А весла — когда встречный ветер или сильное течение — очень пригодятся.

— Наверное, большой мастер этот брат Идари, — говорили охотники, — никто еще не делал из досок оморочку, а он взял и сделал. Да как хорошо сделал!

Между тем Богдан, красный от смущения, вырывался из объятий матери и Кэкэчэ. Пота с Токто посмеивались в стороне, потом по очереди расцеловали юношу в пунцовые щеки, посадили на кабанью шкуру.

— Соскучился? — спросила Идари.

— Некогда скучать, — солидно, по-мужски ответил Богдан и вызвал улыбку мужчин.

— Ну, как учение? — спросил Пота.

— Хорошо, я уже все буквы знаю. Умею медленно читать и писать.

Богдан, позабыв о солидности, по-мальчишески, хвастливо стал рассказывать о своих занятиях с учителем Павлом Григорьевичем Глотовым, расхваливал его. Потом Пота начал разговаривать с ним по-русски и должен был сознаться, что сын так преуспел в познании русского языка, что ему уже за ним не угнаться.

— Он как русский говорит.

— Вот и хорошо, теперь ты будешь меня учить русскому языку, — сказал Токто. — После рыбалки возвращаешься на Харпи?

— Нет, не могу. Учитель говорит, что грамоте учиться надо долго, несколько лет.

Богдан стал рассказывать няргинские новости о Полокто, Пиапоне, жителях большого дома, где они рыбачат, как ловится у них кета. В хомаран зашел Гида, сдержанно поздоровался с Богданом и сел рядом. Богдан сразу заметил, как похудел и почернел его друг, видно, амурское солнце жарче харпинского, да и ветры тут крепче.

Гида молча слушал Богдана. После праздничных пельменей и продолжительного чаепития он увлек друга из хомарана в редкие кусты шиповника и повалился на теплый, пригретый скупым сентябрьским солнцем песок. Богдан сел рядом.

— Богдан, друг мой, помоги, голова кругом идет!

— Что такое? В чем помочь? — испугался Богдан.

И Гида, заикаясь, рассказал о своей новой непонятной любви к красавице Гэнгиэ, признался в трусости и попросил друга сходить к девушке и передать ей, что он, Гида, будет ее поздно вечером ждать возле ее хомарана. Пусть она выйдет к нему. Богдан выслушал и спросил:

— А Онага? Ты же любил ее, хотел жениться, с отцом даже поссорился.

— Ну, хотел жениться, ну, поссорился! Она замужем и пусть живет с ним.

— Как замужем? — удивился Богдан.

— Ее четырехлетней отдали замуж, — объяснил Гида, — после кетовой путины за ней муж приедет. Поможешь или нет?

— Если Онага замужем, что же делать — помогу тебе, — просто ответил Богдан. — Где живет Гэнгиэ?

— Ты только ей одной передай, при посторонних не говори. Понял? Ой, Богдан, она самая, самая красивая!

«Красивая, красивая, — передразнил про себя Богдан, — влюбляется во всех девушек, а сам слова не может сказать!» И вспомнил Богдан о своей тайной любви к дочери Пиапона, Мире, вспомнил и покраснел, оглянулся на Гиду — не понял ли тот его мысли?

Рядом с хомараном Лэтэ в кустах стоял большой котел, и возле него хлопотала в простеньком летнем халате девушка в кожаных олочах на ногах. Богдан взглянул на нее и удивился, он никогда не видел нанаек со светлыми волосами.

«И правда, необыкновенная», — подумал он. Встретился о ее черными глазами, улыбнулся. Девушка тоже улыбнулась.

— Я от Гиды, — сказал Богдан, разглядывая девушку. — Он просил, чтобы ты вышла поздно вечером, он тебя будет ждать.