Кристина Гарсия - Кубинские сновидения

• Название: Кубинские сновидения
• Автор: Кристина Гарсия
• Издательство: Амфора. ТИД Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-809-X

«Кубинские сновидения» уже не первое произведение американской писательницы, кубинки по происхождению, Кристины Гарсия. Это история жизни трех поколений семьи дель Пино, волею судьбы, революции и Фиделя Кастро оказавшихся в разных лагерях.

По мнению одного американского критика этот роман сочетает в себе «чеховскую задушевность и фантасмагоричность прозы Гарсия Маркеса».

---

На парапете фонтана сидит одинокий слепец. Его кровоточащие пальцы отрешенно сжимают перила. Он смотрит невидящими глазами на женщин, на их непогрешимую хореографию.

Мысли Лурдес мечутся, как голодные собаки. Она вспоминает ту ночь, когда молния ударила в королевскую пальму, – как растерянно кружились птицы в разрушительном северном ветре.

Здесь она потеряла своего второго ребенка. Мальчика. Сына, которого хотела назвать Хорхе, в честь отца. Мальчика, вспоминает Лурдес, мальчика в мягком сгустке крови у своих ног.

Ей вспоминается рассказ о Гуаме, который она читала однажды, о том, как американцы завезли на остров коричневых змей. Змеи уничтожали птиц одну за другой. Они похищали яйца из гнезд, а джунгли оставались безучастны.

Вот чего она боится больше всего: что изнасилование и смерть ее сына были спокойно приняты землей, что все это значит для нее не больше, чем падение осенних листьев. Она жаждет неистовства природы, ужасного и постоянного, чтобы зафиксировать зло. Больше ничто ее не удовлетворит.

Лурдес возвращается на нетвердых ногах к парадному входу. Резные двери красного дерева заменены нелакированной фанерой. Она следует за сиделкой через ворота в пустынный вестибюль. Лурдес вглядывается в линолеум с шашечным рисунком, страстно желая найти в нем свое прошлое, как собака – спрятанную кость, вызвать его из-под черного покрывала земли, вытребовать то царапающее лезвие.

Худенькая сиделка встает перед Лурдес, склонив голову, как попугай. На щеке у нее маленький шрам.

– Могу я вам чем-нибудь помочь? – спрашивает она, обеспокоенная блуждающим взглядом Лурдес.

Но Лурдес не в силах ответить.

Иванито

Все смешалось, как будто меня разделили на части, и они крутятся в разных направлениях. Я проснулся весь измученный, сам не знаю отчего, как будто во сне тяжело работал, передвигая в темноте свои мысли, словно камни.

Прошлой ночью мне приснилось, что я навестил в интернате сестер, и они взяли меня с собой покататься верхом в лесу. Начинался дождь, и лошади блестели от влаги. Я ехал, держась одной рукой за луку седла, а другой погонял лошадь прутом. Мы выехали в поле, где паслись другие лошади. Я пустил свою в галоп, как будто испугался чего-то и мне захотелось убежать, скрыться. Я несся как вихрь через поле и исчез в лесу на другой стороне. Я не знал, куда мчусь, знал только, что не должен останавливаться.

По вечерам мы с двоюродной сестрой Пилар подолгу беседуем на пляже. Я рассказываю о маминых причудах, о кокосовом лете и о том, как мы с ней разговаривали по-зеленому. Я рассказываю о русском учителе, мистере Микояне, и о том, что болтали мальчишки в школе, и о том, как я увидел отца над шлюхой в черной маске, и о его твердом члене с красными венами. Я рассказываю о том, как хоронили маму и как все цвета растаяли, будто в летний день, и о радиоприемнике на пороге у абуэлы. Я рассказываю ей о Человеке-волке. Никогда не думал, что столько могу рассказать.

У Пилар есть книжка, китайский оракул, которая предсказывает будущее. Сегодня она собирает всех в гостиной и предлагает каждому задать вопрос. Лус и Милагро обмениваются взглядами, которые говорят: «Только не это, еще одна ненормальная в семье!» – и отказываются спрашивать. Они странно подавлены присутствием тети Лурдес и Пилар и редко разговаривают с ними, да и со мной тоже. Я рад, что они завтра уезжают в свой интернат. Мне не нравится, как они укоризненно смотрят на меня, как будто общение с Пилар или с тетей меня оскверняет.

Пилар пыталась заговорить с близнецами, но они отвечают ей односложно. Их мир – тесная, наглухо запечатанная коробка. Лус и Милагро боятся впустить туда постороннего. Они боятся любознательности Пилар, как будто это какая-то бомба, которая может разнести на куски их жизнь. Я знаю, вместе они выживут. А что будет со мной? Я стараюсь придумать для «Ицзин» подходящий вопрос, но боюсь спросить о том, что мне действительно хочется узнать. Тетя Лурдес сначала не желает ничего спрашивать и говорит, что все это «китайское суеверие», но потом соглашается. – Увижу ли я когда-нибудь, как восторжествует справедливость? – сердито спрашивает тетя, как будто уже знает, что оракул ее обманет. Но потом она ласково смотрит на меня, трясет в ладонях три монетки и кидает их на стол.

Тетя Лурдес относится ко мне особенно по-доброму, с тех пор как мы танцевали с ней в отеле. Она украдкой смотрит на меня, когда думает, что я этого не замечаю, и часто крепко обнимает без всякой причины. Кажется, тете неприятно, что я столько времени провожу с Пилар, и при всяком удобном случае она меня уводит. «Покажи мне новые танцы, Иванито!» – упрашивает она. Или: «Иди-ка сюда, Иванито, у меня для тебя сюрприз!» Она покупает мне сувениры в магазинах для туристов – шоколадные плитки с орехами, немецкие плавки и много белья, гораздо больше, чем мне нужно. Я говорю ей, что мне так много не надо, что ей не стоит зря тратить деньги, но она настаивает, насильно всучает мне подарки. «Ты мой славный мальчик, Иванито. Ты этого заслуживаешь», – говорит она и целует меня снова и снова.

Она рассказывает мне об Америке, но только то, что, по ее мнению, мне будет приятно услышать. О мальчике с ранчо, который стал миллиардером, или о мальчике, который раньше продавал газеты, а теперь у него дюжина собственных спутников в космосе. «Все возможно, если ты будешь трудиться, mi hijito[63]». Тетя говорит, что собирается открыть сотню булочных по всей стране, от одного побережья до другого, что она хочет стать богатой, как ее кумир – Дюпон, но ей нужна помощь. Я говорю ей, что хотел бы стать переводчиком у мировых лидеров, что хорошо знаю русский язык, но вряд ли она меня слышит. Тетя смотрит сквозь меня и описывает рождественское шоу с шествием верблюдов в Рокфеллер-центре. Я не хочу ее расстраивать, поэтому молчу.

Пилар водит пальцем вверх и вниз по китайской таблице, толкуя символы, затем тихонько качает головой и начинает читать. Тете Лурдес она говорит, что «времена требуют сверяться с течением космоса» и это нужно проделывать, прежде чем предпринимать что-либо. «Выясните свои побуждения, – читает Пилар по книге, сразу переводя на испанский, – именно они являются причиной ваших проблем».

Тетя Лурдес огорчается и говорит, что это похоже на гороскоп и ничего не значит, если сам не захочешь вложить смысл в эти слова, что все это просто пустая трата времени. «Вроде газет здесь на Кубе! Даже для туалета не годятся!»

– А ты, абуэла? – спрашивает Пилар, не обращая внимания на мать. – Ты можешь спросить все, что захочешь. О будущем, например.

Абуэла Селия думает, затем поднимает глаза, улыбаясь. Я не видел ее такой счастливой с тех пор, как умерла мама. Они с Пилар целыми днями просиживают на качелях. Пилар пишет портрет бабушки. Говорит, что уже использовала всю синюю краску и ей приходится смешивать другие, чтобы получить синий цвет. Не знаю, что будет, когда Пилар уедет. Абуэла говорит. «Пока Пилар здесь, все будет хорошо», хотя и знает, что Пилар и тетя Лурдес приехали только на неделю. До их приезда я думал, что бабушка скоро умрет. Но Пилар вернула ее к жизни.

– Будет ли в моей жизни страстное увлечение? – спрашивает абуэла, и мы все удивляемся.

Но ответ не совсем понятен. Пилар говорит, что расположение монет указывает на нечто, что называется «Та куо» – критическая масса. Она объясняет, что это как если деревянный брусок положить на сиденья двух стульев, а сверху нагрузить разными тяжелыми предметами; стоит чуть-чуть нажать, и брусок сломается. «Вы не должны рассчитывать на постороннюю помощь, под натиском этих тяжких времен нужно действовать самостоятельно и решительно», – с сомнением читает Пилар.

Однако абуэлу это толкование, похоже, не слишком занимает, она уходит, чтобы вздремнуть.

Потом Пилар отводит меня в сторону и просит отвести к дому Эрминии Дельгадо. Она говорит, что хочет узнать правду о моей маме и о себе.

– Мне нужно знать больше, чем ты можешь рассказать, Иванито, – объясняет она.

Я никогда не был в доме Эрминии, но все в городе знают, где она живет. Это белый дом с красными ставнями и огромной акацией во дворе. Эрминия выходит нам навстречу, как будто давно ожидала нашего прихода, и угощает соком гуайявы из высоких стеклянных стаканов. Внутри тихо и спокойно. На диване лежат бархатные подушки с кисточками, под потолком крутится вентилятор.

Эрминия садится рядом с нами и берет руки Пилар в свои. На голове у нее высокий тюрбан, и сидит она очень прямо. Когда она говорит, длинные красно-белые стеклянные бусы позвякивают у нее на коленях.

Она рассказывает про маму, про то, какой она была в детстве, как она жила с моим отцом и с другими мужчинами, про тайные церемонии в молельном доме и – потому что Пилар настаивает на подробностях – про ее посвящение и последние месяцы жизни на Пальмовой улице.

Закончив, Эрминия на секунду закрывает глаза, потом встает и ведет Пилар в заднюю комнату, освещенную свечами. Там в углу стоит статуя женского божества из черного дерева, перед ней супница на алтаре, заваленном яблоками, бананами и блюдами с приношениями.