Александр Кулешов - Голубые молнии

• Название: Голубые молнии
• Автор: Александр Кулешов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1976

«Голубые молнии» — роман о десантниках. Десантник — особый воин, он должен уметь многое: быть и стрелком, и радистом, и шофером, и минером, и разведчиком.

Призывник Андрей Ручьев, став десантником, познал не только себя, но и истинные ценности. И себя, и окружающих, и свою Родину он увидел по-новому, нашел настоящих друзей и стал достоин большой любви.

Роман получил премию Министерства обороны СССР за 1974 год.

Издательство «Детская литература» печатает роман в сокращенном варианте.

---

Баня была огромной, тщательно отделанной и поразительно чистой.

Вот сняты штатские доспехи — заграничная куртка, брюки из тергаля, замшевые туфли. Пренебрежительно пройдя мимо шаек и скамей. Ручьев встал под осколок цивилизации — душ.

Он привык на пляже и в бассейне ловить на себе завистливые или восхищенные взгляды. Мало кто из его сверстников мог сравниться с ним телосложением.

Однако здесь, в этой прозаической, общей бане, он с ревнивым чувством убеждался в том, что его новые товарищи мало чем уступают ему. Сам спортсмен, он без труда угадывал силу упругих, тренированных мышц, отмечал уверенность, ловкость движений. Да. все это были крепкие ребята, спортсмены, сильные, гибкие, а некоторые просто богатыри. И когда настала очередь подбирать обмундирование, старшина то и дело крякал:

— Вот черти! Вымахали! Не напасешься. Ну где я на них наберу, товарищ гвардии лейтенант? Хоть филиал «Богатыря» открывай.

Суета, возня, крики долго не смолкали, пока наконец новобранцы хотя бы по внешнему виду не превратились в солдат. Еще не одну неделю они будут без конца одергивать рукава, поправлять ремень, сдвигать пилотку, добиваясь, чтобы все было пригнанным, сидело ловко и ладно, как сшитое на заказ.

Копылов, расположившись на скамеечке под липами, ожидал своих подопечных.

К нему подсел его, как говорили в дивизии, «друг-соперник» и «высокочтимый коллега» старший лейтенант Васнецов. Он тоже командовал ротой и тоже вот-вот должен был стать капитаном. Они одновременно пришли в училище, одновременно его кончили, и были оба направлены в эту гвардейскую дивизию.

И всегда во всем соревновались: на самбистском ковре и в кроссе, в тире и на волейбольной площадке, в учебе и в сдаче экзаменов. А позже — в подготовке своих солдат.

При этом постоянно спорили, не имея, казалось, ни одного вопроса, по которому придерживались бы сходных взглядов.

Васнецов — высокий, стройный, щеголевато подтянутый — с явным неодобрением наблюдал, как Копылов пускает к небесам колечки сизого дыма.

— И курит, и курит, и курит... Просто удивительно, сколько за день ты выкуриваешь. Две пачки, три?

— Одну, — невозмутимо сообщил Копылов и, сделав паузу, добавил: — Неполную.

— Авторитет теряешь, — Васнецов говорил серьезно. — Учишь солдата, что пить вредно, курить вредно, спортсменам тем более, а сам пример подаешь.

— Подаю, — охотно согласился Копылов. — Но, — и он поднял указательный палец, — тут же учу: не во всем командир пример.

— А как же Устав? Статья пятьдесят четыре? «Командир должен подавать пример безупречного поведения», — ядовито заметил Васнецов.

— Нарушаю, — согласился Копылов, — а ты? Где в Уставе сказало, что командир должен быть сухарем, что, как завидят солдата в радиусе десяти километров, должен поджать губы, нахмурить брови и перестать говорить по-человечески, а только цедить слова?

— Это — я?

— Это — ты.

— Не по тому пути пошел, — грустно качая головой, констатировал Васнецов, — в писатели бы лучше подался. В научную фантастику. Цены б тебе не было. Смотри-ка, на протяжении одной сигареты написал целый литературный портрет гвардии старшего лейтенанта Васнецова Эн Ге!

— А что, не прав? Ну скажи, Николай, ты вот за все годы, что служишь, хоть одному своему солдату сказал «ты»?

— Ну и что? Есть Устав, и в Уставе...

— Да брось ты. При чем тут Устав? Это ты такой, а не Устав. Если мне на два дня раньше, чем тебе, капитана дадут, ты небось и со мной эти два дня на «вы» будешь...

Васнецов не ответил.

Со склада начали выходить и строиться солдаты. Пора было идти к ним.

— Итак, товарищи, — громко и торжественно произнес Копылов, обращаясь к притихшему строю, — теперь вы солдаты Гвардейской Краснознаменной воздушнодесантной дивизии. После присяги получите гвардейские знаки. Надеюсь, вы понимаете, к чему вас это обязывает. Сейчас вы будете в карантине, пройдете курс молодого бойца, примете присягу. После мандатной комиссии вас распределят по подразделениям, и в случае боевой тревоги вы, даже находясь в карантине, займете места ваших уволенных в запас товарищей согласно боевому расчету. Завтра с утра я покажу вам расположение части. А пока старшина отведет вас в палатки.

— Рота, смир-рно! Напр-р-раво! Шага-ам марш! — гулко разнесся голос старшины. Пока еще не совсем в унисон, шеренги затопали, удаляясь в сторону лагеря.

Копылов, не двигаясь, долго смотрел им вслед.

У границы военного городка, на отшибе около оврага, стояли палатки.

Место было возвышенное, легкий ветерок доносил сюда горький полынный дух, аромат трав, запах пыли со светлевшей в долинке проселочной дороги, по которой изредка проезжал бензовоз или «газик». Порой слышались то глухие, то ясные и четкие звуки выстрелов — невдалеке находилось стрельбище.

К палаткам вела хорошо утрамбованная тысячами ног дорога. По ее сторонам высились на небольших каменных подставках бомбы и снаряды из дерева и фанеры. Они были сделаны не очень искусно, краска вылиняла и облупилась, и, прочтя на прибитой табличке, например, «авиабомба, начиненная тротилом, вес 2000 кг», особого почтения никто к ней не испытывал.

Палатки стояли ровными рядами, перед каждым рядом возвышался щиток с боевым листком. Метрах в ста располагались летние классы, похожие на беседки в детских садах — у каждой группы своя.

Только таблицы с изображением танков, самолетов, орудий, висевшие в этих беседках, говорили о том, что занимаются здесь не малыши, и делами совсем не детскими.

Ручьев, Дойников, Костров, Сосновский. Хворост и Щукин попали в одно отделение и жили в одной палатке. Командиром отделения временно — до конца пребывания в карантине — назначили Сосновского, Когда ему сообщили об этом, он сказал «есть». А вернувшись в палатку, внимательно посмотрел в глаза товарищам. И всем стало ясно, что он начальник.

Свой авторитет Сосновский укрепил в тот же день с помощью несколько необычного педагогического приема. Около девяти вечера, в личное время, в палатку заглянул Хворост и, хитро подмигнув, высунул из кармана головку зеленоватой бутылки.

Сосновский молча и понимающе кивнул и указал глазами в сторону кустарника на другой стороне оврага.

Так же молча он направился туда, а за ним с минутным интервалом в целях конспирации проследовали Хворост, Костров и Щукин.

Забравшись в кустарник, все уселись по-турецки, в кружок. Потирая руки, Хворост достал бутылку, подкинул на руке.

— Погоди, — тихо сказал Сосновский, — дай-ка сюда. Не знаешь, как с ней обращаться.

— Я не знаю? — Хворост был возмущен. — Да я...

— Дай, покажу, — потребовал Сосновский, чуть-чуть повысив голос, и, когда Хворост нехотя протянул ему бутылку, резким и коротким движением разбил ее о камень. — Вот так с ней обращаются, — сказал он опять очень тихо. — Ясно? По крайней мере, на все время, что мы здесь. Вопросы есть?

И он обвел своих потрясенных товарищей спокойным, внимательным взглядом.

Потом встал и неторопливо пошел обратно в лагерь. Первым нарушил молчание Костров.

— Выпили, — констатировал он с явным злорадством, непонятно к кому относившимся.

— Ну ладно, ну погоди... — бормотал Хворост, — ничего, ничего...

Щукин только махнул рукой.

Утром Ручьев, засунув руки в карманы, стоял перед боевым листком и с улыбкой невыразимого, как ему казалось, презрения читал бичующие сатирические строки:

Ручьев что днем, что ночью руки
В карманы убирает,
А как услышит ложек звуки,
Их тут же вынимает.

Под обличительным четверостишием был изображен солдат с четырьмя руками — две были глубоко засунуты в карманы, а две жадно хватали ложки и дымящиеся котелки.

— Поэт... Бальмонт... — вложив в эти слова всю иронию, на какую был способен, громко произнес Ручьев и оглянулся. Но заряд пропал даром: поблизости никого не было.

— Взвод, выходи строиться! — раздалась громкая команда.

И Ручьев, выпростав руки из карманов, побежал к месту построения.

На следующий день была экскурсия. Старший лейтенант Копылов намерен был в соответствии с традицией провести своих подопечных по расположению части, все показать, объяснить. Пока в общих чертах.

Современный военный городок, в котором квартирует дивизия, это целый город. И совершить но его расположению экскурсию дело крайне увлекательное.

— Это гостиница, — кивком головы Копылов указал на аккуратное двухэтажное здание, расположенное у ворот.

— Для кого? — раздался из рядов чей-то голос.

— Для твоей девушки, — ответил Копылов. Послышался смех. — Вот приедет к вам в гости девушка, или мать, или бабушка, остановится в этой гостинице. А вопросы, между прочим, будете задавать, когда скажу.