Валериан Якубовский - Дезертир

• Название: Дезертир
• Автор: Валериан Якубовский
• Издательство: Анастасия-Воскресенье
• Жанр: О войне
• Год: 1996
• ISBN: 5-8474-0345-5

У книг, как и у людей, судьбы разные. Роман «Дезертир» долго, может быть излишне долго шел к читателю. Но не авторская вина в том. Слишком «скользкой» была тема повествования, слишком «нетипичной», по мнению чиновников от литературы, ситуация, в которой оказался главный герой.

Но разве от этого нарушилась правда жизни?

У Валериана Якубовского, немолодого человека, прошедшего дорогами Великой Отечественной войны, перед глазами были не только случаи, послужившие основой романа. И тем интереснее читать книгу. Спасибо автору за терпение и подвижничество, а братьям Макарихиным ученикам Валериана Адамовича за то, что нашли возможность обеспечить выход в свет книги их Учителя.

Александр ПРАСОЛ, «Красная звезда».

---

Я загонял Шилова, который в поисках запчастей неделю разъезжал по району. Перессорился с кладовщиками, проверил склады МТС, заглянул в отдаленные колхозы и кое-что привез.

Дни замелькали с такой быстротой, что я перестал их замечать и запутался в числах месяца. Последний выходной перед новым годом провел на хуторе, чтобы снова заколотить окна своего дома до окончания войны.

В полдень Татьяна Федоровна на стук топора выбежала на крыльцо:

— Ты почто, Сашенька, колотишься?

— На фронт, Татьяна Федоровна, собираюсь.

— Как на фронт? Ты же старший механик!

— Механики тоже должны воевать.

Накрывая стол, она все же сомневалась, правду ли я сказал. Наконец уяснила, что ради шутки люди окон не заколачивают, что я в самом деле собираюсь на фронт и что ее сыну не придется за меня воевать. Татьяна Федоровна обрадовалась и, кажется, близка была к тому, чтобы простить мне тысячные долги из ее поминальника.

Второго февраля я сдавал мастерские Ивану Ивановичу Щукину, который, бросив катера, решил на старости лет податься поближе к земле и перешел на работу в опытную станцию. Подписывая акт о приеме мастерских, он спросил, на что ему в первые дни обратить особое внимание.

— Самое большое сделано, — сказал я. — Трактора к севу готовы.

— Трактора готовы? — переспросил Иван Иванович.

— Спасибо тебе, Саша… Это больше всего меня беспокоило.

— Сейчас на очереди — текущий ремонт: прицепы, культиваторы, сеялки и прочая мелочь. Сами увидите.

Иван Иванович слушал меня, и сердце его радовалось:

— А на кого можно положиться из людей?

— На всех, Иван Иванович. На Лучинского — особенно. Парень молодой, способный. Технику знает не хуже нас с вами. Лучинский не подведет…

На другой день мы уже стояли перед комиссией в военкомате. Оба с Шиловым признаны годными к строевой службе.

— Ну как, товарищ сержант, желаете быть офицером?

— спросил военком. — Мы вас, как фронтовика, направим в военное училище.

Я не ожидал такого предложения от военкома:

— А нельзя ли, товарищ капитан, сразу на фронт? Военком улыбнулся, с гордостью восприняв мой

патриотический порыв:

— Сейчас, — сказал военком, — как никогда, нужен командный состав. Слишком велики потери среди офицерского корпуса.

— А сколько там учиться? — спросил Шилов.

— Шесть месяцев. Шилов умоляюще посмотрел на меня:

— Давай, Саша, поедем.

— В училище — так в училище, — согласился я. — Поедем! — и, обратившись к военкому, поинтересовался:

— В какое училище?

— В Великий Устюг.

— Там же — пехотное, а мы артиллеристы…

— Ничего, — сказал военком. — Там есть минометный батальон… А минометы — та же артиллерия.

— Зачисляйте, товарищ капитан! Когда отправление?

— Послезавтра.

Военком написал записку директору опытной станции о выделении машины на пятое февраля для доставки нас в Великий Устюг и передал мне.

Накануне отъезда я побывал у директора, договорился о транспорте, попрощался с домом Сидельниковых, и утром все вышли на большак. В числе провожающих, кроме Татьяны Федоровны с дочерью, была Светлана. Потом появился Лучинский. Светлана плакала'. Она не отходила от меня, пока на дороге не появился станционный грузовик.

Шофер остановил машину и, не выходя из кабины, сказал:

— Может, Александр Власович, поедем?

Стали прощаться. Я подмигнул Лучинскому и Валентине, обнял их и пожелал счастья. Светлана первая подала руку Шилову, сказала "до свидания" и. не стесняясь Татьяны Федоровны, подбежала ко мне. Светлана обняла меня и поцеловала. У меня было такое ощущение, будто мы прощаемся навсегда:

— Пиши, Саша… Не забывай…

Татьяна Федоровна заключила сына в объятья и, как полтора года назад повисла у него на шее:

— Не отпущу-у-у!

— Ладно, мама, не плачь, — прослезился и Шилов и, когда мать потащила его за рукав в кабину, что-то прошептал ей на ухо…

Татьяна Федоровна и тут схитрила. В холодный день посадила сына в кабину и избежала нежелательною его присутствия при прощании со мной…

— Стоп, Саша! — прервал Невзоров. — Не кажется ли вам, что Шилов успокоил мать своим скорым возвращением домой?

— Не знаю, товарищ старший лейтенант. Не слышал.

Невзоров что-то записал. Поднялся с места и медленно

прошелся по комнате. Казалось, задумчивое лицо его осветилось новой искоркой любознательности. Он остановился у своего кресла и бросил на Ершова взгляд:

— А как, Саша, с тысячными долгами?

Ершов усмехнулся и с лукавинкой в глазах ответил:

— Перед тем, как сесть в машину, я подошел вплотную к Татьяне Федоровне и с низким поклоном сказал:

— Ну, Татьяна Федоровна, не поминайте лихом. Прощайте. Спасибо за хлеб-соль, за крышу над головой, за все огромное спасибо.

— Не за что, дитятко, — проговорила она и, покосившись на Светлану, которая мешала ей объясниться со мной, добавила: — Только я, Сашенька, хотела поговорить с тобой с глазу на глаз.

— А вы говорите, не стесняйтесь. Здесь все свои.

И Татьяна Федоровна заговорила:

— Вот ты жил у нас шесть месяцев, а за столованьице не платил.

— Сколько нужно?

— Да совсем малость, — махнула она рукой. — Три тысячонки…

Светлана ахнула, отступила назад и отвернулась. Валентина заскрипела зубами. Лучинский зло посмотрел на будущую тещу и опустил голову.

Наступила минутная тишина. Все трое время от времени с негодованием поглядывали на Татьяну Федоровну и с нетерпением ожидали, как я отреагирую на слова этой расчетливой хозяйки:

— Но у меня сейчас нет таких денег. Я после войны отдам.

— А ежели, не доведи господь… тьфу-тьфу-тьфу… тебя убьют? Не на посиделки в другозьбу идешь — под пули германца…

— Вот — дом, а вот — свидетели. Домом расплачусь! — и перемахнул борт кузова. На душе сделалось гадко. Я в последний раз взглянул на заколоченные окна своего дома, на голую березку с заиндевевшими ветвями, на куст калины, высоко поднял руку и помахал Светлане. — Трогай!

Машина рванула вперед и через два с лишним часа остановилась в Великом Устюге у ворот Михаило-Архангельского монастыря на улице Покровского. Мы простились с земляком-шофером, подошли к пропускной каменушке и предъявили документы дежурному офицеру училища.

— Курсант Калашников? — сказал офицер, возвращая нам документы. — Проводите сержанта Ершова и рядового Шилова в штаб.

В тот же день мы познакомились с училищем, прошли санобработку, вымылись в бане, получили новое с иголочки обмундирование и с курсантскими погонами на плечах предстали перед начальником училища полковником Александровым. Полковник, просмотрев учетные данные военкомата направил нас в распоряжение командира минометного батальона майора Кузьмина. Майор Кузьмин препроводил во взвод лейтенанта Малинова.

Начались занятия. Приехавшие со всех концов округа безусые парни усердно штурмовали военную науку, чтобы научиться управлять боем и побеждать.

Став командиром расчета, я помогал Малинову готовить занятия с курсантами, распределяя по минутам время с подъема до отбоя. Огневая подготовка сменялась строевой, тактика — уставами, политбеседы — нередко боевой тревогой с маршами и бросками в противогазах через полосу препятствия… И снова тактика, и снова устава.

В упорном труде прошла весна. Наступило лето. В августе предстоял выпуск офицеров…

И вот в июле — ночное ЧП. Шилов не дошел до санчасти.

Ершов закончил свои показания. Случайные факты из биографии Шилова все же могли стать для Невзорова косвенным доказательством способности этого человека к дезертирству и убийству. В блокноте значились и черная коза, и Николка, и Марыля, и Ян Францевич, и Сысоев, и, конечно же, Зося, Лаптевич, немецкий вездеход и многое другое. Все это подчеркнуто синим карандашом и таило в себе, если не сам состав преступления, то что-то очень похожее, чтобы завести новое дело и добиться у прокурора визы на поиски и арест Шилова на его родине.

Поблагодарив за правдивость показаний, Невзоров встал из-за стола и с блокнотом в руке подошел к Ершову:

— Ну, Саша, вольно или невольно, но вы подтвердили мою версию, что Шилов жив и скрывается дома, у матери. Не удивляйтесь. Эта женщина не только выпестовала дезертира. Она раскрыла перед ним дверь в свое логово и держит в подвале, оберегая от правосудия. Через две недели состоится заседание военного трибунала. Вас пошлют в штрафную рогу. Если прокурор не даст визы на арест Шилова и вы вернетесь после войны в Кошачий хутор, будьте осторожны. При первой же встрече Шилов постарается вас… убить, и ваша невеста выйдет замуж за другого. Это, Саша, тот совет, который я обещал высказать позже, и я предупреждаю вас именно сейчас, потому, что следствие закончено. Пренебрегать этим советом вы не имеете права, если хотите жить.