Валериан Якубовский - Дезертир

• Название: Дезертир
• Автор: Валериан Якубовский
• Издательство: Анастасия-Воскресенье
• Жанр: О войне
• Год: 1996
• ISBN: 5-8474-0345-5

У книг, как и у людей, судьбы разные. Роман «Дезертир» долго, может быть излишне долго шел к читателю. Но не авторская вина в том. Слишком «скользкой» была тема повествования, слишком «нетипичной», по мнению чиновников от литературы, ситуация, в которой оказался главный герой.

Но разве от этого нарушилась правда жизни?

У Валериана Якубовского, немолодого человека, прошедшего дорогами Великой Отечественной войны, перед глазами были не только случаи, послужившие основой романа. И тем интереснее читать книгу. Спасибо автору за терпение и подвижничество, а братьям Макарихиным ученикам Валериана Адамовича за то, что нашли возможность обеспечить выход в свет книги их Учителя.

Александр ПРАСОЛ, «Красная звезда».

---

Сережа остался один еще в Вологде, на улице Чернышевского, где родился и вырос в небольшом домике с палисадником. Отец Сережи, Иван Сергеевич Меньшенин, работал в паровозном депо на станции. Мать, Елизавета Петровна учительница базовой школы пединститута. Сережа был их единственным сыном, учился в той же школе и накануне войны, когда перешел в седьмой класс, увлекся авиацией. Чкалов ему представлялся богом воздушного океана. А когда узнал, что Чкалов погиб в 1938 году, сначала не поверил, а потом долго и безутешно плакал.

— Ты смотри мать, — сказал как-то Иван Сергеевич, застав сына за чтением какого-то серьезного труда о развитии отечественного воздухоплавания, — парень не на шутку увлечен авиацией.

Счастливая Елизавета Петровна с гордостью говорила мужу:

— Что ж, это хорошо, Ваня.

Но счастье продолжалось недолго, началась война. Отца призвали по мобилизации в числе первых. Тысячные толпы провожающих заполнили перрон, когда они втроем пробирались к эшелону. Тревожные свистки отходящего поезда разрывали Сереже сердце. Отец заскочил в вагон.

— Береги сына! — крикнул он Елизавете Петровне.

Эти слова навсегда остались в памяти Сережи, как самое

дорогое воспоминание об отце, потому что были последними.

Елизавета Петровна до конца своих дней берегла сына. Иван Сергеевич не сберег себя. В начале декабря, после двух писем, полученных от него с фронта, пришла похоронная. Он погиб на Волоколамском шоссе, когда войска генерала Рокоссовского отходили на оборонительный рубеж, откуда вскоре началось наступление Красной Армии под Москвой.

С утратой отца Сережа почувствовал себя одиноким… В долгие зимние вечера он часто видел заплаканное лицо матери. Но видел и то, что мать, сидя за стопками тетрадей, иногда поглядывала на него, когда он читал, и красивое ее лицо уродовалось от невыносимых болей и искажалось до неузнаваемости. "Ведь она больна", — думал Сережа, и сердце его сжималось.

Однажды в июне, когда отцветала черемуха и душистые метелки сирени смотрели в окна меньшенинского домика, Сережа принес из школы свидетельство об окончании седьмого класса с похвальной грамотой Наркомпроса и удивился. Мать не вышла на работу. С грелкой у живота она лежала на диване, на котором с газетой в руках любил когда-то отдыхать отец.

— Что с тобой, мамочка? — спросил Сережа, чувствуя, как у него дрожат губы. Он боялся, что мать окончательно сляжет в постель и на его голову обрушится еще один несправедливый удар судьбы.

Видя тревожную озабоченность сына, Елизавета Петровна замялась и не ответила на его вопрос. Взяла свидетельство и, чтобы отвлечь сына от своей болезни, тихонько спросила:

— Кушать хочешь?

— Нет, мамочка. Не хочу.

— Умница, — рассматривая свидетельство, сказала она. — Круглый отличник. Спасибо тебе, мой синеглазик.

На щеках ее заблестели слезы. Но это были слезы не радости за успех сына. Это были слезы отчаяния. Слишком велика опасность остаться мальчику сиротой. Елизавета Петровна не могла представить его одного в мире, пылающем в огне опустошительной войны, и заплакала.

Сережа подсел к ней на диван, прижался к ее лицу горячей щекой и начал гладить белокурые волосы.

— Мамочка, не надо болеть… Пожалуйста, — с детской наивностью упрашивал Сережа, как будто болезнь — личное желание человека и стоит приложить побольше волевых усилий, как злой недуг прекратится.

— Глупенький. Если б это, Сереженька, зависело от меня, — вздохнула мать, — я бы никогда не болела.

— Может, врача вызвать?

— Пожалуй, да, — согласилась Елизавета Петровна. Так будет лучше.

Сережа выбежал на улицу. Он знал, что скорая помощь не работает, потому что все машины отправлены на фронт, и пешком отправился в поликлинику.

Вечером пришел врач, осмотрел больную и потребовал немедленной госпитализации.

— Молодой человек, — сказал он, обратившись к Сереже. — Потрудитесь отыскать хлебную карточку больной. Елизавета Петровна ужаснулась и с надеждой посмотрела на врача: — А нельзя ли, доктор, карточку оставить сыну?

— Никак нет-с, — ответил доктор. — Вас нужно ставить на довольствие в стационаре. Тем более, — продолжал он, — вам необходима диета. У вас печень.

Сережа, протягивая хлебную карточку, вдруг спросил:

— Скажите, доктор, это опасно?

— Что опасно?

— Печень…

Доктор посмотрел на него из-под круглых очков и нехотя сказал:

— Всякая болезнь, молодой человек, опасна, если больного не лечить.

Не знал Сережа, что у матери — рак, что жить ей осталось недолго… Сережа сопровождал ее до больницы и вместе вошел в палату. Прощаясь, он пожелал матери скорого выздоровления и силился улыбнуться. Но вместо улыбки на глазах заблестели слезы.

— Подожди, — остановила его Елизавета Петровна. — Не торопись.

Чем-то острым кольнуло в сердце мальчика. Ему показалось, что мать хочет проститься, что она больше никогда его не увидит. То же предчувствие овладело и Елизаветой Петровной. Она понимала, что видит сына в последний раз, и ей хотелось сказать что-то важное, чем бы он мог руководствоваться всю свою жизнь. Но прежде всего она попросила Сережу подать телеграмму тетушке Меланье, чтобы скорее выезжала. Потом, приблизив сына к себе, обняла его и поцеловала:

— Успокойся, мой мальчик… Ты уже большой… Если что случится со мной, поступай в авиационное училище…

Сережа, не стыдясь глазеющих сестер в нянечек, заплакал и, всхлипывая чуть слышно проговорил:

— Спасибо, мамочка… Прощай… Я выполню твое завещание, — и, не оглядываясь, вышел из палаты.

Елизавета Петровна умерла через неделю. Хоронили ее всей школой. Тетушка Меланья, как и следовало ожидать, опоздала на похороны сестры. Она приехала, когда Сережа хотел уже поступать на работу в паровозное депо, откуда уходил на фронт отец и где хорошо знали мальчика.

Меланья была старше Елизаветы Петровны, но никогда не выходила замуж. Христовой невестой перешагнула свое сорокалетие и вступила в пятый десяток одинокой холостяцкой жизни. Работала она в торговле…

Сережа не любил Меланью за ее ворчливость, которой она изводила мальчика, и грубил ей, когда приезжала в гости. Меланья не оставалась в долгу и платила племяннику той же монетой.

Теперь она, открыв дверь и окинув наметанным глазом неубранную квартиру, застала Сережу одного и в недоумении спросила:

— А Лиза где?

Сережа заплакал. Он понял, что тетушка не получила телеграммы и приехала в областной центр случайно, по командировке. Но в тоже время Меланья как будто знала, что сестры нет в живых, так как прихватила с собой, письмо, в котором Елизавета Петровна за месяц до своей смерти просила взять Сережу на воспитание до его совершеннолетия.

Выслушав племянника о событиях последних двух недель, тетушка предложила Сереже переменить место жительства и дала прочитать письмо матери.

Сережа боялся принять опрометчивое решение, но и не выполнить предсмертного желания матери тоже не мог и стал собираться в дорогу.

Меланья превратила в хрустящие червонцы громоздкие вещи, мелочь упаковала в чемоданы и отправила на пристань, а в домик Меньшениных пропустила знакомых ей торговиков-квартирантов.

Уезжая, Сережа оголил кусты сирени в палисаднике и целую охапку цветов снес на могилу матери. Взял с собой семейный альбом с фотографиями родителей и похоронку отца, которая, по его мнению, должна помочь ему при поступлении в авиационное училище.

Шесть дней, как подстреленная птица обессиленными крыльями, хлопал колесами маленький пароходик по обмелевшей реке. Часами простаивал на перекатах, в тумане, грузил дрова, пока не разразился оглушительным гудком у пристани — Великий Устюг.

Чистенький городок с его восьмисотлетней историей, застывшей на куполах узорочных церквей и в фасадах старинных зданий Советского проспекта, понравился Сереже. Это была родина его матери. Из окон дедовского дома, доставшегося тетушке в наследство, белокаменной стеной открывался вид на Михаило-Архангельский монастырь с его пятиглавым кубическим храмом. С началом войны в стенах монастыря разместились военные.

Сережа вышел на улицу. Ему хотелось в первый же день обойти город и ознакомиться с ним хотя бы с внешней стороны. Сережа побывал в Парке культуры и отдыха, заглянул в окно знаменитой "Северной черни", поднялся к щетинной фабрике, прошел по Земляному мосту, который у старожилов пользовался дурной славой…

Но самым замечательным событием дня было знакомство с дедом Евсеем. Евсей жил на задворках дома тетушки Меланьи, среди огородов, в избушке, напоминающей белую баньку. Старушка Прокопьевна по утрам суетилась у печки, а свободное время отдавала уходу за грядками. Дед Евсей ловил рыбу, продавал ее на базаре, а деньги сдавал в банк на счет обороны, открытый по просьбе военкома специально для деда Евсея.