Памелла Джекел - Звезда моря

• Название: Звезда моря
• Автор: Памелла Джекел
• Жанр: Исторические любовные романы

От изысканных салонов Чарльзтауна до выжженных солнцем берегов Ямайки проделала свой путь, полный необычайных приключений Анна Бонни. Свободная, дерзкая и непокорная, она скитается по морям наравне с мужчинами, сражается как лев, смотрит опасности в лицо и любит горячо и страстно.

Роман «Звезда моря» — история личной жизни Анни Бонни, королевы пиратов.

---

— Я тоже когда-нибудь стану капитаном… Робин научился не смеяться над девочкой, но слегка улыбнуться он себе позволил:

— А я буду твоим старшиной-рулевым.

— Но запомни, Робин, я обязательно буду капитаном и буду забираться на мостик, когда захочу, и ты меня не остановишь!

***

Вечером Анна слушала матросские байки, молча сидя в матросском полубаке. Она знала, что, если будет молчать и вести себя тихо, то дольше останется незамеченной, и ее не станут выгонять. Как только девочка задавала вопрос, ее тут же выдворяли в свою каюту. Многое из того, что она слышала, было ей непонятно, но интонации сказанного завораживали ее.

Анна слушала о сражениях с громадными морскими львами, пойманными сетью в северных морях; о затонувших деревнях, в церквях которых звонят колокола, когда приливы и отливы выносят на поверхность подводных рифов погибших моряков; о штормах, взбивающих морскую пену в зеленое масло; о людях, которые в панике бросаются за борт Она слышала какие-то намеки о женщинах, так непохожих на ее мать, с длинными белыми ногами, жаркими поцелуями и алыми губами. Слышала истории о великом Испанском флоте, с набитыми золотом огромными сундуками, который был богаче, чем весь Восток. Девочка сидела наполовину бодрствующая, наполовину спящая, пока не тускнел свет фонаря, а дым от матросских трубок не превращался в густой туман, а голоса матросов то пропадали, то появлялись опять. Как-то вечером, тихо сидя на стуле, Анна наблюдала, как матросы проводят сеанс спиритизма. Рассказы о приведениях были обычным явлением на корабле. В штормовые ночи, когда волны Атлантики с грохотом подбрасывали судно, даже самые стойкие говорили о фантомах. Анне, которая выросла в Ирландии, это доставляло даже удовольствие, а не ужас. Когда начался рассказ, сильнее обычного скрипнула якорная цепь, а на стене, освещенной керосиновой лампой, появилась тень от крыльев летучей мыши, и корабль словно окутался тайной. Матросы собрались в круг, соединили руки на маленьком табурете, поставленном вверх ногами на стол.

Один, наверное, самый смелый матрос спросил:

— Дух, ты с нами?

Табурет двигался, когда корабль то поднимался, то опускался на волнах, и дух отвечал на вопросы, которые ему задавали. И все это выглядело вполне правдоподобно. Определенный настрой был достигнут. Стали рассказывать самые страшные истории о кораблях-призраках, о проклятых капитанах, предсказывающих гибель проплывающим мимо судам, о крысах-вампирах и мистических альбатросах, о кроваво-красных парусах, которые, самовозгораясь, заманивали невинные корабли на песчаные отмели и уничтожали их. Море казалось самым подходящим местом для таких историй.

Но больше всего Анне нравилось слушать истории о пиратах. Матросы называли их «эти презренные подонки», или «трусливые собаки пиратских шлюх», или что-то в этом роде, в интонациях, привлекающих ее внимание. Она поняла, что моряки недолюбливали пиратов, но тайно ими восхищались. Любой из команды, хоть и привирая, мог рассказать об особенно ужасном походе с необыкновенным капитаном-тираном, который сделал их жизнь чертовски невыносимой:

— Ну, а я видел одного зверя, который глотал живых извивающихся тараканов и жевал известковую глину. И все это он проделывал, стоя у штурвала.

— А я знавал капитана Стейнса, который на своем «Рочестере» высек матроса шестьсот раз просмоленным канатом в дюйм толщиной.

— Ты, трусливый щенок! Бог свидетель, я там был и что-то тебя не заметил. Да к тому же, я видел кое-что и похлеще. Я видел, как капитан в наказание привязал своего помощника к корме, и тот тащился за кораблем, а акулы жрали его ноги, а он вопил, моля о пощаде, как резанная морская корова. Я до сих пор слышу его голос: «Спасите меня, ребята!»

— Клянусь Пресвятой Девой, если б я увидел такое, сам бы стал пиратом. Они хоть плавают на своих собственных кораблях.

Все молча кивнули в знак согласия с особым пониманием свободных людей моря. Робин тихо сказал:

— В честной службе мало выгоды. Плохо кормят, поэтому мы такие худые. Мы должны пахать целый месяц, чтобы отложить хоть фунт. А пираты едят свежие фрукты, они свободны и могут взять такую добычу, которая заставит позеленеть от злости любого губернатора. Пиратские корабли плавают в теплых морях, а мы мотаемся туда-сюда по северному побережью. Да, лучше складывать денежки на счет, чем мечтать об этом.

— Попридержи свой язык, Робин. Нимрод — хороший капитан, но он спустит с тебя шкуру, если услышит твои разговоры.

— Я знаю, ребята. Да я ведь просто так говорю. Но что верно, то верно — жизнь у пиратов гораздо веселее.

— Да, веселее и короче, — сказал боцман, после чего все разговоры стихли.

17 сентября, в полдень, раздался долгожданный крик: «Земля!». Чарльзтаун появился на горизонте как слабый мираж.

«Профит» пересек залив, оставив позади Хогайленд, Джонсон Форт. Он шел к Бэттери, чтобы бросить якорь в теплых тихих водах реки Купер. Анна стояла и смотрела на город, пока отец помогал матери собраться с силами и сойти на берег.

Солнце палило безжалостно… Окна домов выходили на море. В зеленом парке, вдоль аллеи Бэттери, девочка могла различить деревянные фигурки, вырезанные аккуратно и с большим вкусом, сады, обнесенные высоким забором, широкие террасы и красивые дома, выкрашенные белой краской, которые, казалось, дрожали в жгучем душном мареве. Она видела отдыхающих собак, спрятавшихся в густую тень, привязанных лошадей и заблудившихся цыплят, купающихся в придорожной пыли. На причале лежали огромные бочки, ожидая погрузки, а в воздухе пахло спелыми фруктами и цветами.

Пристань Гадстен была основным посадочным и погрузочным пунктом в городе, и Анна насчитала около тридцати судов, скопившихся у восточных доков. По ту сторону больших ворот города она увидела выцветший от солнца и морского воздуха кирпич, карликовые пальмы с гладкими стволами и серый испанский мох в ветвях зеленого дуба. Когда они погрузились в маленький ялик, который должен был отвезти их на берег, Анна протиснулась между пассажирами, чтобы в последний раз попрощаться с Робином, который стоял, перегнувшись через поручень. Они попрощались накануне вечером, но она не сомневалась, что они опять встретятся. И правда, его слова были многообещающими:

— Когда Вы станете прекрасной леди, и весь Чарльзтаун будет у Ваших ног, мисс Анна, я зайду к Вам в гости и буду смущать старыми воспоминаниями.

— Попробуй!

Он рассмеялся и ущипнул ее за щеку:

— Ну, что ж, помни, я тебя предупредил!

***

В 1709 году Чарльзтаун был обычным городом Британской колонии. Корабли в гавани стояли, в основном, под английскими флагами и принадлежали владельцам больших белых и синих домов с видом на море. В Чарльзтауне производили шелк и индиго — новую экспериментальную культуру, за которую англичане платили большие субсидии. Индиго — растение, которое использовалось для производства синих и пурпурных красителей. Многие гонялись за ними из-за их редкости и престижа, так как это были цвета королевской семьи. Но главным продуктом, производимым в Чарльзтауне и являющимся основным предметом торговли и приносящим основной доход, был рис. Его выращивали на плантациях, которые простирались вверх по течению рек, и вывозили в Англию на кораблях, в больших бочках. Одним из таких кораблей и был «Профит». Чарльзтаун так же был известен как крупный центр торговли. Прямо отсюда товары поставлялись в северные колонии, Лондон, Африку и в Вест-Индию. А обратно везли сахар, специи, карибский ром. В трюмах были рабы из Африки, одежда и роскошные вещи из Европы, что делало жизнь в южных колониях сноснее, чем в северных портах.

Люди в Чарльзтауне были на редкость колоритны и космополитичны, особенно, если сравнивать их с однородными пуританскими поселениями. Это были выходцы из благороднейших семей Европы, пираты Карибского моря и рабы, только что привезенные из Африки, вперемешку с освобожденными чернокожими с островов. «Вольнонаемные», работающие на плантациях за бесплатный переезд, пищу и жилье, заключившие договор слуги из Англии, гугеноты из Франции, шотландцы и ирландцы, бежавшие от «меча» Кромвеля, религиозные фанатики, ищущие прибежища и романтики, подбирающие себе «тепленькое» местечко под солнцем. Последние приплывали и уплывали, как обломки в гавани Чарльзтауна.

Матросы говорили, что здесь больше женщин, чем на севере, так как этот город имел репутацию красивого места, где дешевая земля, теплые ночи и вполне достаточно рабов. Здесь было меньше церквей, меньше тюрем, больше проституток на одного матроса и гораздо больше болезней, чем могли вылечить двадцать четыре городских доктора.

Официально Чарльзтаун был собственностью и управлялся лордами-наместниками, выходцами из благородных английских семей и единственными аристократами, чье гражданство здесь допускалось. Практически, это была первая капиталистическая колония в Новом Свете, и здесь правили деньги.