Борис Солоневич - Заговор красного бонапарта

• Название: Заговор красного бонапарта
• Автор: Борис Солоневич
• Издательство: Издательство «Сеятель»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1958

---

— Как вам будет угодно, коллега. — Пока я буду приготовлять свои инструменты, попросите пациента раздеться до пояса.

Через несколько минут массивный, особо чуткий фонендоскоп[32] профессора прильнул к волосатой груди Сталина. В тонкие резиновые трубки вошел шум биения сердца.

Чу… Шу-у-у… Чу… Шу-у-у… Ровный сильный звук был ясен и ритмичен Профессор передвинул мембрану фонендоскопа к устью аорты. Сердечная машина и там была в достаточном порядке.

Оторвавшись от аппарата, профессор исследовал зрачковые рефлексы, чувствительность кожи и коротко кинул:

— Рентген, битте.

Все нужные материалы были приготовлены заранее. Плетнев сейчас же протянул профессору требуемое. Пленка негатива была ясна и бесспорна. Слабыми, но четкими линиями обрисовывалась сердце нормальных размеров. Сосуды сердца были заметны на снимке только чуть более темными извилистыми змейками за черным, словно тюремным, переплетом ребер, грудной кости и позвоночника.

— Сколько лет пациенту? — Шестьдесят.

— Странно… По состоянию сердца я не дал бы ему больше 46–47. Курит? Пьет?.. Та-а-ак… Вы не ошиблись ли, показывая мне этого пациента? — Нет, коллега.

Аппингер пожал плечами.

— Ну, что ж… Для его возраста сердечно-сосудистая система не дает данных для опасения. Конечно, есть неврастения, зависящая, очевидно, от злоупотребления табаком и спиртным. Может быть, имеются и постоянные тревоги и заботы в размерах, превышающих нормальные… А в общем — ничего серьезного.

— Будьте добры, коллега, все это изложить на бумаге.

Тот, пожав плечами, присел за стол и написал несколько строк.

— Как назвать пациента?

— «Пациент номер 1», — коротко ответил ему чиновник. Через минуту профессор поднялся. — Есть еще кто-нибудь?

— Да, пожалуйста, профессор. Пожалуйте за нами.

— Так, может быть, проще пациента сюда пригласить, чем мне бегать по комнатам и хрупкие инструменты с собой носить? — недовольно спросил немец.

— Извините, герр профессор. Распорядок этот установлен не нами, а приказаниями свыше… И поэтому…

— В мире медицины нет «приказаний свыше», — высокомерно оборвал чиновника знаменитый немец. — Есть только научная целесообразность. Качество осмотра и свежесть нервов врача важнее всяких «приказаний свыше».

Плетнев наклонил голову, чтобы скрыть в седеющей бороде улыбку.

— Все это в так называемом у нас «буржуазном мире»… А здесь — все иначе. Я очень прошу вас, коллега, не нервничать и следовать распоряжениям. Мы ведь эти распоряжения не сами выдумали. Мы тоже обязаны им следовать.

Немец, возмущенно дернув узкими плечами, ворча последовал за ним через коридор в другую комнату. При появлении в дверях профессора, сидевший там человек поднялся. Аппингер с удивлением узнал в нем… Сталина.

— Позвольте, — повернулся он к своим спутникам. — Но ведь этого господина я только что осматривал?

— Простите, профессор, — спокойно, с чуть заметной усмешкой склонился к нему чиновник. — Вы обязались не задавать вопросов, не имеющих отношения непосредственно к болезням. Это — «пациент номер 2»…

Профессор качнул головой с видом недоумения и негодования, и взялся за свой фонендоскоп. На этот раз его осмотр был много длительнее и внимательней. Аритмии в биениях сердца, глухие шумы и анормальности в размерах, видимо, заинтересовали его. Невнятно разговаривая сам с собой, кардиолог задал несколько коротких вопросов и решительно повернулся к Плетневу.

— Этот пациент в плохом состоянии. Миокардит и невроз. Совершенно очевидно отравление ядами — наркотиками. Никотин, алкоголь, кокаин, героин. Начинающееся ожирение сердца на почве недостатка движения…

Плетнев молча показал ему на стол с бумагой. Немец написал несколько страниц своим неразборчивым почерком и поднялся.

— Еще кто-нибудь? — лаконически спросил он.

— Да, пожалуйста, профессор. Еще трое. Сюда вот.

Немец послушно направился за своими спутниками, но когда в следующей комнате перед ним снова поднялся новый Сталин, он с раздражением обернулся.

— Да что же это, в самом деле, коллега? Я ведь не мальчик, чтобы со мной всякие мистификации производить. Тут театр, что ли? То вы мне почти здоровых людей показываете, то какой-то паноптикум из одних и тех же двойников!.. Я отказываюсь в таких условиях от осмотра!

— Это — «пациент номер 3», — учтиво склонился к разъяренному маленькому профессору изящный чиновник. — Очень прошу вас, герр профессор, не нервничать. Смею вас уверить, что никакой насмешки и театральности во всем этом нет. Таковы политические требования данного положения.

Слова «политические требования» прозвучали так веско и серьезно, что профессор, — злобно взглянув на холодное лицо чиновника и уловив призыв к терпению в глазах Плетнева, взялся за свои инструменты. Прислушавшись к первым же звукам сердца «пациента номер 3», профессор сразу же забыл свое недовольство. Тут перед ним была несомненно тяжелая болезнь. Звуки биения сердца были глухими, словно клапаны сердечного насоса заржавели и погнулись. В стуках сердечной машины не было признаков какой-либо ясной поломки или дефекта, но, очевидно, что вся она до крайности изношена и уже негодна для больших напряжений. Исследование кровяного давления, рентген, функциональная проба с несомненностью определили бесспорную картину тяжелой хронической болезни.

— …Н-да, — протянул он, поворачиваясь к Плетневу и говоря пониженным тоном. — Тут клиническая картина angina pectoris («грудной жабы»), резкого артериосклероза и слабости сердца. Какова профессия пациента?

— Мне запрещено ответить на этот вопрос, коллега.

Немецкий профессор с недоумением посмотрел на лицо русского ученого, хотел сказать что-то резкое, но удержался и только пожал плечами. Получив ответы о питании, отдыхе, курении, вине, возрасте и образе жизни этого «пациента номер 3», Аппингер стал догадываться, что, по всей вероятности, именно этот Сталин и есть настоящий. Но он ничем не показал своей догадки, спросил Плетнева о прошлом пациента, еще раз тщательно с помощью своих хитроумных замысловатых приборов выслушал сердце, тщательно с лупой в руках, сняв громадные очки, осмотрел рентгеновские снимки и молча сел за стол. На этот раз его диагноз был длинен и полон подробностей. Все трое — уже одевшийся пациент, Плетнев и чиновник, молча стояли сбоку, стараясь не мешать знаменитости в его мыслях.

А тот, то опять снимал свои очки, потирал высокий лысый лоб, то снова задумывался. Когда он взялся за ручку, Плетнев, незаметно приблизившись, стал читать своими дальнозоркими старческими глазами строчки, потянувшиеся из-под пера знаменитости. Повинуясь сердитому взгляду «пациента номер 3», чиновник бросил на русского ученого угрожающий взгляд и даже пытался за рукав оттянуть его от стола. Но тот сделал вид, что не понял.

Медицинские фразы, перемешанные с латинскими терминами, лились и лились из-под пера. Но вот появилось слово: «прогноз»[33] и Плетнев еще ближе наклонился над венским коллегой.

«В данном возрасте и при данном нервном состоянии больного болезнь неизлечима и медленно, но неизбежно, будет прогрессировать. „Exitus laetalis“[34] возможен в любой момент, но может быть также отсроченным на многие годы. Пациент может умереть внезапно от паралича сердечной мышцы или от кровоизлияния в мозг. Возможны также тромбозы в других ветвях сосудистой системы. Решающую роль могут играть внешние обстоятельства — жизненные удачи или неудачи, внутренние потрясения, повышение нервного напряжения и пр.»

Написав еще несколько фраз относительно общей линии в лечении, профессор встал и, кивнув головой интересному с точки зрения врача пациенту, пошел к двери.

— К номеру 4? — коротко спросил он.

Слабая усмешка поползла по тонкому лицу чиновника.

— Именно, профессор. Вот сюда, битте! — ответил он, бережно складывая и пряча в портфель подписанный диагноз. В этот момент пациент кивнул ему головой.

— Когда то, что профессор этот намарал, будет переведено — немедленно принесите мне. Если какая-нибудь живая душа, кроме вас, увидит эти бумаги… То… Понимаете?

— Понимаю, товарищ… пациент, — почтительно ответил чиновник.

Вслушивавшийся в интонации незнакомых русских слов, профессор улыбнулся и уже в благодушном настроении прошел в другую комнату. Там, при виде поднявшегося ему навстречу нового Сталина, он даже не удивился. Но на «номер 4» ушло только несколько минут.

— «Запив» (здоров), — коротко бросил он Плетневу и, как выдрессированное животное, послушно пошел дальше. Последний пациент опять вызвал его врачебный интерес. У него оказался порок сердца в достаточно опасной форме. Профессору доставило особое удовольствие разобраться в тонкой путанице шипящих, глухих звуков сердечных клапанов и потоков струящейся внутри, за покровом из кожи, мышц и костей, крови. Как хороший шахматист перед запутанным положением на доске, профессор ясно понял слабые и сильные стороны сложного процесса, совершающегося в грудной клетке «пациента номер 5». С видимым удовольствием специалиста, разобравшегося в трудном положении, он написал свой очередной диагноз и вопросительно поглядел на чиновника.