Юрий Владимиров - В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945

• Название: В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945
• Автор: Юрий Владимиров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-227-02356-8

Мемуары рядового Юрия Владимирова представляют собой детальный и чрезвычайно точный рассказ о жизни в немецком плену, в котором он провел почти три года. Лишения, тяжелые болезни, нечеловеческие условия быта. Благодаря хорошим языковым способностям автор в совершенстве овладел немецким языком, что помогло выжить ему и многим его товарищам. После окончания войны мытарства бывших военнопленных не закончились – ведь предстояла еще длинная дорога домой. На родине Ю.В. Владимиров свыше года подвергался проверке, принудительно работая на угольных шахтах Донбасса.

---

Товарищи сняли с меня рубашку и увидели на спине кровавые следы побоев. Сосед по нарам Поп вытащил из своего мешка пузырек с йодом и, смазав раны, опять сказал: «Все в руках Божьих, надо потерпеть». Мне пришлось просить товарищей впредь не подводить меня – ведь за их глупые выходки приходится отдуваться мне. Но до конца плена фельдфебель больше не поднимал на меня рук и даже почти не повышал голос при всех провинностях – не только моих личных, но и моих товарищей.

На следующий день на утренней поверке фельдфебель напомнил, что я и другие товарищи вчера были им наказаны, но далеко не так крепко, как следовало бы. Если подобное безобразие и иные недопустимые поступки повторятся, то наказание будет очень суровым – виновных отправят в штрафной или в концентрационный лагерь. Все сказанное фельдфебель попросил перевести, но не меня, а Сашу Зинченко, что тот и сделал.

Ноябрь подошел к концу. И вот в один из вечеров после ужина пришел в барак старший ефрейтор Куле и передал распоряжение – следовать за ним к фельдфебелю. Товарищи это услышали и подумали, что фельдфебель опять будет за что-нибудь избивать меня плеткой. Поэтому они сразу бросились ко мне, чтобы помочь хорошо одеться, – дали мне надеть под мундир еще какую-то одежду, чтобы удары не причиняли особо сильной боли. К счастью, на этот раз фельдфебель вызвал меня не как мальчика для битья. Фельдфебель сообщил, что командование не считает возможным дальнейшее пребывание на аэродроме не только советских, но и голландских военнопленных. По мнению фельдфебеля, в связи с «временным» неблагоприятным положением на фронтах данный аэродром хотят превратить из учебного в боевой, предназначенный для истребителей и штурмовиков. Для нашего содержания выделен бывший танцевально-театральный и банкетный зал в Гостином дворе деревни Цшорнау. Но человек десять по разным причинам отошлют в другие команды. Утром при построении он сделает этот отбор. А пока попросил сообщить товарищам только о предстоящем переселении и добавил, что для переселения надо подготовить жилое помещение, построить кухню, соорудить выгребную уборную, сделать проволочное ограждение вокруг лагеря и пр., что займет больше месяца. Завтра же для этих работ он направит в Цщорнау группу голландских военнопленных соответствующих специальностей, а позже и советских.

Когда я возвратился в барак, товарищи кинулись ко мне с вопросом, за что и сильно ли избил меня фельдфебель. Но по моему виду поняли, что этого не произошло.

Утром, кажется 29 ноября, фельдфебель выбрал и вывел из строя 9 человек. Среди них оказалось: двое бузотеров в столовой, больной экземой на руках Кондратенко, возвратившийся на днях из госпиталя в Шморкау Плехов, трое с кличками – Комиссар, Француз и Поп и еще двое пленных. Я ожидал, что фельдфебель скажет, почему оставляет этих людей, но этого не случилось. Удивился, что фельдфебель не назвал десятого человека.

В обед мы узнали от работников кухни совершенно неожиданную новость. Оказалось, фельдфебель вызвал к себе повара Мишу Федерякина и отправил его с вещами в сопровождении неизвестного конвоира в какой-то другой лагерь. Таким образом, Миша оказался десятым высылаемым из лагеря пленным. Лишь через несколько дней я осмелился спросить фельдфебеля о причине высылки Миши. Он ответил, что русским нельзя охмурять немецких женщин, а Михаэль этим принципом пренебрег, поэтому удаление его от паршивой бабенки было для него единственным спасением. Судьба Миши все же оказалась печальной – из плена он не вернулся.

Новым шеф-поваром вместо Миши Федерякина фельдфебель назначил работавшего там же Алекса (или Толстяка) – Алексея Никоновича Огиенко, а его помощником – работавшего вместе с ним Ивана Сорокина. На освободившуюся должность рядового кухонного работника пошел по моей рекомендации Вятский – Иван Соколов. Иван был худощав, подвижен и силен физически – иногда один распиливал на чурки двуручной пилой стволы деревьев и раскалывал топором чурки с множеством крепких сучьев.

В тот день, когда число пленных в нашем коллективе уменьшилось на десять, мне удалось поговорить со старшим рабочей команды голландцев, которые возвратились из Цшорнау, где готовили для нас жилье. Он сообщил, что местность там очень хорошая, рядом лес, через деревню протекает речка, жители – простые и открытые, сочувствуют пленным.

В декабре основным видом работы для нас оставалась все та же разгрузка и погрузка бараков на станции. Так как стало холодно и сыро, пленные стали шить себе шапки-ушанки, находя где-то лоскуты шерсти, вату, кусочки кожи. Особенно отличались южане Александр Ващенков и Семен Никифорович Ярошенко (по прозвищу Косой), проживавший до войны в Азове. Они оба были замечательные мастера и пошили несколько шапок товарищам, разумеется не бесплатно.

Вечером в День Сталинской конституции – в воскресенье 5 декабря – члены моего «колхоза» после мытья в душе и ужина собрались отметить эту праздничную дату примерно так же, как праздник 7-е Ноября. Только было уселись за стол, как заявился Вилли Нииндорф и позвал меня с собой к фельдфебелю, попросив одеться как можно «параднее». Надеть шинель Вилли не разрешил, из-за чего Андрей Маркин предположил, что фельдфебель хочет избить меня перед своим начальством. Но Вилли засмеялся и отрицательно помахал ладонью.

В комнате фельдфебеля вместе с хозяином сидел военный летчик – лейтенант чуть старше меня. Я остановился у двери, поприветствовал его и фельдфебеля по-военному и доложил, что «я, переводчик Юрий, нахожусь в вашем распоряжении». Офицер встал, тоже козырнул мне в ответ и представился Руди Эрихом. Оказалось, этому офицеру известно, что я бывший студент солидного московского вуза. Поэтому он и несколько его близких единомышленников хотели бы строго конфиденциально пригласить меня к себе и побеседовать относительно сложившейся ситуации, а также узнать, какова на самом деле жизнь в Советском Союзе. Сказанное лейтенантом сильно удивило меня, но приглашение его я принял. Лейтенант увел меня с собой, дав слово фельдфебелю, что к 20 часам я буду возвращен в лагерь.

Он привел меня в комнату, где сидели пять военных авиаторов – два офицера и три фельдфебеля, которых я сразу поприветствовал по-военному. Хозяин, в свою очередь, представил мне своих гостей, угостил дорогой сигаретой, дал ее прикурить от зажигалки и усадил рядом с собой. Передо мной поставили бутылку лимонада, а я при этом сказал себе: «Поставили бы лучше что-либо поесть».

Началась беседа, касавшаяся сначала обычных биографических данных. Затем задали вопрос, кто, по моему мнению, выиграет войну. Я ответил, что, безусловно, Советский Союз и союзники. Наступило тягостное молчание, после чего один из присутствовавших заявил: «Нет, выиграет только Америка». Я хотел сказать, что это в конечном итоге вполне возможно, но посчитал, что такой ответ покажется им непатриотичным.

Дальше я заметил, что сегодняшний день является в СССР праздничным – Днем Конституции, где декларированы и гарантированы все свободы и права граждан страны, и в частности права на труд, отдых и образование, и изложены также их обязанности. Я долго рассказывал о других вещах, а меня всё угощали и угощали сигаретами, так что в результате у меня сильно закружилась голова – не помог даже стакан лимонада. Поэтому беседу прервали до завтрашнего вечера. Лейтенант Руди привел меня к фельдфебелю, выразив надежду, что завтра мы встретимся вновь. Когда он ушел, фельдфебель поставил меня в известность, что отец этого лейтенанта владеет в Дрездене табачной фабрикой, поэтому мне надо постараться получить от него для товарищей хотя бы десяток сигарет, а для фельдфебеля желательно – сигару.

На другой день я продолжил немецким летчикам свою «лекцию» о Советском Союзе. Рассказал о коммунистической партии, ее ведущей роли в государстве и о Сталине. Ответил на вопросы об организации и работе промышленности в стране, о системах оплаты в ней труда и об отдыхе трудящихся, а также о среднем и высшем образовании. Особо коснулся национального состава СССР, расшифровав по-немецки значение каждой буквы в этом его кратком обозначении. Военных вопросов вообще не касался, объяснив, что не являюсь по ним специалистом.

Опять мне дали много сигарет, но я выкурил только две штуки, а остальные демонстративно положил в карман, заявив хозяевам, что выкурю их завтра, и, кроме того, осмелился попросить Руди дать мне пару сигар, если он их имеет, поскольку «такое курево еще ни разу в жизни не пробовал», что в действительности так и было. Тот, не говоря ни слова, вытащил из чемодана три сигары и еще дал две пачки сигарет по шесть штук в каждой. Естественно, я отдал все три сигары фельдфебелю, что его привело в восторг, так как в то время добывать такое «деликатесное» курево немцам стало очень сложно.

Вечером 7 декабря состоялось мое последнее «занятие» с немецкими летчиками. На этот раз они пожелали узнать наиболее важные русские слова, которые, возможно, им «понадобятся при дальнейшей службе на Восточном фронте». И тут я прежде всего сделал летчикам намек, чтобы они не губили зря свои и противника жизни в этой, как считаю, проигранной Германией войне и сажали свои самолеты на русских аэродромах, где им пригодятся русские слова. Каждый слушатель записал их немецкими буквами в своем блокноте.