Геннадий Семенихин - Над Москвою небо чистое

• Название: Над Москвою небо чистое
• Автор: Геннадий Семенихин
• Издательство: Военное издательство Министерства Обороны СССР
• Жанр: О войне
• Год: 1962

«Над Москвою небо чистое» – это одно из произведений советской литературы, правдиво рисующих суровую военную осень 1941 года, драматические события первого периода Великой Отечественной войны. Герои Геннадия Семенихина – простые советские люди, красота души которых раскрывается в дни самых тяжелых испытаний. Летчики-истребители, защищавшие московское небо в грозном сорок первом году, – настоящие патриоты, вынесшие на своих плечах всю тяжесть оборонительных боев.

---

– Варя, я тебя люблю! Варя, родная, хорошая, не отталкивай, – прошептал он громко.

Мгновенная вспышка холодного пламени осветила прямоугольник окна, неказистую комнату, замершее от волнения лицо девушки. Взрыв рявкнул где-то совсем близко. Тонкие стекла зябко затренькали, охнул и покосился старенький московский домик. Им показалось, что обоих отбросило куда-то в сторону. Алексей еще сильнее сжал в объятиях Варю, тихо повторил:

– Навсегда! Понимаешь? Лучше тебя я никого не найду.

Вибрирующий свист отбомбившегося «юнкерса» уплывал вдаль, постепенно затихая. В московском небе вслед ему все так же остервенело били зенитки, и прожекторы, обозленные тем, что «юнкерсу» удалось нырнуть в звездный мрак, продолжали шарить над крышами, но прямоугольник окна уже не был таким карнавально ярким.

– Алеша… и мне, – слабо прошептала Варя, – мне тоже никого больше не надо. Слышите? Никого. – И она первая потянулась к нему губами, холодными после пережитого волнения. Они были тугими, жесткими и неумелыми, ее губы. Даже Алеша, никого еще не целовавший, заметил это.

– Ты еще никого не любила, – сказал он утвердительно.

– Нет. А ты?

– Тоже нет, Варя.

– Знаю, милый. Ты весь светлый, Алеша… Ты добрый и ласковый. Я хочу, чтобы ты оставался таким всегда. Говорят, чтобы полюбить, нужно долго знать человека. А я не верю. Я тебя один раз увидела. Помнишь, когда ты осадил этого приставалу? И сразу подумала: вот стоит парень, ему можно верить.

– Не надо, ничего больше не говори, – прошептал Алеша. – Как ты прикажешь, так и будет. Хочешь, я буду целый год тебя ждать? Хочешь, до конца войны?

– Ой, Алешка, хороший, любимый Алешка, ну зачем эти клятвы? – сдавленно засмеялась она. – Ты у меня один, один-единственный… Понимаешь?

Она положила ему на плечи тонкие обнаженные руки, и Алеша почувствовал на своей щеке их нежный пушок. Показалось: стоит он у крутого обрыва и одна лишь мысль стучит в его мозгу: «Прыгай! Прыгай!» Но все же он колебался.

– Ну а если… если вдруг в воздухе меня приложат? Она не дала ему договорить и, трепетная, неуверенная еще в своем счастье, закрыла ему рот губами.

– Глупый, любимый, ты же сам сказал, что заколдован от зениток и «мессершмиттов».

– Так то я шуткой.

– Вот и пускай эта шутка до самого последнего дня войны остается правдой.

И снова пришла к Алеше мысль о том, что многое изменится в его судьбе, если он сделает еще один, самый последний, самый решительный шаг. «Может, воздержаться, может, не надо?» – спросил его кто-то неуверенный и расслабленный. Но тотчас же был заглушен горячим сильным голосом: «А если все поет в тебе от этой близости!»

От Вариных волос и от Вариного тела опьяняюще пахло солнцем и ветром.

– Люблю, – стихая, шептала она, – люблю… на всю жизнь.

Алеша проснулся от мягкого прикосновения. Варя целовала его в щеку прохладными свежими губами. Рассветало. На голубых обоях ярче выступали фотографии в рамочках и большой портрет Льва Толстого. Алеша удивленно посмотрел на Варю. В первое мгновение ее осунувшееся лицо с синими кругами под глазами показалось менее привлекательным, чем всегда. Но память сразу же вернула ему вчерашний день, и Алеша почувствовал огромную нежность к этой первой в его жизни женщине. Зарываясь лицом в его плечо, не поднимая стыдливо-счастливых глаз, Варя шепнула:

– А я тебя не стыжусь… я тебя совсем не стыжусь… вот видишь.

– Вот что, Варя, – сказал он строго и веско, – как только возвратимся на аэродром, сразу поженимся. В загс – и точка. Словом, по всем правилам.

– Зачем? – счастливо спросила Варя.

– А не хочу я, – сердито объяснил Стрельцов, – не хочу, чтобы кто-нибудь даже подумать посмел, что ты незаконная.

– Ой, Алеша, – улыбка сбежала с побледневших губ Вари, – а может, все-таки обождать? Чтоб люди не говорили, что мы почти не знакомы, а поженились. Пусть побольше пройдет времени. Хорошо, милый?

– А аттестат?! – воскликнул он.

– Какой аттестат?

– Самый настоящий, денежный. Я поделю его на тебя и на маму.

– Зачем? Мы же оба на фронте. Помогай по-прежнему маме.

– Но я и тебе хочу помогать.

В комнате становилось все светлее и светлее. Новый фронтовой день возникал над Москвой. И вместе с ним в жизнь возвращалось то властное, что называлось службой, воинским долгом и не могло считаться ни с личным покоем, ни с личным счастьем, каким бы огромным и чистым оно ни было. Гладя растрепанную Барину голову, целуя ее в зажмуренные глаза, Алеша уже видел аэродром, обветренные лица друзей, думал о перелете на новую точку. Посмотрев на часы, он сказал об этом Варе.

– Мне тоже пора, – грустно улыбнулась она. – Ты не забыл, что нам теперь в один гарнизон?

– А как ты доберешься? Я слышал, что из-за этой вчерашней паники электрички не ходят.

– О, пустяки! На попутных доберусь.

– Я тебя провожу до шоссе.

– Хорошо, Алеша, а пока отвернись. Не могу же я одеваться на твоих глазах.

Через час они уже были на московской окраине. На контрольно-пропускном пункте пожилой сержант из числа ополченцев быстро остановил полуторку с продовольствием, направлявшуюся в сторону Раменского, и приказал шоферу посадить Варю в кузов. Устроившись на деревянном ящике с броской этикеткой «Папиросы», она кивнула Алексею, звонко выкрикнула: «До встречи!» – и махала вытянутой рукой до тех пор, пока машина не скрылась в облаке пыли за дальним пригорком.

Глава десятая

Аэродром, куда передислоцировали демидовский полк, был огромен. Бескрайнее по своим размерам поле приютило в эту грозную осень сразу несколько боевых полков. С бетонированных полос поднимались в воздух не только истребители. На боевые задания уходили отсюда и стройные двухкилевые красавцы «петляковы», и горбатые бронированные штурмовики «Ильюшин-2», получившие у немцев прозвище «шварце тодт». Под остекленными крышами ангаров стояли длинные ширококрылые четырехмоторные «анты» и серые ТБ-3 – их плоскости издали напоминали шиферные крыши. Это были машины, на которых совершали дальние перелеты Чкалов, Громов, Осипенко. И на них – молчаливых свидетелей довоенной славы советской авиации – с уважением смотрели теперь фронтовые летчики, задубелые от ветров, спокойные, десятки раз побывавшие между жизнью и смертью.

Многоэтажные белые корпуса авиагородка прятались в редком сосняке. Деревья выбегали и на аэродром, растягиваясь ровным рядом вдоль его северной оконечности. Именно здесь, среди вечнозеленых сосен и пожелтевших хрупких берез, выбрал место для своего КП Демидов. Щуря цепкие глаза, он по-хозяйски осматривал подъездные пути и рулежные дорожки, когда на летное поле сел одинокий «ишачок».

– Глядите-ка, наш орелик пришел! Стрельцов!

На голос командира из землянки сбежались летчики. Когда Алеша подошел к командиру, их было уже около десяти.

– Ну что, сынок? – весело спросил его Демидов, улыбаясь в колкие усы с искорками седины.

Алеша вскинул ладонь к шлемофону, и Демидов мгновенно стал торжественно-серьезным, щелкнул каблуками.

– Товарищ командир, – доложил Алеша, – выполняя ваше задание, лейтенант Стрельцов сопровождал самолет ЛИ-2. Самолет ЛИ-2 благополучно совершил посадку. Во время сопровождения вел бои с тремя «мессершмиттами». Одного сбил.

– Двух, Стрельцов, – поправил Демидов.

– Одного, – упрямо повторил Алексей.

– Двух, – еще раз сказал подполковник. Стрельцов ответил недоуменным взглядом.

– Так ведь второй, он сам, товарищ командир. Демидов расхохотался, подмигнул Румянцеву:

– Видал, комиссар, что делается? Командир полка говорит двух, а он спорит. Если утверждаете, что сбили одного, объясните, почему сгорел второй «мессер»? Он что, добровольно спикировал и врезался в матушку-землю?

– Нет, он гнался за мной.

– А вы?

– А я на пикировании чуть-чуть дал ногу, как это капитан Султан-хан делает. Дал, чтобы увернуться, а «мессер» – в землю, товарищ командир.

– Плохо, лейтенант! За тактику двойку вам надо поставить.

– Разве я неправильно применил маневр?

– Правильно. Только весьма смутно представляете себе, что такое победа в воздушном бою.

– Я вас не понимаю, товарищ командир. Демидов похлопал его по спине.

– Эх ты, молодо-зелено. Да какое же вы имеете право утверждать, что не сбили самолет противника, если этот самолет врезался в землю в результате вашего маневра, а?

– Понятно, товарищ командир, – озадаченно проговорил Алеша под всеобщий смех.

Демидов широкой спиной повернулся к летчикам и громко крикнул, заглядывая в темную пасть землянки:

– Петельников! Распорядитесь, чтоб вечером в столовой именной торт был и лишний литр вина. В честь Стрельцова. Он позавчера над Бородинским полем уложил двух «мессеров», прибавил славы Бородину. И потом он совершенно забыл, что сегодня ему двадцать один год.